Полнолуние - Белошников Сергей (версия книг .txt) 📗
Он закрыл глаза, снова открыл их – мальчик исчез. Он стоял на краю низины в утреннем тумане. Потом он услышал сдавленный, испуганный женский вскрик и понял: она нашла того, кого он ударил.
И тогда он бросился прочь.
Он бежал в глубь леса долго, не выбирая направления. Бежал, пока в его мозгу не вспыхнула зловещим алым светом сияющая звезда и он не потерял сознание, как подкошенный упав на мокрый темно-зеленый мох…
Он еще раз посмотрел на свои испачканные кровью пальцы. Легко поднялся и двинулся, не разбирая пути, в сторону поселка, туда, куда вел его незримый поводырь.
Он шел убивать. Он знал, кого убьет и как. Он шел убивать, потому что теперь он не мог не убивать каждую ночь.
А ночь еще, считай, не кончилась.
Глава 13. КИРИЛЛ
Через пятнадцать минут мы уже расположились на кухне дома Николая Сергеевича. С помощью Стаси я кое-как стащил промокшие ботинки и теперь примостился на табуретке в весьма неприглядном виде: помятый, полуоглушенный, с разбитой башкой. Стася первым делом дала мне аж три таблетки какого-то новомодного мощного болеутоляющего. Я их проглотил залпом, но голова продолжала болеть по-прежнему.
Она уже не плакала, хотя я видел, что у нее еще дрожат руки. Но все равно: она держалась молодцом. Буквально доволокла меня до дома – и откуда только силы взялись?.. Хотя, как ни странно, она оказалась весьма сильной. И действительно помогла мне. Тащила и меня, и ружье.
Кстати, тот, кто на меня напал, даже не удосужился забрать "моссберг". Это было совсем непонятно. Хотя зачем ему стариковское ружье, лишняя улика? По-настоящему странным было другое – то, что я остался в живых. То ли он посчитал, что прикончил меня, то ли у него дрогнула рука. А может, он вовсе не хотел меня убивать, а только решил припугнуть?..
Последнее предположение, как ни странно, более всего походило на правду. Если бы он хотел меня убить, то не обошелся бы ударом по затылку: наверняка выпустил бы из меня кишки или перерезал горло – убивать так убивать. Как он и действовал раньше.
Так я размышлял, восседая на табуретке нахохлившейся подраненной вороной и морщась от боли, потому что Стася обрабатывала рану у меня на голове. Как она сказала – ничего страшного: приличная шишка, рассечена кожа, но череп цел. Жить буду. Действовала Стася очень грамотно: сначала промыла мне башку какой-то жгучей гадостью, потом аккуратно выстригла волосы вокруг раны, потом еще раз продезинфицировала, наложила тампон и теперь бинтовала. Я попытался отказаться от бинтов – не хватало еще ходить по поселку эдаким раненым героем-краснодонцем, но она шепотом на меня цыкнула, и я вынужден был подчиниться.
– Откуда у тебя такая лихая сноровка? Как у опытной медсестры? – так же шепотом поинтересовался я. – Ты что, в медицинском учишься?
– Откуда, откуда. От верблюда. Мама у меня врач, – ответила она.
– Гены, значит, работают? – попытался повернуться я к ней.
– Гены, гены. Сиди спокойно.
Я безропотно повиновался. Старика я ей будить запретил – ничего уже не изменишь. И нечего его беспокоить спозаранку. Все равно он узнает о моих приключениях, а пока что пусть лучше как следует выспится.
Наконец Стася закончила:
– Все. Надеюсь, инфекция не попала.
– Спасибо, – сказал я, сползая с табуретки. – Знаешь, я, пожалуй, с удовольствием залез бы в душ.
И тут меня ощутимо качнуло в сторону. Стася тут же подхватила меня под руку:
– Давай я тебя провожу.
– Да я сам, ничего со мной не случится.
– Ну уж нет, – решительно заявила она. – Пойдем.
Она под руку проводила меня в ванную комнату. Там она протянула мне нечто вроде полиэтиленового берета на резинке. Он был миленького желтого цвета и к тому же в цветочках.
– А это еще зачем? – спросил я.
– Наденешь на голову, чтобы рану не замочить, – пояснила она и спросила обеспокоенно:
– Тебе помочь раздеться?
Такого позора мне только и не хватало!
– Нет уж, спасибо. Сам справлюсь, – буркнул я.
– Как знаешь. Только ни в коем случае не запирайся, – сказала она и моментально скрылась за дверью.
Она что, боится, что я, как красна девица, рухну тут в обморок? Или утону в ванной?.. Ладно: не закрываться так не закрываться. А то еще начнет дверь ломать.
Я стянул с себя всю амуницию, потом комбинезон, пропотевшее белье и покидал все на пол.
В этот момент дверь без стука приотворилась и в нее просунулась рука, держащая длинный махровый халат.
– Бери, – послышался из-за двери Стасин голос.
Я взял халат.
– Это дедов. Он чистый. Наденешь потом. Давай, мойся. Я тебя подожду, – сказала она.
И дверь тут же закрылась.
– Спасибо, – сказал я двери, включил воду и полез под душ.
Стася действительно дождалась, пока я выйду из ванной. Сидела в коридоре на стуле, сложив руки на коленях. Только переоделась в домашний короткий халатик. Молча смотрела на меня. Распущенные волосы, бледное лицо, под глазами синяки – это было видно даже при свете горевшего в коридоре бра, за окнами все еще не рассвело. Часы показывали только начало пятого. Значит, не так уж долго я валялся, словно павший богатырь, под березкой в низине.
Я вышел из ванной, держа в охапке свои шмотки. Она тут же отобрала их у меня и бросила на пол ванной – сказала, что сама все потом уберет.
И повела наверх, в мою комнату.
Там меня уже ожидала разобранная постель. Я залез в нее, естественно не снимая халата, который надел на голое тело. Стася заботливо укрыла меня тонким одеялом, задернула на окне шторы, включила ночничок в изголовье кровати, а потом взяла с тумбочки большую чашку и, присев на постель рядом со мной, протянула ее мне. В чашке оказалось горячее молоко с медом и сливочным маслом. Несмотря на мое вялое сопротивление, она заставила меня выпить все до дна.
Не знаю, что уж подействовало больше: таблетки, душ или молоко, но голова теперь болела гораздо меньше. И я чувствовал себя получше. Меня даже слегка потянуло в сон. Стася это заметила. Забрала у меня пустую чашку, поставила ее на тумбочку и сказала:
– Давай спи.
Я думал, что она сразу уйдет. Но Стася осталась сидеть на краю постели, обхватив себя за плечи и внимательно глядя на меня своими глазищами; похожа она была на какого-то маленького и беззащитного зверька. Вид у нее по-прежнему был донельзя напуганный.
– Ты иди тоже поспи, – сказал я. – Не волнуйся, со мной ничего уже не случится. Я в полном порядке.
Она помолчала. Потом отвела взгляд и негромко, явно смущаясь, спросила:
– Кирилл, можно я с тобой еще побуду? Пока ты не уснешь. А то мне страшно одной оставаться.
И тут же пояснила с детской непосредственностью:
– Только ты ничего такого не подумай, пожалуйста. Я просто посижу – и все. Я все еще чуть-чуть боюсь…
Она боится! Пойти искать меня в ночной лес, в лес, где бродит убийца, она не струсила, а сейчас боится. Ребенок, ей-ей, ребенок.
И вдруг я ощутил чувство, в общем-то совершенно мне не свойственное, – нежность. Нежность к этой маленькой хрупкой девчушке, которая, забыв про страх, храбро бросилась на поиски, нашла меня и отволокла домой.
– Стася… – тихо позвал я.
– Что?..
– Иди сюда… Иди.
Если она медлила, то самую малость. Потом легко поднялась и скользнула ко мне; легла на бок, закрыла глаза и пристроила голову у меня на плече, уткнувшись носом в шею. Я почувствовал ее легкое, ровное дыхание. Запах волос. Прохладу щеки.
Я повернулся к ней и осторожно обнял: она тут же доверчиво, крепко прижалась ко мне и тоже обняла – даже сквозь ткань одеяла я ощущал тепло ее тела.
Странное это было ощущение, даже можно сказать – полузабытое, особенно если учесть, что последний раз я переспал с женщиной аж пару месяцев назад: в нашем медвежьем углу если и увидишь существо противоположного пола, то это обязательно будет либо чья-то жена, либо уж такая страхидла, какая-нибудь освободившаяся из зоны и оставшаяся на Севере зечка, что при всем желании у тебя на нее не встанет. На чужих жен я отродясь глаза не клал, а остальные… Та, последняя, была случайно залетевшей в наши края геологиней из Сыктывкара. Взрослая, почти сорокалетняя женщина. Она… Да чего уж говорить.
