Битвы божьих коровок - Платова Виктория (список книг TXT) 📗
– И что она может означать?
Настя почти дословно пересказала Пацюку версию Метелицы. И тот вынужден был с ней согласиться. Не с самой версией, конечно. А с той своеобразной железобетонной логикой, которую она в себе несла.
Но в любом случае Мицуко выглядела неприглядно. Или ангел оказался с карающим мечом, а других ангелов просто не бывает?.. А как изменилась Анастасия Киачели!.. Ведь еще совсем недавно… Блажен тот мир, в котором ангелы заступают на караул, сменяя друг друга…
Фраза, целиком занимающая предпоследнюю страницу, позабавила Пацюка своим психиатрическим пафосом:
"Я ПОНЯЛ ЗАЧЕМ ОНИ УБИВАЮТ НО НЕ ЗНАЮ КАК МОЖЕТ БЫТЬ КТО-ТО НАЙДЕТ И ПОЙМЕТ ВСЕ ОСТАЛЬНОЕ ТОЛЬКО БЫ НЕ ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ ПРЯЧУ ДНЕВНИК”.
Для начала Пацюк расставил точки и запятые. Получилось: “Я понял, зачем они убивают, но не знаю как. Может быть, кто-то найдет и поймет все остальное. Только бы не они были первыми. Прячу дневник”.
Никакой логики. Получается, что самоубийца Лангер обвинял в убийстве жертв несчастного случая. Или намекал, что несчастный случай вовсе не является таковым. Даже если все свидетели, взявшись за руки, будут скандировать: “Никто, никто не виноват, рок сзади лыс, а спереди космат!”
По Кириллу Лангеру, несчастный случай является убийством.
– Откуда у вас этот дневник? – спросил он у Насти.
– Долго объяснять. – Кажется, ей вовсе не хотелось разговаривать на эту тему. – Как-нибудь потом…
Покончив с дневником, который вызвал у него головную боль (почти такую же, о которой через строчку ныл сам Лангер в своих последних записях), Пацюк углубился в изучение ящика. Он копался в нем несколько часов, снова переходил к дневнику, потом к фотографиям, обнюхивал сатанинскую (!) брошюрку издательства (!!) “Бельтан” (!!!), снова копался в мелочах. Никакой видимой (во всяком случае, предосудительной) связи между самоубийством Кирилла и гибелью трех крупных бизнесменов не было.
Так что “ОНИ УБИВАЮТ” можно смело отнести к тараканам, заведшимся в голове Лангера на почве неразделенной любви…
И все-таки совершенно неясная, эфемерная связь между Лангером и одним из троих (а именно Кабриным, делом которого они занимались) существовала. Пацюк просто не мог ее нащупать, только и всего.
Только к концу третьего часа он понял что.
Вернее, вспомнил.
Но того, что он вспомнил, явно не хватало для закономерности.
– Я заберу ящик, – торжественно объявил Насте Пацюк. – Весь ящик с вещами. Вы не будете возражать?
– Нет.
– Очень хорошо. А теперь расскажите мне об этом агентстве. Вы были там?
– Да… Я туда устроилась… Временно.
– Вы? – у Пацюка округлились глаза. – Кем?
– Делопроизводителем. – Господи, ну почему она так краснеет? Даже загар не может спасти.
– Понятно. Я могу посмотреть ему в глаза?
– Кому?
– Агентству.
– Да, наверное… А когда?
– Прямо сейчас.
– Конечно. Едемте.
– А коробку я беру.
– Я же сказала… Да.
…В небольшой однокомнатной квартире, назвать которую “агентством” можно было лишь с большого бодуна, никого не оказалось. Настя открыла дверь своим ключом и провела Пацюка в комнату. В углу маячила фанерная перегородка (Настя с придыханием представила клетушку за перегородкой как “кабинет начальника”, умора); левую часть комнаты занимали совершенно бесполезные шкафы, бесполезный компьютер с набором игр (тоже мне, работнички!), бесполезная конторка и бесполезный стол с бесполезным стулом.
Пацюку даже не потребовалось особых усилий, чтобы представить себе сотрудников. Наверняка свора неудачников числом до четырех максимум (больше здесь и не поместится). И все – уволенные по сокращению штатов труженики пригородного тепличного хозяйства, либо – луна-парка, либо почившего в бозе НИИ. Но зато в квартире есть горячая вода (у несчастного аскета Бороды ее ни с того ни с сего отключили вчера вечером).
– А телефон? – спросил Пацюк. Телефон был ему жизненно необходим.
– Телефон отключен за неуплату. Но у нас есть сотовый…
– Отлично. Вы не возражаете, если я здесь заночую? Мне нужно поработать.
Возвращаться в липкий ароматический фимиам поклонника даосизма Пацюку явно не хотелось, а здесь можно было хотя бы вымыться.
– Я не знаю, – заколебалась Настя.
– Это ради вашего брата, – напомнил ей Пацюк.
– Хорошо… В основном все приходят к десяти.
– Все понял.
– Вот, возьмите ключ.
– А вы? – с робкой надеждой спросил Пацюк.
– Я поеду домой.
…Проводив Настю до дверей и оставшись один, Пацюк принялся терзать телефон.
Он сделал бесчисленное количество звонков уже подрастерявшимся университетским друзьям, и друзьям друзей, и друзьям друзей друзей. Он выслушал бесчисленное количество бородатых милицейских анекдотов и совсем свеженьких историй о свежих трупах и даже посмеялся паре удачных реприз. Но, как бы там ни было, к концу второго часа он выудил все, что ему было нужно. И это “все” замкнуло круг.
Завтра же Пацюк попробует его разомкнуть.
…“МЕДИ-СЕРВИС” оказался довольно скромной конторкой, затерявшейся на длинном, как кишка, канале Грибоедова.
Пацюк даже не сразу нашел его. Никакой вывески на фасаде шестиэтажного, украшенного битой лепниной дома не было. И тем не менее, стоило ему войти в подъезд, как первая дверь подтвердила: Пацюк попал по адресу.
Он дернул за язык колокольчика, висящего под скромной табличкой:
МЕДИ-СЕРВИС
Часы приема 12 – 18
И ему тотчас же открыли.
– Вам назначено? – спросила медсестра, в свободное время, должно быть, подрабатывающая в стриптизе.
– Острая боль, – пробубнил Пацюк. – Сил нет терпеть. Шел мимо, дай, думаю, зайду.
– У нас частный кабинет. Прием строго по записи. – Медсестра дежурно улыбнулась Пацюку. – И по талончикам. А по поводу острой боли обращайтесь в поликлинику по месту жительства. Или в центральную стоматологическую.
– Я пошутил.
– Что значит – пошутили? – Глупенькие ресницы медсестры взлетели вверх.
– Мне нужен Виктор Афанасьевич Кульчицкий.
– Так бы сразу и сказали. – Теперь медсестра улыбнулась по-настоящему – так, что Пацюк успел разглядеть частокол отменных зубов и безмятежное, как кусок мраморного мяса, небо.
– Он давно приехал?
– Сегодня утром.
– Очень хорошо, – обрадовался Пацюк. – Я пройду?
– Пожалуйста…
По достаточно широкому, поблескивающему натертым паркетом коридору медсестра отконвоировала его к дубовой двери, за которой стояла строгая библиотечная тишина.
– К вам, Виктор Афанасьевич, – заглянув в кабинет, проворковала она. И снова обратилась к Пацюку:
– Входите, не бойтесь!
– Я не боюсь… Но…
– У нас новейшие аппараты. Отличная анестезия. Никакой боли.
Стриптизерша в крахмальной наколке медработника почти насильно втолкнула его в кабинет.
В кабинете слегка подрагивали скрипочки из “Времен года” Вивальди, царил вопиющий евростандарт, а единственное кресло, расположившееся в центре, больше смахивало на трон фараона.
Аменхотепа, не иначе.
Трон окружало огромное количество никелированной блестящей техники, от которой у Пацюка сразу же застыла в жилах кровь и свело пальцы на ногах.
– Здравствуйте. – Виктор Афанасьевич Кульчицкий оказался коренастым мужичком лет сорока с мощным торсом, скрыть который не мог даже халат, мощным крутым лбом и такими же мощными мускулистыми руками.
"Тебе бы на бойне работать, мил-друг”, – обреченно подумал Пацюк.
– Добрый день, Виктор Афанасьевич, – сказал он.
– Мы знакомы? – дантист поднял бровь.
– Опосредованно, так сказать.
– Опосредованно?
– Меня направила к вам одна девушка… Мицуко. – Пацюку даже не пришлось изображать страсть: губы и глаза все сделали сами. – Она сказала, что вы – кудесник.
На лице Кульчицкого отразилась борьба чувств. Судя по всему, в представлениях дантиста Мицуко несколько не вязалась с потрепанным Лао-цзы, кроссовками, изготовленными в провинции Сычуань, и курткой на босы руки.
