В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна (первая книга TXT) 📗
Колосов отлично знал, что такое наглядный пример для суда. В деле Удава-Головкина рассказы сыщиков об обстоятельствах осмотра пыточного подвала маньяка, оборудованного в гараже в подмосковных Горках-2, и фотографии – «картинка», стали одним из решающих доказательств по делу. В деле же «раздольского медведя» при задержании просто необходимо было воспользоваться оперативной видеосъемкой, и тогда уж… Но все зависело от случая. А полагаться в оперативной работе на случай, это, знаете ли… «Я жду случая подходящего», – сказать это у Колосова язык не поворачивался. А поэтому он жестко обрывал все пререкания, затыкая недовольным рот: «Я сам знаю, что делать. Не учите меня. Я отвечаю за эту операцию». И при этом он чувствовал: идет по лезвию ножа. Если случится непредвиденное, если в этом деле появится еще однажертва – вина будет целиком его. Но…
НО НАСТАЛА ПЯТНИЦА. И бог наконец сжалился над оперативным составом. Дождь, отшумев в кронах лип и кленов, покрытых свежей листвой, умчался куда-то на север, к Балтике, к Питеру. Над столицей и областью засияло отмытое до легкомысленной голубизны небо. Распустились цветы-одуванчики, зашуршала на ветру сочная травка, воспрянули духом жучки-козявочки, еще не придушенные смогом. На дорогах на подъездах к Кольцевой образовались обычные пробки – москвичи дружно стремились за город на дачи.
И школа в Отрадном тоже внезапно ожила. Утром в пятницу туда на двух черных джипах приехала группа из десяти молодцов спортивного вида с рюкзаками и спальными мешками. По всей видимости, новое пополнение, уплатившее деньги за учебный курс. На разведку обстановки в школу был направлен участковый Сидоров, на этого молоденького лейтенантика Колосов надеялся в Раздольске больше, чем на начальника Спицына. Он провел разведку без сучка и без задоринки. Этакий придурковатый сельский участковый, знакомящийся с новым «контингентом» на своем участке и заодно пытающийся тут же, по блату, устроить и свои делишки. Беседовал он с неким тренером по «ведической системе саморегуляции». Интересовался простодушно и прямо, когда можно будет увидеть владельца спортклуба Степана Базарова. «Хочу, мол, поговорить с вашим главным, нельзя ли братана сюда к вам на обучение пристроить. Парень только из армии, служил в десантных, крепкий, работу сейчас ищет хорошо оплачиваемую, ну понимаешь, насчет чего… Да вот подучиться хотел маненько. Ну этому, что вы тут проходите, – у-шу – карате…»
Ведический тренер, гибкий, как кошка, молодец со спортивным свистком – Катя непременно бы узнала в нем того, кто «заботился» о ней в их первый приезд в школу с Мещерским, и вряд ли бы узнала того, кто несколько дней назад при свете костра молотил обмякшее тело поверженного внука гадалки Лейлы, давя каблуком очки инвалида, – белозубо улыбнувшись участковому Сидорову, ответил, что, мол, нет проблем, лейтенант: учитель приедет в Отрадное завтра. «Если хотите, приводите своего протеже», – заключил тренер.
Вот так просто. Человек, которого они столько дней ждали, ПРИЕДЕТ ЗАВТРА! Откуда? Но спешить с такими вопросами пока не стоило. Колосов чувствовал: если повезет, они ответят на все вопросы сразу. Или почти на все.
Днем в Раздольский ОВД прибыл и оперативно-технический отдел Главка в полном составе. Спецтехнику везли аккуратно и бережно. Знали бы коллеги, чего стоило Колосову выбить у начальства почти весь арсенал аппаратуры ночного видения, находившейся на вооружении отдела! «Да зачем тебе столько камер, Никита Михалыч? – допытывался его начальник Гладков. – Ты ж мне другие оперативные участки оголяешь! Нельзя же все так бесцеремонно себе хапать. У меня вон отдел по борьбе с наркоманией почти голым на сегодня остался!»
Колосов успокоил его: хапаю максимум на день, на два – не больше. Он знал: если то, чего он ожидал, не произойдет в ближайшие дни, то операцию вообще придется свернуть.
Большое количество камер и иных приборов ночного видения ему было нужно для того, чтобы ни один шаг возможного фигуранта не остался вне пленки – без будущего решающего доказательства по этому делу. Судьи, следователь прокуратуры Касьянов, колосовские коллеги должны были увидеть ВСЕ собственными глазами от начала и до конца. И опять же, если бы Колосова тогда спросили, что он все-таки понимает под этим словом ВСЕ, он бы отделался пустой отговоркой, ничего не объясняя.
Но приборы нужны были и потому, что осуществлять наблюдение за подобным фигурантом в стандартном рабочем режиме с машин сопровождения или при помощи пешеходной слежки было практически невозможно. Участковый Сидоров, побывавший в школе, и то заметил, что за базаровскими ученичками не очень-то «потопаешь». «Ушлые они ребятки, Никита Михалыч, – делился он. – И глазами вроде не очень зыркают, а замечают многое. Уже где-то подучились азбуке нашей, а сюда, видно, университеты приехали кончать. С такими дошлыми осторожность нужна, как бы они первыми нас не раскрыли».
Наступления ночи Колосов ждал так нетерпеливо, словно у него намечалось амурное свидание с фотомоделью, просто извелся весь. От сигнала по рации, переданного с какого-либо из постов наблюдения, зависело, куда ему ехать, а потом уж… Что будет потом, он боялся загадывать. Придется ли снова на всех парах чесать через лес, или на этот раз ВСЕ случится по-другому… В напарники себе он взял только Сидорова. Участковый идеально знал местность, и это было в глазах Колосова огромным плюсом.
День медленно клонился к вечеру. Отгорел розово-фиолетовый закат, спустились сумерки. На Клязьме надсадно квакали лягушки – женились, вот мерзавки! Колосов даже им адски завидовал: вот лежат себе в тине, зеленые, блаженствуют, икру мечут. А ты тут как беспризорный один, голодный, невыспавшийся которую уж ночь – и все на стреме. Ждешь черт знает чего…
Первый сигнал с поста у дачи в Уваровке поступил в четверть восьмого вечера: Степан Базаров действительно как ни в чем не бывало приехал на дачу на старой облезлой «Ниве». Его высадили, «Нива» развернулась и минут через пятнадцать уже въезжала на территорию Отрадного. На ней прибыло еще четверо молодцов с рюкзаками. На даче, кроме Базарова, были только старухи: бабка и домработница. На террасе горел свет. Затем его зажгли и наверху, и в гостиной, где медвежья шкура, механически отметил Колосов. В Отрадном жизнь тем временем выглядела совсем мирно: раскочегарилась полевая кухня. Ученики варили гуляш, кипятили чайники. Часть парней вечером купалась в Клязьме. Вода была еще холодной, но им это было нипочем. Закалялись.
А в половине одиннадцатого школа вообще угомонилась. Надо же, отбой, как в пионерлагере, отметил Колосов. В одиннадцать свет начал гаснуть и на даче. Дольше всего горел на кухне. Колосову доложили – там домработница. Молится вроде. «Ай да оптика, – подумал Колосов. – Молотки оперативно-технический, не подкачали, такое первоклассное приближение объекта у этих их хитрых жучков!»
Сам он находился во дворе Раздольского ОВД в пригнанном сюда из Главка автобусе оперативно-технического отдела, где работал мощный радиопередатчик, принимавший без помех сообщения по установленным каналам связи. Стандартные милицейские рации для этой операции не годились: черт их знает, этих учеников. У них снаряжение дай боже. Может, и портативные рации имеются, так что…
Часы отметили полночь, половину первого, час, два. Было тихо, как в могиле. Раздольск, Уваровка видели седьмые сны. Отрадное тоже вроде дрыхло…
– Никита Михалыч, ОН ВЫШЕЛ ИЗ ДОМА, – в рации послышался голос «источника» с дачи. – Я его отчетливо вижу. Спускается по лестнице, остановился. Снова двинулся. Идет медленно.
Колосов глянул на часы: без семнадцати три. Скоро светать начнет.
– Камера работает? – спросил он.
– Так точно. Но через минуту я его потеряю. Он направляется в сторону реки.
Это было еще куда ни шло. В лесу следить за таким лунатиком – практически невыполнимая задача. Не с дерева же, право, как Тарзану. А у Клязьмы место почти открытое. И постов наблюдения там три…
