Королева Юга - Перес-Реверте Артуро (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
— Потом я угощу тебя стаканчиком «Бьюкенена», браток, чтоб ты не сильно расстраивался, что оказался таким слюнтяем.
Поте Гальвес исчез за дверью другой комнаты, и оттуда послышался удар, грохот чего-то разлетающегося в щепки, — может, дверцы шкафа, на которую он обрушил свой кулак, мощный и одновременно бессильный, и Тереса почему-то мысленно поблагодарила его за это. Однако уже в следующее мгновение ей стало не до того, потому что Кот Фьеррос принялся снимать с нее джинсы — вернее, не снимать, а стаскивать рывками — и, задрав футболку начал тискать ее груди, и засунул ей между ног дуло пистолета, как будто собирался изнасиловать ее им, а она не кричала, не стонала, она просто уставилась широко раскрытыми глазами в белый потолок комнаты и молила господа, чтобы все произошло поскорее и чтобы потом Кот Фьеррос убил ее быстро — прежде, чем все происходящее перестанет казаться кошмаром, увиденным во сне, и обернется неприкрытым ужасом этой проклятой жизни.
Все было так же, как раньше. Как всегда. И так же все должно было закончиться. Иначе не могло быть, хотя Тереса Мендоса никогда не представляла себе, что Ситуация будет пахнуть потом, мужчиной, разгоряченным похотью, выпивкой, которую принял Кот Фьеррос, отправляясь на поиски своей жертвы. В секунды просветления она думала: господи, пусть он кончит.
Пусть он кончит поскорее, чтобы я смогла отдохнуть.
Она думала об этом какой-то миг, а потом снова погружалась в пустоту, где не было ни чувств, ни страха. Для страха слишком поздно — его испытывают до того, как что-то происходит, а когда это происходит, утешает то, что все когда-нибудь заканчивается. Подлинный страх порождается лишь мыслью, что конец может чересчур затянуться. Однако к Коту Фьерросу это никак не относилось. Он двигался сильными толчками, стремясь поскорее освободиться. Молча. Короткими, жестокими, безжалостными рывками, мало-помалу сталкивая ее к краю кровати. Покорившись судьбе, Тереса не сопротивлялась. Ее глаза уперлись в белизну потолка, мозг был абсолютно пуст, сознание лишь временами возвращалось вспышками молнии. Ее рука соскользнула с кровати и оказалась в раскрытой сумке, стоявшей по другую сторону.
Внезапно Тереса сделала открытие: Ситуация — вещь неоднозначная. Она может быть таковой для тебя или для других. Осознав это, Тереса настолько удивилась, что, не мешай ей вцепившийся в нее мужчина, она села бы на кровати — лицо серьезное, указательный палец поднят вверх, — чтобы обдумать свое открытие и убедиться, что все действительно обстоит именно так. А ну-ка, разберемся. Рассмотрим этот вариант. Но она не могла приподняться, потому что свободной у нее оставалась только рука — случайно оказавшись в сумке, сейчас она касалась холодного металла кольта «дабл-игл», лежавшего среди белья и пачек денег.
Это все не со мной, подумала она. А может, не успела ничего подумать, и просто пассивно наблюдала за той, другой Тересой Мендоса, которая думала за нее.
Но главное: когда она отдала себе отчет в происходящем, ее пальцы — или пальцы той, другой женщины, за которой она следила, — сомкнулись вокруг рукоятки пистолета. Предохранитель слева, рядом с курком и кнопкой, которой извлекается магазин. Она прикоснулась к нему большим пальцем и почувствовала, как он скользит вертикально вниз, освобождая ударник. В патроннике есть патрон, заставила себя вспомнить она.
Есть патрон, готовый к выстрелу, потому что я загнала его туда — она помнила, как лязгнул металл, — хотя, может, мне только кажется, что я это сделала, а на самом деле не сделала, и патрона там нет. Она обдумала все это бесстрастно и расчетливо: предохранитель, курок, ударник. Патрон. Такова надлежащая последовательность событий, если только этот звонкий щелчок прозвучал на самом деле, а не был плодом ее воображения. В противном случае боек ударит в пустоту, а у Кота Фьерроса окажется достаточно времени, чтобы решить, что ему все это не нравится. Хотя, как бы то ни было, хуже не будет. Только, может, чуть больше насилия или жестокости в последние мгновения. Ничего, что не закончилось бы через полчаса; для нее, для той, другой женщины, за которой она наблюдает, или для обеих. Ничего, что вскоре не перестало бы причинять боль. Такие мысли роились у нее в голове, когда она прекратила смотреть в потолок и поняла, что Кот Фьеррос замер и уставился на нее. Тогда Тереса подняла пистолет и выстрелила ему в лицо.
В спальне стоял едкий запах порохового дыма и эхо выстрела еще гремело в стенах, когда Тереса нажала курок еще раз; но отдачей от первого выстрела «дабл-игл» сильно рвануло вверх, так что второй вышиб из штукатурки кусок размером с ладонь. Кот Фьеррос уже тяжело завалился спиной на тумбочку, будто задыхаясь, зажимая руками рот, а между пальцев у него струями хлестала кровь, заливая глаза, вылезшие из орбит от изумления и ослепленные вспышкой, опалившей ему волосы, брови и ресницы. Тереса не знала, кричит он или нет: прогремевшие совсем рядом выстрелы, ударив по барабанным перепонкам, оглушили ее. Она стояла на коленях на кровати — из всей одежды на ней оставалась только футболка, задранная к самой шее, — обеими вытянутыми руками вцепившись в пистолет, чтобы поточнее прицелиться в третий раз, когда увидела, как в дверях появился Поте Гальвес, ошарашенный и растерянный. Словно в замедленном сне, она перевела взгляд на него; а он — револьвер по-прежнему торчал у него за поясом — протянул обе руки перед собой, будто защищаясь от «дабл-игла», который Тереса теперь навела на него и на который были устремлены его испуганные глаза. Губы под черными усами шевельнулись, беззвучно умоляя: «Не надо»; а может, на самом деле Поте Гальвес выговорил это «не надо» вслух, но она не расслышала, потому что в ушах еще звенело от выстрелов. Наверное, он действительно сказал это — его губы продолжали быстро-быстро шевелиться, а руки по-прежнему были вытянуты — какие-то слова примирения, которых она все равно не слышала. И Тереса уже собиралась спустить курок, когда вдруг вспомнила удар кулака о дверцу шкафа, «питон», нацеленный ей в лоб, Блондин был одним из наших, Кот, кончай дурить. А она была его девчонкой.
Она не выстрелила. Воспоминание о грохоте дверцы, рассыпающейся в щепки, удержало ее палец, уже лежавший на спусковом крючке. Ощущая, как холод леденит живот и голые ноги, не переставая целиться в Гальвеса, она, ерзая на кровати, отодвинулась назад и левой рукой побросала в раскрытую сумку одежду, записную книжку, пакет с кокаином. Покосилась на Кота Фьерроса, который, сползя на пол, корчился там, прижимая к лицу окровавленные руки. Секунду-другую Тереса раздумывала, не добить ли его; но второй киллер еще стоял в дверях с вытянутыми перед собой руками и револьвером за поясом, и она отчетливо поняла, что если перестанет держать его на прицеле, пуля достанется ей.
Поэтому она подхватила сумку левой рукой и, еще крепче сжав «дабл-игл» правой, начала слезать с кровати. Сначала в Крапчатого, наконец решила она, а потом уж в Кота Фьерроса. Такой порядок будет правильным, и грохота разбитой дверцы шкафа, за который она действительно была ему благодарна, недостаточно, чтобы изменить этот порядок. В этот момент Тереса поняла, что глаза стоящего перед ней мужчины читают то, что отражается в ее взгляде; она увидела, что губы под черными усами перестали шевелиться, оборвав на полуслове какую-то фразу — теперь его речь доносилась до ее слуха неясным шумом, — и за секунду до ее третьего выстрела Потемкин Гальвес с ловкостью, удивительной для человека его комплекции, метнулся в лестнице на первый этаж, нашаривая на бегу за поясом револьвер.
Тереса выпустила четвертую и пятую пули прежде, чем до нее дошло: это бесполезно, она может остаться без патронов. Выскакивать на улицу вслед за наемником она тоже не стала, ибо поняла, что так просто он не уйдет, и ее маленькое везение — просто краткосрочное стечение обстоятельств. Два этажа, подумала она. Что ж, хуже того, что было, уже не будет. Решив так, она открыла окно спальни, выходившее на задний двор, и, глянув вниз, различила в темноте молодую дубовую поросль и кусты. Я забыла прикончить того мерзавца — Кота, запоздало мелькнуло у нее в голове, когда она уже падала в пустоту. В следующее мгновение ветки и сучья расцарапали ей ноги, бедра и лицо, а лодыжки от удара о землю взорвались болью, будто кости, не выдержав, переломились. Кое-как она поднялась, удивленная тем, что осталась жива, и побежала, прихрамывая, босая, голая ниже пояса, среди машин, стоящих на пустыре, и вечерних теней. Она бежала долго, пока окончательно задохнувшись, не остановилась и не присела на корточки, укрываясь за полуразрушенной кирпичной стенкой. Ее босые ступни были изранены, царапины по всему телу горели, к тому же она ощущала, как мучительно саднит и жжет у нее между ног и внутри. Лишь теперь воспоминание заставило ее содрогнуться: та, другая Тереса Мендоса вдруг покинула ее, и она осталась одна. Не за кем больше наблюдать издали, некому приписывать собственные чувства и ощущения. Внезапно у нее резко прихватило мочевой пузырь, и она стала мочиться, как была, сидя на корточках за низенькой кирпичной стенкой, боясь шевельнуться, дрожа, как в лихорадке. Свет фар машины, проезжавшей мимо, скользнул по скорчившейся в темноте фигуре; в одной руке сумка, в другой — пистолет.
