Свои продают дороже - Некрасова Ольга (книги полностью бесплатно .TXT) 📗

Тарковский покачал головой:

— Ну, как раз это я понимаю. Власть, Андрюшенька.

Власть сладка, а тайная власть сладка вдвойне. Как он прокурора-то вашего, а?

Тарковский посмотрел на полковника. Проверить его банковские счета, и, если даты поступлений совпадут с датами, когда Виктор Саулович платил Умнику… Подпрягать к этому Андрюшку не стоило: и не согласится, да и нет у него, законника, возможностей сделать все втихаря. Собственно, деловой разговор был на этом закончен.

— Пообедаем? — предложил Тарковский и со стариковской мстительностью припомнил Андрюшке:

— Тебе кашу с тюлькой или снизойдешь до рябчиков?

Младший советник юстиции вспыхнул:

— Я же сказал: мне на службу! Если я вам больше не нужен…

— Ты мне нужен всегда! — отечески улыбнулся Тарковский. — Но, раз уж Родина зовет, ступай, Виктор Саулович потерпит. Скажи супруге, чтоб звякнула в бухгалтерию. Ей там вроде бы квартальная премия положена. — И, больше не глядя на раскрасневшегося Андрюшку, он позвонил в приемную:

— Наталья! Шишкина ко мне!

И кофе.

Не успел прокурорский уйти, как птичка-Снегурочка впорхнула с чашкой на подносе и с порога уставилась на экран:

— Ой, Виктор Саулыч, а нельзя звук включить? Там моего дядю показывают!

«Витя, дорогой! Ты думаешь, меня не бросали женщины и не били старослужащие? Такова уж армейская служба во все времена от Ромула до наших дней. В бою тебя будут не бить, а убивать, и нужно постараться…»

Это был, наверное, десятитысячный ответ на солдатское письмо Кадышеву, и Татьяна шлепала по клавишам компьютера, не задумываясь. А господин адресат письма раскачивался в плетеной качалке на веранде их дачи с новорусскими излишествами. В приоткрытую дверь она видела то его лицо, то одни ноги, накрытые клетчатым пледом.

— Ну, Танька, теперь жди, когда почту принесут. Зуб даю: ты сегодня во всех газетах. Министра обороны поставила по стойке «смирно». Цени, Танька! Вот что значит жена сочинителя Кадышева! Ты до меня хотя бы видела живого министра?!

(«Сочинитель» было любимое словечко Змея — скромность паче гордости: «Вот Достоевский был писатель, а я кто?») — Министра не видела, а генералов сколько угодно и с обоих концов. Сколько им клизм попереставила — наверное, цистерну.

— Ну и как там у генералов, неужели все такое же, как у нас?!

— Не приглядывалась… Володь, сегодня суббота или воскресенье?

— Привет! Пятница сегодня. А почему ты спрашиваешь? У тебя в госпитале дежурство? — забеспокоился Кадышев.

— Нет, я взяла неделю за свой счет. Просто по четным дням я подписываю письма «Жму руку, Кадышев», а по нечетным — «Верю в тебя, Кадышев». Чтобы не было совсем одинаково.

— Секретуточка ты моя! Что бы я без тебя делал!

«Секретуточка» — это как понимать? Вчера на банкете перебрал, сегодня мается — так что скорее всего он сейчас бережно, как карточный домик, собирает скандал.

Хотя про него никогда заранее не скажешь. Змей — он и есть Змей: коварный, мудрый, опасный. И надежный, если кому-то интересно, почему Татьяна связала свою жизнь с человеком вдвое старше себя. Что бы ни происходило между ними, Татьяна знала: любую ее неприятность.(если, разумеется, эта неприятность не от Змея) он разобьет единственным словом: «Забудь!» Кому-то сунет на лапу, перед кем-то «поработает лицом», а чаще всего просто позвонит, и, глядишь, недоброжелатели тебе улыбаются и говорят с некоторой даже укоризной: «Что же вы, Татьяна Петровна, раньше не сказали, что ваш муж — Кадышев?!»

— Тань, я хочу, чтобы ты оделась для гостей, как вчера у министра. Диадему надень обязательно. — Сжатые губы Змея растянулись в ниточку, обозначая улыбку.

Как кобра мужского пола.

— Зачем, Володечка? Все свои приедут…

— А я говорю, надень!

Ну вот. Вот он и готов, скандал!

Гранатовую диадему Змей, если не врет, достал с потопленного в войну японского судна. Драгоценная безделушка сулила одни неприятности: воз писанины, продление, считай, законченных подъемных работ и пятно подозрения на репутации — поди докажи, что золотая хреновина была одна. С практичностью советского офицера Змей хотел снова утопить ее в океане. Отговорила жена: в диадеме, которую сейчас оценивали в пятьдесят тысяч долларов, ее подруги по гарнизонной общаге признали модную чешскую бижутерию. Уходя от Змея к его другу и непосредственному начальнику Петьке Ошельеву, жена бросила диадему в числе других подарков опостылевшего супруга: дутого обручального кольца, кофемолки и предметов нижнего белья.

У второй жены (к слову, Татьяниной ровесницы), тоже ему изменившей. Змей отобрал диадему сам. Татьяна узнала о ней после года их совместной жизни. Собираясь в ресторан отметить это событие, Змей достал диадему из какого-то загашника и сказал не «дарю», а как сейчас:

«Надень». Она, ничего не подозревая, надела. И услышала за столом, как племянник Змея Игорь пустил среди гостей остроту: «Переходящий приз для змеежен»…

Зная цену диадемы, Татьяна с понятным удовольствием надевала ее, скажем, вчера к министру. Но перед своими она бы ни за какие коврижки больше не появилась с «переходящим призом» на голове!

— Володечка, ну представь: гости приходят, а я у плиты в гранатовой диадеме. Это называется: пустили Дуньку в Европу. — Татьяна посмотрела в окно, не идет ли кто.

Выложенная плитами дорожка терялась между соснами на их огромном, в полгектара, участке. Конечно, никого там не было. Просто Татьяна еще не привыкла к Змеевым нововведениям: над воротами телекамера, в калитке переговорное устройство и управляемый с дачи электронный замок. На этой дорожке невозможно появиться без предупреждения.

— Надень, — по слогам повторил Змей. Он догадывался о настоящей причине отказа и нарочно изводил Татьяну.