Слепая кара - Рокотов Сергей (серии книг читать бесплатно .txt) 📗
— Экспертами установлено, что удар ножом был произведен человеком намного ниже Николая Фомичева. Рост Фомичева сто восемьдесят три сантиметра, а его брата Ивана — сто восемьдесят пять. Такие дела…
— Значит, убила женщина?
— Очень похоже.
— Ладно. Спасибо, Костя, за интересное сообщение. У меня здесь завтра будут Люба Фомичева и ее дочь Наташа Павлова. Любопытно будет с ними побеседовать.
— Подозреваешь их?
— А почему бы и нет? — устало улыбнулся Николаев. — Личностью покойник был довольно гнусной, это очевидно. А уж кому он там особенно насолил, разберемся по ходу.
Глава 5
— Ну как там? Что там? — Люба выскочила из своей комнаты, как только услышала звук ключа, поворачиваемого в замке входной двери. Вера Александровна стояла на пороге, усталая, бледная, в летнем старушечьем потрепанном пальто и немодной косынке на голове.
— Ну что? Что? — торопила Люба старуху. — Рассказывайте.
— Да что вы беспокоитесь, Люба? — Вера Александровна прошла в коридор и стала открывать ключом свою дверь. — Все я рассказала так, как надо.
— Что значит «так, как надо»? — удивилась и даже рассердилась Люба. — Вы рассказали так, как было, и ничего не испугались, никаких угроз? Вы это имеете в виду?
— Я не это имею в виду, Люба, — раздраженно ответила Вера Александровна и вошла в свою комнату.
Та последовала за ней. — Совсем не это.
— Вы, Вера Александровна, что-то темните! — Люба стала кипятиться от этих ее недомолвок. — Вы говорите так, как есть, и все. Нечего тень на плетень наводить, мне и так тяжело!
— А нужно ли вам это? — Вера Александровна поглядела на Любу странным каким-то взглядом. На тонких ее губах застыла страшноватая улыбка. Люба, как завороженная, глядела на нее, чувствуя, что по спине у нее непонятно почему поползли мурашки.
Она глядела и глядела, в комнате воцарилась зловещая тишина. Тишину прервал звонок в дверь.
Люба побежала открывать.
— Мам, это я! — заорал с порога взъерошенный Толик — Меня в наказание после уроков оставили на два часа. Жрать хочу, сил нет!
— Ничего не получишь! — закричала раздосадованная его появлением Люба. — Ничего у меня нет!
На кой ляд ты стекло разбил в кабинете директора, ты мне скажи?! У нас такое горе, а я должна в школу мотаться, разбираться в твоих мерзостях! Тебе уже десять лет, ты соображать должен!
— А я чо? Я нечаянно. Мы на перемене побежали в футбол гонять, а на обратном пути мячом чеканили.
Я больше всех начеканил, а эта падла Горшков толкнул меня нарочно, я и хотел ему по тыкве мячом заехать, обидно было, мама, понимаешь. Он увернулся, а мяч прямо в стекло…
— Заткнись! Замолчи, гадость такая! В кого же ты такой паскудник растешь?! — закричала Люба и вдруг осеклась. Она внимательно глядела на сына и молчала. Ей было страшно. Она поняла, в кого растет этот бессердечный неугомонный пацан. До нее внезапно дошло, кто такой был ее покойный муж Коля, мясник, хозяин, человек с золотыми руками. Страшные картины промелькнули перед ее глазами, и она как-то стала оседать на пол, чуть не упала, но взяла себя в руки и пошла в комнату.
— Там суп вчерашний и колбаса в холодильнике.
Сам разогрей и ешь, — тихо сказала она и села на стул.
Облокотилась на стол и закрыла лицо руками.
Она хотела отгородиться от всего мира, она не желала ничего знать, это было ее политикой уже лет пять. Она же знала, она прекрасно знала, хоть знать и не хотела, что ее муж Николай сожительствует с ее дочерью Наташей. Она никогда не заставала их вместе, но сколько было случаев, когда все было ясно, понять она могла все происходящее по глазам Наташи, сначала затравленным, диким, молящим о помощи, потом жестким, ненавидящим все вокруг, потом циничным и равнодушным ко всему. Ну почему, почему она отмахивалась от этого? Ведь это была ее дочка, ее и Сашина. Они так ее любили, так нежили, радовались первым успехам — первому шагу, первому слову, первым прочитанным буквам, какая она была хорошенькая, пухленькая, светловолосенькая, голубоглазенькая, как она смешно лепетала, какие складочки были у нее на ручках и ножках. Умненькая, сладенькая девочка… Как она тяжело переживала смерть отца, ей было уже восемь лет, она же все понимала. Только никак не могло до нее дойти, что папа уже никогда не вернется домой. Наташа тогда не поехала на кладбище, осталась дома под присмотром Веры Александровны, готовящей поминальный стол.
Потом Вера Александровна рассказывала Любе, какие вопросы Наташа задавала ей. Она спрашивала, когда папа вернется. «Папа умер, Наташенька, — отвечала плача Вера Александровна. — Он уже не вернется».
«Ну, а потом, когда я опять буду совсем маленькой, вот такой?» — говорила девочка, и соседка, уже не в силах отвечать, рыдала в голос. «Он вернется, вернется, — утешала она ее. — Его душа к нам прилетит и будет всегда с нами. Только ты его не забывай, никогда не забывай». — «Конечно, вернется, — говорила Наташа, уже задумчиво и с сомнением в голосе. — Только очень нескоро…»
На кой черт Люба вышла за Николая?! Зачем она сделала это? Это же был изверг, нечисть… Как она его боялась! Только теперь она понимает, до какой же степени она его боялась! И Наташа его боялась" жутко-, до помрачения рассудка. И он все сделал по-своему, все… Жил здесь, жрал, пил, имел двух женщин, и мать, и дочь… Туда ему и дорога, окаянному псу… Только все же, кто его убил? Что такое скрывает Вера Александровна? И почему этот постреленок обязательно появляется тогда, когда не надо?
Толик деловито наливал разогретый суп себе в тарелку, резал огромными ломтями колбасу, потом прямо из салатницы стал поедать вчерашний салат. Люба глядела на него и, видя знакомые фомичевские черты, чувствовала отвращение к сыну. «Грех это, — подумала она. — Он-то в чем виноват?» И сказала вслух:
— Кушай, сынок, кушай, там со вчерашнего немало чего осталось, сам бери что надо, я устала что-то, чувствую себя плохо.
— А чо устала-то? — пробасил Толик. — На работу не ходишь, дома сидишь. Чо те уставать?
Люба внимательно поглядела на него и промолчала.
Ей не хотелось вступать с ним в пустую перебранку, тем более что переспорить его было невозможно. Ей надо было, чтобы он наелся и ушел гулять. А ей бы удалось переговорить все-таки с Верой Александровной.
Трапезничал Толик долго. Наевшись до отвала, он налил себе огромный бокал фруктовой воды, оставшейся от вчерашнего застолья, выпил его залпом, потом громогласно рыгнул и заявил, что идет гулять.
Он думал, мать не отпустит его за сегодняшнюю выходку, но ошибся.
— Иди, иди, сынок, накушался, иди, гуляй, дыши воздухом, — спроваживала его Люба. — Чего тебе тут сидеть, в духоте? Иди, иди…
Толик удивленно поглядел на нее, пожал плечами и отправился на прогулку.
Люба кинулась в комнату к Вере Александровне.
— Вера Александровна! — Люба буквально ворвалась в комнату соседки. — Ну, наконец-то нам дадут поговорить! Времени-то сколько? Ух ты! Уж пятый час!
Ну надо же, как время летит! Ну и денек сегодня!
Вера Александровна еще раз внимательно поглядела на Любу.
— Погодите немного, — тихо сказала она. — Я очень пить хочу, сейчас принесу чайник, он вскипел, наверное.
Она вышла и тут же вернулась, неся старенький зеленый чайник.
— Вам налить? — спросила она Любу.
— Да какой там чай? Пейте сами. Вера Александровна, и говорите, что вы там хотели сказать. Не томите душу!
Вера Александровна долго наливала себе чай, вытаскивала из старого буфета вазочку с вишневым вареньем, клала это варенье себе в розеточку.
— А нужно ли вам это? — снова задала она свой странный вопрос, садясь за стол. — Не всякая правда греет душу, Люба. Иной раз лучше не знать правду.
— Может быть, и так, — резко оборвала ее Люба — Но мне нужно знать правду. Раз уж начали, договаривайте.
— Вы вот утром меня не захотели выслушать. А я чуть было следователю не рассказала того, чего не нужно. Он мне начал говорить про ответственность за дачу ложных показаний, за укрывательство. Я чуть было и не сказала лишнего. И это было бы на вашей совести, Люба. Не надо было вам так рваться в школу, ничего — там дело житейское, и без вас бы разобрались.
