Золотая паутина - Барабашов Валерий Михайлович (библиотека электронных книг .txt) 📗
Но Игорек пришел в точно назначенное время. Парень был внешне спокоен, на скуластом прыщавом его лице ни тени страха.
Боб и с ним проработал схему (мало ли как повернется «операция»!), принял у него «техминимум» по складу, одобрительно потом похлопал по плечу:
— Это так, на всякий случай. Полезет в окно Геныч, а ты будешь на шухере да спину подставишь — не тащить же лестницу. Ну а если у Генки не получится…
— Понял. Я слазию, — косноязычно и покорно сказал Игорек.
Дисциплинированность эта Басалаеву понравилась, паренек нравился ему все больше. Он и ему налил водки, но также немного, полстакана, и Щегол махнул его в один прием.
Потом он листал журнал с голыми девками, а Басалаев проверял работу двигателя и тормозов, размышлял. Михаил Борисович велел машину поставить подальше от склада, вообще не на Второй Лесной. Пусть парни сходят, сделают свое дело, а встретиться надо у самого леса, там есть неприметная дорога, по ней и нужно вернуться в город. Дорога песчаная, следы в дождь (они поэтому и ждали плохую погоду) не останутся. Главное — чтобы никто не видел их машину поблизости от воинской части, а уж совсем спрятать ее, разумеется, невозможно.
Чтобы скрыть следы окончательно, Гонтарь предложил Олегу Фриновскому сесть напротив «подготовленного окна» в засаду — у того был пистолет с глушителем. Если вдруг похитители обнаружат себя и за ними начнется погоня, то их просто-напросто надо будет убрать, иначе они «расколются». Боб сначала воспротивился такому плану, но потом поразмыслил и решил, что это разумно — концы в воду. Парней этих вообще, конечно, надо со временем отдалить от себя: дело они свое сделают, а возиться с ними постоянно… Впрочем, надо еще это дело сделать, а потом видно будет.
Фриновский будет ждать звонка у себя на квартире. Часов в двенадцать ночи Басалаев позвонит ему, скажет условленное: «Собираемся» — и Олег тут же отправится на Вторую Лесную. Живет он недалеко от этого места, ехать ему ни на чем не нужно. Придет, сядет в захламленном строительными материалами палисаднике частного дома, напротив склада, будет ждать. Место уже осмотрено, в доме пока никто не живет, так что можно спокойно сидеть на своем НП. Если у Дюбеля со Щеглом все будет нормально, то Олег молчком поднимется и уйдет восвояси, а если нет… ну уж, парни, не обессудьте — в каждом серьезном деле свои законы.
Генка проснулся сам, Бобу не пришлось будить его, и это был хороший признак — значит, отдохнул. Дюбель и в самом деле выглядел посвежевшим, попросил «чифиру». У Басалаева в гараже все было под рукой, и Игорек тут же взялся кухарить — сварил почти что деготь, а не чай. Выпили все по стакану «дегтя», еще больше приободрились.
— Ну, Борь, я готов, — доложил потом Генка и даже стал по стойке «смирно».
Боб шутливо скомандовал ему: «Вольно!», выглянул наружу. Дождь усилился, лил напропалую, тяжело и шумно падал на землю, на крышу гаража, на весь город, спавший безмятежно, с притушенными огнями.
— Погодка как по заказу, — пробормотал Басалаев.
Он вывел машину, закрыл гараж, поехал, осторожно выбирая дорогу в исполосованном дождевыми струями пространстве. Даже сильные фары его «Москвича» не могли пробить живую эту мутную стену, светили, что называется, под носом. Но все же ехать было можно.
У первого попавшегося телефона-автомата Боб остановился, бегом преодолел те несколько скользких метров, которые отделяли его машину от будки, набрал номер. Фриновский тут же снял трубку, услышал: «Собираемся», коротко ответил: «Я тоже».
Ехали по городу не спеша, боковыми, сонными улицами. Других машин в городе в этот час они почти не видели — промелькнул на перекрестке милицейский газик с синей мигалкой, и снова только крадущийся «Москвич» Боба, и в нем безмолвные, притихшие заговорщики.
— Не спишь, Игорек? — бодренько окликнул Басалаев Щегла, тихонько, беззвучно как-то сидевшего на заднем сиденье парня, и тот вскинулся, энергичнее, чем это требовалось, откликнулся:
— Уснешь тут! На такое дело едем!
— Ну, ты про него забудь, да сейчас и думать ни к чему, — назидательно проговорил Боб. — Получится так получится, а нет…
Он притворно зевнул, похлопал ладонью по широко открытому рту, как бы подчеркивая этим обыденность и малозначительность того, что предстояло им сделать. В самом деле, взвинчивать нервы парням, а особенно этому молокососу, совсем ни к чему. Еще струсит в самый последний момент, попросит остановить машину, выпрыгнет из нее. Пусть сидит, думает, что едет чуть ли не на забаву, опасное, но и интересное приключение — будет что вспомнить. Да и заработок хороший; за пять тысяч, что пообещал Михаил Борисович, ребята эти постараются, чего уж там. Ну а транспортные расходы он, Боб, возьмет на себя — «Калашников» нужен ему в первую очередь.
Эх, хороша погодка, хороша! Собаки и те попрятались. То, бывало, едешь по ночному городу — двух-трех обязательно увидишь. А нынче — ни одной. И менты спят. Сидят в теплых своих райотделах, ждут, что кто-то им позвонит… Ха-ха! Кто ж тебе позвонит в такую-то ночь?! Жди.
Было ровно два часа ночи, когда Боб остановил машину у трансформаторной будки в конце улицы. Улица эта была соседней со Второй Лесной, бежать сюда — четыре минуты (Генка проверил, рассказывал потом). А главное — машину не видно ни с какой стороны, трансформатор загораживает. Отсюда они рванут без огней на следующую улицу, а потом, вдоль лесополосы, на окружную дорогу — глупо с автоматами ехать в гараж, милиция может узнать о хищении, как еще повернется их «операция»…
— Ну, парни, с богом, — приглушенно сказал Боб, и Генка со Щеглом молчком, как парашютисты, вывалились из машины в ночь.
Они все сделали, как было задумано и оговорено: Игорек перекусил припасенными кусачками проволоку, раздвинул ее, и две мокрые безмолвные фигуры скользнули под стены склада.
— Окно! — шепнул Генка, и Игорек послушно согнулся, подставив плечи.
С оконной рамой Генке пришлось несколько повозиться. Он чувствовал, что она еле держится, но за что-то зацепилась. Наконец подалась, и он с тихим матом подал раму Щеглу. А сам подтянулся, кошкой скользнул в черный проем окна.
В нос Генке шибануло специфическим запахом масла и ткани. Он несколько мгновений, лежа на животе, прислушивался к складской тишине, потом повернулся, спустил ноги вниз, стал шарить ими в холодной темноте — возле окна должен стоять ящик.
Ящик был на месте, значит, все шло хорошо, по плану.
Он опустился на бетонный пол, постоял, по-прежнему чутко, по-звериному прислушиваясь. Слабый, дрожащий свет освещал внутренности склада, и это Генку несколько приободрило — не в кромешной все же темноте придется тут шарить. Свет падал из окна-амбразуры на противоположной стене, ветер раскачивал светильник, тени на стенах тоже раскачивались, ползали туда-сюда. Высчитывать метры и шаги теперь не нужно, дверной проем, в который он должен пройти, — вон он, прямо перед глазами…
Он налетел-таки на пустой ящик: в полупустом помещении, так ему показалось, будто взорвалась граната. Генка онемел, застыл в жутком страхе, с макушки до кончиков пальцев на ногах его будто парализовало — на какую-то секунду он перестал чувствовать самого себя. Одна только мысль жила: «Все! Попался. Новый срок…»
За стеной склада раздались шаги — это отчетливо было слышно, даже дождь и шум потоков воды не мог заглушить хорошо знакомый Дюбелю стук солдатских сапог — это конечно же часовой.
Подошел, стоит, слушает. Теперь Генка разглядел, что в этом помещении, где он сейчас находился, есть входная дверь, и стоит только эту дверь открыть… «Ну нет, братцы, тут вы меня по сцапаете, только бы стали снова слушаться руки и ноги…»
Безмолвное, неподвижное это стояние, кажется, продолжалось вечность. Вполне возможно, что часовой и не слышал ничего, а просто остановился здесь, под козырьком у двери, прячется от дождя, хотя ему положено ходить, смотреть… Но сколько он будет стоять? Час? Два? Ему, Генке, двигаться нельзя. Если часовой сейчас еще сомневается, то уже в следующую минуту, заслышав новые звуки в закрытом складе, поднимет тревогу. Нет, надо ждать. Умри, Геныч!
