Золушка - Макбейн Эд (читаемые книги читать .TXT) 📗
— Конечно, помню, День отца, — перебила его Сьюзен. — Но, Мэтью, я прежде всего хочу извиниться за воскресную ночь.
— Не стоит.
— Мне так стыдно, просто хоть умри!
— Да пустое…
— Я именно поэтому и собиралась позвонить. Чтобы извиниться. Я искренне сожалею, Мэтью.
— Я тоже.
— Уйти так глупо. Просто ужасно глупо. — Сьюзен запнулась и добавила: — Как раз тогда, когда нам было так хорошо.
Разговор оборвался.
Мэтью откашлялся и заговорил первый:
— Слушай, Сьюзен, так как же насчет уик-энда…
— Да, да, — откликнулась Сьюзен. — Я думаю, вот как мы сделаем. Ты бы мог заехать за Джоанной в пятницу часов в пять?
— Разумеется.
— И если у тебя будет время, может, зайдешь чего-нибудь выпить?
Снова тишина на линии.
— Да, это меня вполне устраивает, — сказал наконец Мэтью.
— И меня тоже.
— Хорошо… Пятница, пять часов, так?
— Так. Тогда всего тебе хорошего. И знаешь, Мэтью…
— Что?
Сьюзен понизила голос:
— Было и в самом деле хорошо.
Щелчок на линии.
В голосе Сьюзен прозвучало почти девичье смущение.
Мэтью с улыбкой положил трубку на рычаг. Придвинул к себе первое из двух дел. На обе папки Синтия еще вчера утром наклеила ярлычки — как только он передал ей ксерокопированные материалы. В каждой папке находился стандартный по форме контракт Отто с нанимателем, подписанный обеими сторонами и состоящий из двух основных пунктов. Первый пункт обозначал цель найма, во втором Отто принимал на себя обязательство вести расследование добросовестно и дискретно, но без гарантии, определенной или подразумеваемой, что это расследование непременно даст желаемый результат. Должно быть, Отто однажды на чем-то погорел и не получил свой гонорар, а потому и добавил в контракт последнюю оговорку. В папках лежали тщательно отпечатанные ежедневные заметки Отто по делу.
На ярлычке первого дела стояло имя: Дэвид Ларкин.
С какой стороны вы приближаетесь к городу — с моря или суши — значения не имеет. Отовсюду виден щит «СУДА ЛАРКИНА», двусторонний, белый, с большими синими пластиковыми буквами. Крупнейший торговец плавсредствами во всей Калузе. Продаст вам судно новое или подержанное, любого назначения и размера, от ялика до яхты. Фирма Ларкина, как утверждала телереклама, это Путь к Воде. Выставочный салон расположен на Трейл, а за салоном — глубоководный канал с вместительным доком для пятнадцати, а то и двадцати судов, в зависимости от размера. За каналом Птичий заповедник, за ним начинаются внутренние воды, вы можете взять судно напрокат для прогулки. Будьте моим гостем. Суда Ларкина — это Путь к Воде.
Поздним утром в среду Ларкин сидел с Джимми Бухгалтером на носу яхты класса «крис-крафт констеллейшн», длина пятьдесят семь футов, яхте лет двадцать, но она в превосходном состоянии, можете, если пожелаете, отправляться на ней хоть прямо на Багамы. Ларкин был одет в джинсы с подтяжками и белую прямую рубашку с короткими рукавами. На рубашке синяя надпись: «Суда Ларкина. Путь к Воде». Джимми Бухгалтер носил зеленый костюм из синтетики, коричневые башмаки, белую рубашку и засаленный галстук; на носу зеркальные солнечные очки, на голове соломенная шляпа с узкими полями. Рост у Джимми пять футов восемь дюймов, а вес сто восемьдесят фунтов, и Ларкин считал, что он больше похож на разжиревшего испанца, чем на итальянца, которым на самом деле был. Настоящее имя Джимми — Джеймс Антони Ларгура, но почти все называли его Джимми Бухгалтер или Джимми Ноги, оба прозвища имели прямое отношение к его занятию. Джимми Бухгалтер приходил повидаться с вами, когда наставал час платить долги. Джимми Ноги ломал вам нижние конечности, если вы не могли расплатиться. Или руки. Или голову. А иногда просто разбивал вам очки.
Джимми приходился Ларкину младшим братом.
Он пришел спросить, не одолжит ли Ларкин ему и нескольким его друзьям суденышко, на котором они собирались совершить небольшое путешествие в пятницу двадцатого июня. Нужно было суденышко типа «сигарета», способное обогнать катер береговой охраны. Джимми и его друзья ожидали груз, о котором Ларкин знать ничего не хотел. Он поставил себе за правило не расспрашивать Джимми о его делах. Таким образом Ларкин оставался чист как стеклышко. Время от времени Джимми просил его о такой услуге, как сегодня, и он неизменно отвечал то же, что ответил сейчас:
— Если кто-то случайно оставит ключи от судна, а еще кто-то ими воспользуется, я могу об этом и не узнать. Судно возвращается целое и невредимое, и все отлично. Откуда мне знать, что им пользовались?
— Ладно, заметано, — сказал Джимми.
Ему уже сорок два года, подумал Ларкин, а он выглядит как жирный испанец, одежду покупает на распродажах со скидкой, как сопливая шпана. «Заметано»! Господи Иисусе!
— Тогда мы ее подхватим ночью, сечешь?
— Если я ничего не буду об этом знать, — ответил Ларкин.
— Но ключи останутся в одной из твоих «сигарет»?
— Весьма возможно, что их оставят там по ошибке.
— Ладно, я усек.
«Усек»! Господи!
Они продолжали сидеть на солнышке, потягивая пиво.
— Я слыхал, ты одну шлюху разыскиваешь, — возобновил разговор Джимми.
Ларкин только глянул на него.
— Проститутку из Майами, — как ни в чем не бывало продолжал Джимми.
Ларкин молчал.
— Сперла у тебя часы, — сказал Джимми.
— Откуда ты узнал? — не выдержал Ларкин.
— Ты помнишь Джеки? Джеки Паскони, у него мать держала кондитерский магазинчик, когда мы еще мальчишками жили в Нью-Йорке. Ну? Джеки? Паскони? У которого брата зарезали в Аттике? Не помнишь Джеки?
— А что с ним такое?
— Он иногда работает, то есть работал на того парня, которого застрелили в воскресенье. Еврейчик, я забыл его фамилию. Джеки кое-что делал для него в Майами.
— Что он делал?
— Да так, высматривал, вынюхивал. Вроде осведомителя, только не по-настоящему, потому что не для полицейских, а для этого еврейчика, частного сыщика, не могу вспомнить, мать его за ногу, как его звали, ну не могу сейчас!
— Самалсон, — подсказал Ларкин.
— Да, правильно, Самуэльсон.
— Ну?
— Ну, я встретил его случайно на собачьих боях, он мне рассказал, мол, твой брат нанял частного сыскаря, чтобы разыскал шлюху, которая поперла у него золотой «Ролекс». Это он мне рассказал.
Ларкин глядел на Джимми и молчал.
— Так это правда? — спросил Джимми. — Нагрела тебя на пять долларов да еще сперла «Ролекс»?
— Я ей ничего не заплатил, — ответил на этот раз Ларкин. — Я даже не знал, что она проститутка.
— Но часы она прихватила.
— Да.
— Взяла и ушла с ними?
— Они лежали на тумбочке.
— А ты что, дрых тем временем?
— Да.
— Это уже утром было?
— Да.
— Ты проснулся, а ее нет?
— Да.
— И часов нет.
— Да.
— Так какого лешего ты нанимал сыщика? Почему ко мне не обратился? Я тебе родной брат, помог бы.
— Понятно.
— Лучше, чем обращаться к вонючему сыщику, это уж точно. Тем более что его шлепнули.
— Ладно.
— Ты думаешь, она могла это сделать?
— Я знаю, что это она, — раздраженно сказал Ларкин.
— Пришила его? Право слово?
— Нет, я думал, ты про часы.
— Про часы, ясное дело. Но ты не считаешь, что она убила сыщика?
— Хрен ее знает, что она еще сделала!
Одно он знал наверняка: она украла у него часы. Знал он и еще кое-что, о чем не сказал даже Самалсону и ни в коем случае не собирался сообщать брату. И вообще никому. Никогда. Шлюшка поганая! Ларкин все так же сидел на фордеке надраенной до блеска яхты, и его толстый братец Джимми Ноги-Бухгалтер в своем костюме из полиэстера по-прежнему торчал рядом с ним на палубе, но думал Ларкин вот о чем: что, если девка и в самом деле прикончила Самалсона? Предположим, он подобрался слишком близко? Предположим, она знала, что это посерьезнее солидного золотого «Ролекса», нечто такое, из-за чего хорошенькое девичье личико может неузнаваемо измениться. Предположим, Самалсон установил, что она водит компанию с тем, кому ни к черту не нужна болтовня о его исключительных сексуальных качествах. Самалсон установил, а она это уловила. Все возможно. Отчаянные люди способны на отчаянные поступки.
