Дознаватель (ЛП) - Вакс Эндрю (читать книги полные TXT) 📗

Минута прошла, мы молчали. Наконец, она взяла сигарету, снова затянулась. Менее драматично, на этот раз.

 — Интересно, как все они становятся порнозвездами, — сказала она, тихо. — Я имею в виду, они не могут быть все звездами, не так ли? Но Мерло, она всегда называла себя...

— Вердж, называла она себя, не так ли? Когда она вступила в контакт с тобой. Как в этом порнофильме «Всегда на грани», да?

— Ну, если ты настаиваешь.

— Мы что, на этом застрянем? — сказал я, разочаровано, как будто я ожидал от нее гораздо большего.

— Я не…

— Ты да. Это твоя проверка, не так ли? Ты хочешь показать, что ты не владеешь информацией, затем будешь смотреть, что будет дальше. Но ты на этот раз выбрала неправильное место для парковки. Тебе не понравится. Потому что мы ничего не хотим от тебя узнать о людях, которые тебе платят. Эта «сеть», которую ты считаешь тайной? Она так прогнила от осведомителей, что ФБР туда уже влезли. И они не отступят.

— Верно, — усмехнулась она.

Я сделал стены темнее, понизил температуру.

— Включи телефон, — сказал я ей.

*

Я знал, что экран ее телефона мигает. Я видел, как она коснулась его. Ее лицо дрогнуло, она пыталась сообразить, какое выражение лица лучше подобрать.

— Видишь? — спросил я.

Она поняла, о чем я.

— Да, — сказала она.

— Ничего особенного, это сетевая технология. Все, что тебе нужно, это точка доступа Wi-Fi достаточно близко, и ты мгновенно можешь записывать и сохранять. Особенно, когда тебе не нужен звук. Где у тебя приемники, в бюстгальтере?

— Иногда, — сказала она, затягиваясь. Не смутилась нисколько, пока. — Есть и другие места. Как ты угадал про лифчик?

— Тебе нужны проводки, — объяснил я. — Для провода это лучшее место.

— Думаешь, без лифчика они не будут стоять? — сказала она, притворяясь обиженной.

— В видео они стоят, — ответил я. — Но нижнее белье позволяет носить прослушку всегда. Когда ты снимаешь бюстгальтер, никому нет дела, до того, куда ты его кладешь.

*

— Ты много знаешь о делах, — сказала она. Утверждение, как настойчивый вопрос.

— Каких делах?

— Моих.

— Старых или?..

— О том, что я делаю сейчас. Ты знаешь, о чем я. Все, что у меня есть ничего не стоит.

— Что тогда, что сейчас, это одно и то же... просто разные рынки сбыта. Разный продукт, конечно. Никаких режиссеров, никаких уловок, чтобы держать мужчин в готовности. И значительно более низкая стоимость производства. В этом цель, верно? Таким образом, это похоже на старомодные подглядывающие камеры, такие, как на заправках и в дешевых отелях. Но эти работают только в зонах кассового сбора, а не в туалетах или душах. Словно это произошло случайно. И это гораздо сексуальнее.

— Нет, это не так, — решительно сказала она.

— Нет, не так, — согласился я. И снова стал ждать.

— Я не боюсь, — выдохнула она. — Раньше я шастала по подвалам. То там, то сям. Там я и встретила Мерл, ладно, Вердж, так? Я знала, что это не БДСМ и не снафф, и никто бы не стал тратить деньги, чтобы сделать звездой… меня.

— Ты права.

— В чем?

— Во всем, что ты сказала. Во всем, что ты рассказывала раньше.

 — Тогда чего ты хочешь? Ты знаешь о сети, но я тоже внештатница. И я давно бросила, как я уже сказала. Я никогда не сдавала никого. И не сдам.

— Внештатница?

— Конечно. Ты знаешь, что я записываю видео для шантажа, но я не шлюха, я преступница. Я не работаю в эскорте, я не занимаюсь сексом по телефону, меня нет на секс-сайтах... меня нельзя купить на время, — сказала она, а вспышка янтаря под ее длинными ресницами сказала мне, что следит за реакцией на этот последний пассаж. Я не просто молчал, это было кое-что большее. Не суровое молчание, как сказать, такое, терпеливое, понимающее молчание, от человека, который ожидает услышать то, что он уже знает, и помнит из знакомой пьесы.

— Ты знаешь, что я снималась в порно, — продолжала она, плавно, не пропуская удар. — Оно выглядит одинаково. Трахайся и соси, все выглядит одинаково, спустя некоторое время. Ощущается так же. Но я там кое-чему научилась. Я не просто делала, что говорят, я слушала. Знаешь, некоторые режиссеры были настоящими режиссерами. Мейнстрим режиссерами. Можно так сказать. Поэтому я задвала им вопросы. И им это нравилось.

— Уверен в этом.

Эти три слова заставили ее продолжать:

— Одно, чему я научилось… я просто как-то знала, — сказала она, снова наклоняясь вперед, но теперь не кокетничая... доверяя коллеге, коллеге-профессионалу. — Я смотрела и училась. Нужно найти свой путь. Учиться читать. Не книги, людей. Не уличные знаки, которые указывают, в каком направлении идти. Люди говорят. Что они хотят, как они этого хотят. И все они действительно хотят быть уважаемыми, даже если вы одеваете их, как собак, или пеленаете их, как младенцев. Я поняла это. Сама. Меня никто не учил. Теперь я могу читать таких людей, как книжку, вроде уличных знаков, на языке, который знаю только я. Вот что делает меня такой желанной в сети. Эти лохи никогда не поймут, что я профессионал. Я могу быть офисной девушкой или официанткой, или кем-то, с кем они столкнулись в дорогом магазине... Это не имеет значения. Я даже могу быть стриптизершей, если нужно.

— Некоторым лохам.

— Да, некоторым лохам. Но дело не в том, что я отказываюсь от секса. Я снисхожу до него. С трудом. Так, что ему нужно прийти ко мне в гости. Или привести меня в отель. Но лучшие удерживают меня. Держат меня для себя.

— И тогда в дело вступает сеть.

— Верно. Но я не получаю комиссионные. Мне платят за производство, вот и все. Когда все кончается, я беру отпуск. Долгий отпуск, за городом.

*

— Насколько натянут у тебя поводок? — спросил я ее.

Она вспыхнула. Решая, попадусь ли я, если она включит дурочку или... Но она взяла себя в руки: обреченность окрасила черты, шоу называется «я просто выживаю».

— Я бы сказала, умеренно. Бывало и туже.

— Он сейчас не в стране.

Она кивнула.

— Но твой телефон всегда должен быть включен.

Она снова кивнула.

— Это сеть говорит, кто мишень, но на этот раз они ошиблись, верно?

— Я… думаю да.

— Однозначно, да, — заверил я ее. — Этого лоха нельзя шантажировать. Он не политик. И его жена уже знает, что он делает.

— Со мной?

— Нет. Ты не имеешь значения. Знает, что он делает, чтобы зарабатывать все эти деньги.

— Наркотики?

— Нет, — сказал я, чувствуя, что она внимательно следит за мной. Она пыталась выглядеть спокойной, конечно, она могла прочитать книгу, только если могла открыть ее.

— Он крупнейший производитель-дистрибьютор детской порнографии в западном полушарии.

Ее рот скривился:

— Фу!

— Конечно, — сказал я ровно, как показатели ЭКГ у трупа.

— Что значит — «конечно»?

— Это значит, что ты знаешь, что он делает. И знаешь, сколько он стоит. Не как цель шантажа. Не для сети. Для тебя.

— Нет, я...

— Да, ты. Вот почему у тебя никаких доказательств для сети. Вот почему ты их придерживаешь. У него достаточно денег, чтобы вытащить тебя от них. Бесконечная река наличных денег. У него резиденции по всему миру. Но он не может хранить свой материал здесь. Эстония — самое безопасное место для его серверов, и в стране достаточно беззакония, чтобы быть там королем... только жить ему там не очень комфортно.

*

Три часа спустя, она докурила свои последние сигареты, и осталось всего три физалиса в вазе.

— Я могу выходить. За покупками и все такое. Но то место, оно охраняется, как…

— Во,т почему ты должна заставить его отвести тебя туда.

— Он никогда этого не сделает. Зачем бы ему? Он получает и так все, что хочет, там, где он хочет.

— Это творческая работа, — сказал я ей.

*

Еще сорок три минуты.

— Если я сделаю, что ты хочешь, он меня убьет.

Я помотал головой.

— Что? — спросила она, ее третий глаз искал зажженный знак «выход».