Дураки умирают - Пьюзо Марио (лучшие книги TXT) 📗
Мы много купались, наслаждались погодой, странными улицами и необычными блюдами. В первый же вечер я повел Валери в казино, тогда как дети расселись в холле по большим креслам-качалкам и ждали нас. Валери каждые пятнадцать минут выбегала, чтобы посмотреть, все ли с ними в порядке, а потом увела их в наш люкс. Я же играл до четырех утра. После того как я разбогател, удача, естественно, не могла меня подвести, и я выиграл несколько тысяч долларов. Как ни странно, выигрыши в казино доставили мне больше удовольствия, чем успех моего романа и огромные деньги, которые я на нем заработал.
Когда мы вернулись домой, меня ждал еще один приятный сюрприз. Киностудия «Маломар филмз» предложила сто тысяч долларов за право экранизировать мой роман и еще пятьдесят тысяч плюс расходы, если я приеду в Голливуд и напишу сценарий.
Я обсудил предложение киностудии с Валери. Писать сценарий мне не хотелось. Я сказал Валери, что права продам, а сценарий писать не буду. Я думал, мое решение ее порадует, но она сказала:
— Я думаю, тебе следует поехать в Голливуд. Встречи с новыми людьми пойдут тебе на пользу. Знаешь, иногда меня тревожит твоя страсть к одиночеству.
— Мы можем поехать всей семьей.
— Нет, — покачала она головой. — Я тут счастлива и не хочу срывать детей из школы. И тем более не хочу, чтобы они выросли в Калифорнии.
Как и все жители Нью-Йорка, Валери воспринимала Калифорнию как некий оазис, населенный наркоманами, убийцами и безумными проповедниками, которые начинают стрелять по католикам, едва завидев их.
— Контракт рассчитан на шесть месяцев, — добавил я, — но я могу проработать там месяц, а потом бывать в Голливуде наездами.
— Вот и отлично, — кивнула Валери. — По правде говоря, нам нужно отдохнуть друг от друга.
Ее слова меня удивили.
— Мне от тебя отдыхать не надо.
— А мне надо. Когда мужчина работает дома, это напрягает. Спроси любую женщину. Я ничего не говорила раньше, потому что мы не могли снимать отдельную квартиру, но теперь, раз уж деньги есть, я бы хотела, чтобы ты работал вне дома. Сними студию, уезжай туда утром, возвращайся вечером. Я уверена, что и работаться тебе там будет лучше.
Не знаю почему, но ее слова оскорбили меня до глубины души. Мне нравилось работать дома, и я обиделся, узнав, что она не разделяет моих чувств. Наверное, именно эта обида, пусть детская, и заставила меня подписать контракт с киностудией. Если она не хочет, чтобы я сидел дома, пожалуйста, я уеду, и посмотрим, как ей это понравится. В то время я с удовольствием читал про Голливуд, но не хотел ехать туда даже на экскурсию.
Я понял, что переворачивается еще одна страница моей жизни. В своей рецензии Озано написал: «Все романисты, хорошие или плохие, — герои. Они сражаются в одиночку, они обладают верой святых. Они чаще терпят поражение, нежели побеждают, они не могут рассчитывать на милосердие мира негодяев. Их силы подтачивают (вот почему в большинстве романов можно найти слабые места) житейские проблемы, болезни детей, предательство друзей, измены жен. Они не обращают внимания на раны и продолжают сражаться, открывая в себе все новые источники энергии».
Мелодраматичность слога Озано мне не нравилась, но я чувствовал, что покидаю когорту героев. И плевать я хотел на то, что дело было, скорее всего, в типичной писательской сентиментальности.
КНИГА V
Глава 27
«Маломар филмз», дочерняя компания «Мозес Вартберг три-калчур студиоз», обладала полной независимостью и даже располагала собственной, пусть и небольшой, съемочной площадкой. Так что Бернарда Маломара никто и ни в чем не ограничивал при подготовке фильма по роману Джона Мерлина.
Маломар хотел только одного — снимать хорошие фильмы, но давалось ему это нелегко, потому что за спиной все-таки чувствовалась громада «Вартберг три-калчур студиоз». Он ненавидел Вартберга. Они постоянно враждовали, но Вартберг был интересным, достойным противником. Опять же, Маломар признавал, что в вопросах финансов и менеджмента Вартберг — гений. И прекрасно понимал, что без таких, как Вартберг, ни режиссерам, ни актерам не выжить.
Но Маломару, удобно устроившемуся в своем роскошном кабинете, примыкающем к съемочной площадке, приходилось иметь дело не только с Вартбергом. Были и другие кровососы. Как в шутку указывал Маломар, Вартберг — рак прямой кишки, тогда как Джек Холинэн — геморрой, от которого приходилось страдать каждый день, а потому раздражал он куда больше.
Джек Холинэн, вице-президент компании, ведал общественными связями и с увлечением играл роль гения пиара. Если он предлагал тебе сделать что-нибудь из ряда вон выходящее, а ты отказывался, он тут же с подкупающим энтузиазмом признавал твое право на отказ, радостно восклицая: «Как ты скажешь, так и будет! Я никогда, никогда не буду убеждать тебя делать то, чего тебе не хочется. Я только попросил». И это после того, как он битый час объяснял тебе, что гарантировать упоминание твоего нового фильма в «Таймс» можно только в одном случае: если ты спрыгнешь с Эмпайр стейт билдинг.
Но с боссами вроде вице-президента по связям с общественностью «Вартберг три-калчур интернейшнл студиоз» или со своим личным клиентом Уго Келлино Холинэн был куда как более откровенным, более человечным. Вот и теперь он не собирался ничего скрывать от Бернарда Маломара, у которого просто не было времени на пустопорожнюю болтовню.
— У нас проблемы. Я думаю, этот гребаный фильм станет самой большой бомбой после Нагасаки.
Маломар, самый молодой руководитель студии после Талберга, любил изображать туповатого гения.
— Я не знаю этого фильма, но я думаю, что ты порешь чушь. Я думаю, тебя тревожит Келлино. Я думаю, ты хочешь, чтобы мы потратили целое состояние на рекламу, потому что этот господин решил податься в режиссеры, а тебе хочется подстелить ему соломку.
Холинэн был личным пиарщиком Келлино, получая за это пятьдесят штук в год. Келлино, действительно прекрасного актера, отличало невероятно высокое самомнение. Но этой болезнью страдал не только он, а практически все ведущие актеры и актрисы, режиссеры и даже их помощники, которые мнили себя сценаристами. Завышенное самомнение в стране кино встречалось так же часто, как туберкулез — в шахтерском городке. Болезнь эта носила характер эпидемии, но далеко не всегда приводила к фатальному исходу.
Более того, благодаря своему эго многие люди даже становились интереснее. К примеру, тот же Келлино. Демонстрируемая им на экране энергия привела к тому, что он вошел в список пятидесяти самых знаменитых мужчин мира. Холинэн частенько говорил с восхищением в голосе: «Келлино может оттрахать и змею». Видоизменяя затертое клише для своего клиента.
Годом раньше Келлино настоял на том, что свой следующий фильм он будет ставить сам. Он относился к тем немногим звездам, которые могли добиться желаемого. Но ему определили жесткий бюджет, а вознаграждение завязали на кассовые сборы. «Маломар филмз» выделила два миллиона долларов и ни цента больше. На тот случай, если Келлино сойдет с катушек и будет делать по сотне дублей каждой сцены со своей последней подружкой на нем или своим последним дружком под ним. Все это он, впрочем, и проделывал без видимого ущерба для фильма. Потом он начал менять сценарий. Появились длинные монологи, когда камера фокусировалась на его трагическом лице, а он рассказывал историю своего тяжелого детства. Объяснял, почему он трахает на экране и девочек, и мальчиков, подводя зрителей к мысли, что, будь у него нормальное детство, он бы вообще не пускал в ход свой детородный орган. И, наконец, он оставил за собой право на монтаж фильма, то есть, согласно контракту, студия не могла прикасаться к окончательной версии. Маломар особо не волновался. Участие Келлино в фильме гарантировало возвращение двух миллионов. В этом сомнений быть не могло. А все остальное значения не имело. Кроме того, разрешив Келлино снимать фильм, он получил его согласие на участие в другом фильме, экранизации бестселлера Джона Мерлина, а Маломар нутром чуял, что эта картина принесет студии миллионы.
