Убийство в закрытом клубе - Браун Картер (полная версия книги .txt) 📗
— Если один из них войдет в бар, то сразу же почует, что здесь балуются “травкой”, — укоризненно произнес я.
— Да-а, — выдавил трубач. — Вы правы. Он еще три раза быстро затянулся и поспешно вдавил бычок в стоявшую на столике пепельницу.
— По словам Стентона, вскоре после открытия клуба он обнаружил, что ваша сестра наркоманка, — начал я. — Поэтому он ее и уволил. Спустя месяц она забралась в ванну и перерезала себе вены. Стентон удивлен, почему в ее смерти вы вините его. Это так, Пит?
Себастьян чуть опустил руку, в которой держал мартини, и злобно посмотрел на меня.
— Вы работаете на него, дружище? Если Стентон это утверждает, — он пожал огромными плечами, — значит, так оно и есть.
— Не надо умничать, — холодно возразил я. — Я должен предотвратить убийство. За это мне платят. Что вовсе не значит, что Стентон мне нравится или что я верю всему, что он мне рассказывает. Единственно, чего я хочу, это узнать правду и выйти на того, кто в конце месяца собирается проводить Стентона в последний путь.
— Если похороны состоятся, то это будет незабываемое зрелище! — ухмыльнулся Пит. — Дружище, по такому случаю на его поминках я сыграю бесплатно. От кладбища до его дома мы пройдемся в диксиленде! Боже! С каким удовольствием я поучаствовал бы в его похоронах! — Его глаза радостно засияли.
— Ну а вы не хотите поговорить всерьез? — начиная раздражаться, спросил я. Он задумался.
— Хочу, — ответил он, и в его голосе появилась теплота. — Я обязан это сделать ради Ширли. — Пит вдруг презрительно сморщился и, проведя тыльной стороной ладони по губам, добавил:
— Ее уволили только из-за того, что она отказалась переспать с боссом!
— Вы утверждаете, что наркоманкой Ширли не была?
— За всю свою жизнь сестра, возможно, и выкурила пару сигарет, но то, что она кололась, как это утверждает Стентон, — чушь собачья! Хотите знать почему?
— Скажите.
Себастьян взял мою пачку сигарет, лежавшую на столике, достал одну, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.
— У Ширли было больное сердце, — нахмурился он. — Когда она еще училась, по этой причине ее даже не приняли в школьную команду по софтболу! Если бы она, как говорит Стентон, сидела на игле, то ее сердце долго бы не выдержало.
— А полиция знает, что у нее было больное сердце?
— Я пытался втолковать это полицейскому сыщику, дружище, да что толку! — воскликнул Себастьян и, откинув назад голову, саркастически засмеялся. — Сыщик беднягу Пита даже не стал слушать, потому что у того подмоченная репутация. Да и кто бы поверил, что такой, как я, говорит правду?
— А как же ее доктор, родители, наконец? — спросил я. — Уж если полиция не поверила вам, то им-то она не могла не поверить.
— Последний раз Ширли обращалась к врачу в год окончания школы, — спокойно сказал он. — Тогда ей исполнилось четырнадцать. Из-за своего больного сердца сестра лишилась многих детских радостей. В результате у нее развилось нечто вроде комплекса. Она считала, что если не будет обращать внимание на свое здоровье, болезнь сама собой пройдет. Сколько раз я посылал ее к доктору, но она закатывала такие истерики, что я боялся, как бы у нее не начался очередной сердечный приступ. — Пит, погруженный в тяжелые воспоминания о сестре, поводил пальцем по столу. — Насколько мне известно, она перенесла три тяжелых приступа, и последний из них случился год назад. Ширли никому об этом не сказала, даже мне. Не знаю другого человека, который бы так хотел жить, как она. Сестра не могла покончить с собой! Я не верю, что сестра сама наложила на себя руки, как не верю и в то, что могу выбросить свою трубу, а Стентон перестанет волочиться за юбками!
— Вы сказали, что у вас подмоченная репутация. Что с вами произошло и когда это случилось? — продолжал допытываться я.
— Пять лет назад, — ответил он и, допив мартини, подал знак официанту. — Тогда все складывалось иначе. В то время я играл в группе с еще пятью музыкантами. Приходилось подряжаться на одноразовые выступления в третьеразрядных клубах Арканзаса. Это все, на что мы могли рассчитывать. Хорошо помню ту ночь. К тому времени наша группа уже давно сидела на мели. — Он вдруг ухмыльнулся, вспоминая детали произошедшего. — Так вот, мы решили показать этим кукурузникам, на что способны. Обычно во время выступления группы я выходил вперед и исполнял долгое соло на трубе. О Боже! — произнес он и сдавленно рассмеялся. — Стоило ли так изгаляться, чтобы заработать какие-то крохи! Когда мы работали последний номер, я, как всегда, исполняя заключительную часть своего соло, опускался на колени. Это производило на слушателей сильное впечатление.
В тот вечер я, как обычно, припал на колени и закрыл глаза — когда полностью отдаешься музыке, сыграть с открытыми глазами что-то стоящее я не могу. Поэтому я и не заметил, как один изрядно перебравший посетитель клуба поднялся со своего места и направился ко мне с чашкой горячего кофе. Этот ублюдок, видимо, чувствовал себя душой компании, собравшейся в зале, и решил перед всеми покуражиться. Подойдя ко мне, он опрокинул чашку с еще дымящимся кофе в растр моей трубы. Понимал ли он в тот момент, что может обжечь мне губы, я не знаю. Тем не менее я применил против него грозное оружие и отправил того пьяного, надо сказать, далеко не хилого телосложения на пару недель в больницу, а сам получил восемь месяцев исправительных работ. Однако самое страшное заключалось в том, что тот малый мог сжечь мне губы!
— Применили грозное оружие, — повторил я. — Что именно?
— Трубу. Что же еще в тот момент могло оказаться у меня под рукой? — усмехнулся Пит. — Я врезал ему так, что труба зазвенела. О, надо было слышать, как она запела!
— И сильно вы его ранили?
— Не очень. Где вы видели ублюдков с непрочными головами? — презрительно произнес он.
— А все-таки?
— В двух местах перелом черепа, — ухмыльнулся Пит. — Думаю, через пару месяцев он поправился. Во всяком случае, выйдя из заключения, справок о его здоровье не наводил. Это было бы неразумно с моей стороны.
Я закурил и с любопытством посмотрел на него, удивляясь тому чуду, что такой гигант с хорошо накачанными мышцами не всадил голову бедняги по самые плечи.
— Теперь, Пит, разложим все по порядку. Вы считаете, что Стентон лжет, когда утверждает, будто ваша сестра кололась. Она не употребляла наркотики, в противном случае ее сердце не выдержало бы. Но вы не знаете никого, кто бы подтвердил, что Ширли действительно страдала болезнью сердца.
— Да, это так, дружище, — с угрюмым видом кивнул он. — Отца я не видел с пяти лет. Он бросил семью и как в воду канул. Наша мать умерла через три месяца после того, как Ширли окончила школу, то есть десять лет назад.
— Ширли очень хотела жить, и поэтому вы считаете, что пойти на самоубийство она не могла?
Себастьян уставился на меня холодным взглядом:
— Ну и умница же вы, Холман! Я уже десять минут твержу вам об этом!
— Тогда что, по-вашему, произошло с сестрой? Он прикусил нижнюю губу, легонько поводил по ней зубами и медленно покачал головой:
— Не знаю. Теряюсь в догадках. С того самого вечера, когда это случилось. Насчет наркотиков Стентон врет — он хочет всем внушить, что именно из-за этого уволил Ширли и не его вина в том, что она спустя месяц покончила с собой. Он боится предстать этаким Джеком Потрошителем. Но пусть ему поверит кто угодно, только не я, дружище. За трагедией Ширли что-то скрывается, и первый, кто замешан в этом темном деле, — Стентон!
— Если вы его так ненавидите, то почему работаете у него?
Губы Себастьяна скривились в отвратительной усмешке.
— Этот жирный червяк испугался, что в один прекрасный день я приду и вышибу из него мозги, — презрительно бросил он. — Поэтому, чтобы спокойно спать по ночам, Стентон придумал, как умилостивить меня: пригласил на три недели поработать в его клубе. И надо сказать, за очень хорошие деньги! Наверно, рассчитывал, что мы станем с ним закадычными друзьями. Я предупредил своего агента, что менее чем за полторы тысячи долларов в неделю мы не согласны. А это — огромная сумма! Так Стентон принял наши условия и даже не пикнул! — Себастьян слегка откинулся назад, и его глаза радостно заблестели. — Во время первого выступления, как только мы закончили исполнять мелодию, он, широко улыбаясь, подошел ко мне и выразил свое восхищение. Этот притвора заявил, что безмерно счастлив иметь в своем клубе такого музыканта, как я. В свою очередь я тоже расшаркался и сказал, что рад возможности чаше общаться с ним. Слова мои звучали достаточно вежливо, а пока я их произносил, мы не мигая смотрели друг другу в глаза. После этого я в клубе его уже не видел!
