Любовники в заснеженном саду - Платова Виктория (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗

— Не во что завернуть… надо же… Я пойду, поищу что-нибудь…

— Посмотрите в подсобках, — напутствовал девушку Никита. — Наверняка что-нибудь найдется… Ненужное. Пара полотенец или что-то еще…

— Да-да, не волнуйтесь… — девушку как ветром выдуло из кухни.

Ненужное… Все в этом доме было теперь ненужным, бессмысленным, даже вещи. И вещам было совершенно наплевать, чьи руки их касаются. Особняк всегда был нейтрален, в отличие от пропитанной Мариночкиными запахами квартиры на Пятнадцатой, она не успела приручить его. И слава богу, иначе память о Мариночке пришлось бы выковыривать отсюда довольно продолжительное время: заклеивать новыми обоями, застилать новыми полами, забивать новой сантехникой и завешивать новыми драпировками в стиле разнузданного, лишенного всякой совести и приличий модерна — именно его Мариночка и исповедовала по большому счету…

Сухой щелчок вывел Никиту из необязательных раздумий: кассета закончилась.

А Маша, не появилась ни через пять минут, ни — через десять. Спустя пятнадцать Никита начал волноваться, а еще через три отправился на поиски.

…Он нашел девушку там, где вовсе не ожидал найти: ни в нескольких подсобках, набитых техническим тряпьем, ни в одной из трех разбросанных по дому ванных, нет. Он нашел Машу в правом крыле третьего этажа — того самого, который, не в меру озаботившись судьбой проклятого сервиза, позабыл закрыть.

В комнате покойной Мариночки.

Робкое существо, сама деликатность, сама невинность, она сидела на полу перед двумя хищно распахнутыми чемоданами с вещами покойной хозяйки и…

Принюхивалась.

Принюхивалась, Никита мог бы в этом поклясться, хотя слово было не совсем точным. Маша почти медитировала, держа в руках почти невесомые женские тряпки: она подносила их к лицу и снова отстраняла, и снова подносила. Ноздри девушки вибрировали, на щеках гулял румянец, как у мародера, застолбившего золотую жилу на месте крушения пассажирского поезда. Да она и выглядела мародеркой, которая дорвалась до чужой, никогда не принадлежавшей ей жизни, надо же, дерьмо какое!.. Никита вдруг почувствовал глухую досаду, как будто увидел что-то непристойное. А разве сам он был более пристоен, укладывая под пассажирское сиденье бестиарий? Хороша пара, гусь да гагара, прости Господи, глаза бы не смотрели…

— Эй! — он сказал это чуть громче, чем следовало, больше досадуя на себя, чем на юную стервятницу. — Маша?..

Девушка вздрогнула и, как в замедленной съемке, повернула голову в сторону Никиты. Голова ее вдруг неестественно дернулась, а на глазах проступили крупные детские слезы. Никита даже стушевался, он ожидал любой другой реакции. Любой другой, только не этой.

— Вы что здесь делаете? — все же спросил он.

— Это не то, что вы думаете… Не то… — прошептала Маша.

— Да ничего я не думаю.

— Не то… Не то… Я не хотела… — вот они и пролились, первые тихие слезы, слегка увядшие слезы, так похожие на все мертвые цветы Мариночкиной комнаты сразу.

Они были такими искренними, такими неподдельными, что Никита сразу усовестился. Да что там, он и сам готов был заплакать вместе с Машей. Черт его дернул подняться, дурака…

— Будет вам…

— Нет… Вы, наверное, думаете, что я… Но это не то… Совсем не то…

— Успокойтесь…

— Я просто… Не могла удержаться… Не могла.

— Успокойтесь.

— Не могла, не могла, не могла…

Слушать этот отчаянный лепет было так невыносимо, что Никита осторожно присел на корточки перед девушкой и совершенно неосознанно, тыльной стороной ладони, снял пару слезинок с ее лица.

— Все в порядке… Все в порядке, девочка…

— Да нет… Правда… Никогда себе такого не позволяю… Вы не подумайте…

— Я вам верю, — пролепетал Никита, чувствуя себя последней сволочью.

— Мне жаль, что она умерла…

Очевидно, это относилось к покойной, чьи вещи теперь так и липли к Машиным рукам: развратные узкобедрые платьишка, непристойные юбчонки, провокационные топики.

— Всем жаль, — соврал Никита. — Но что же тут поделаешь…

— Вы не понимаете… Мне по-настоящему жаль… Если бы я знала, что это произойдет…

— То что бы было?

— Вы были хорошо с ней знакомы?

— Я?

Никита на секунду задумался. Достаточно… Достаточно, чтобы чертова соблазнительница Мариночка вызывала в нем стойкий рвотный рефлекс, перемежающийся с подлючей непрошеной эрекцией, и такая фигня случилась с ним как-то во время внепланового кофепития на Пятнадцатой.

— Ну… Более-менее… А что?

— А вы знаете, кто она?

— Жена босса… Кто же еще?

— Нет… Вы знаете, кем она была на самом деле?

Голос Маши неожиданно поднялся почти до ультразвука, а потом рухнул вниз с такой оглушительной силой, что у Никиты сразу же заломило в затылке.

— И кем же она была на самом деле? Любая правда о Мариночке не будет выглядеть чудовищно, кем бы она ни была.

— А вы даже не подозревали?

— О чем я должен был подозревать?

— Но ведь… Ведь она одна из «Таис»…

От неожиданности Никита присвистнул: у похотливой Мариночки, оказывается, было не только бурное прошлое (в чем он ни секунды не сомневался), но и в прошлом этом имелся даже статус поп-звезды (что на секунду привело его в замешательство). Если, конечно, принять на веру слова этой экзальтированной девицы.

— Одна из «Таис»?

— Ну да… Та группа, которая так вам понравилась. Она была одной из «Таис»… Я сразу ее узнала, еще когда меня позвал Алеша… Обслуживать день рождения, — Маша всхлипнула. — Я сразу ее узнала… Вернее, не сразу… она изменилась, конечно… Очень… Столько лет прошло… Но это она — она…

— Вы… Вы так переживаете, как будто лично знали ее… — сказал Никита. — Как будто были близкими подругами…

И тут же пожалел о сказанном: и без того тонкая, чувствительная к любой интонации, кожа девушки истончилась еще больше, волосы на лбу увлажнились, а на щеки взошли красные пятна.

— Нет… Нет, конечно… Просто я когда-то работала у них… На сайте… Недолго, совсем недолго… Письма фанатам и все такое… У них был свой сайт в Интернете… Я и видела их всего лишь один раз. Они были… Они были такие замечательные.

— И что же с ними все-таки произошло, такими замечательными?..

Уж наверняка ничего хорошего, если Мариночка сидела в кабаке на третьих ролях, — особо не высовываясь и довольствуясь песнюшками с латиноамериканским акцентом. Уж наверняка ничего хорошего, если даже не стала окучивать мужа с его деньжатами на предмет начала сольной карьеры… А ведь могла бы, могла. Слава никого так просто не отпустит, даже если это забытая слава. И надежда на еще один шанс всегда будет маячить у тебя за спиной… Странно, что Мариночка им не воспользовалась. Это шло вразрез с ее характером и темпераментом, с ее врожденной способностью флиртовать даже с крышкой унитаза… И в этом флирте всегда добиваться своего. Почти всегда…

— Это была она, она… И голос… Голос очень похож…

— Вы уверены?

— Да…

Интересное кино. Хотя и выдержанное в жанре дешевой мелодрамы: забытая богом тинейджерская звезда, подвизающаяся в таком же забытом богом ресторанчике. И пригревший ее богатенький Буратино. И испанская cancion [41] на бис, с самым что ни на есть банальным содержанием: никакого вызова, никакого эпатажа.

Нет, что-то здесь не так.

— Вы уверены? — снова переспросил Никита.

— Да… Только у нее почему-то оказалось совсем другое имя…

— Другое?

— Да… А когда я увидела ее впервые, здесь… Я назвала ее тем, старым… — И она вздрогнула… Наверное, не хотела ничего вспоминать…

…Другое имя.

Мысль о другом имени Мариночки не давала Никите покоя всю обратную дорогу из Всеволожска. Она была такой навязчивой, что даже заслонила собой все крамольные мысли о краже старинного бестиария. Она болталась в Никитином мозгу на кольце, — так же, как и кассета, которую ему все-таки всучила фанатка-тихушница Маша.