Золотая паутина (др. изд.) - Барабашов Валерий Михайлович (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗

— Да кричали эти парни громче всех, Виктор Иванович, — сказал с улыбкой старший лейтенант. — Я имею в виду, конечно, экстремистские лозунги. Ну, и пили тут же. Словом, бросались в глаза. Как было не снять.

— Понятно. Благодарю.

Русанов вернулся к себе, еще раз просмотрел дело Дюбелева. Тип, разумеется, малоприятный — рецидивист, судим дважды. Такой может выкинуть что угодно.

Виктор Иванович вызвал Попова с Гладышевым, велел им съездить на железную дорогу, показать фотографию Дюбелева проводнице вагона, в котором был взрыв. А сам отправился домой (время обеда как раз подоспело) — пусть глянет на фотографию и Зоя.

Она, посмотрев на снимок несколько секунд, сказала уверенно:

— Нет, Витя, это не он. Того парня я бы узнала.

Неутешительные вести привезли и Попов с Гладышевым.

Одна за другой отпадали и другие «кандидатуры» — у всех оказывалось железное алиби. Неужели версия о мести ошибочна?! Голова Виктора Ивановича раскалывалась от дум.

Определенные надежды он связывал с экспертизами. По просьбе чекистов их проводили несколько, но криминалисты могли ответить лишь на технические вопросы: из чего было сделано взрывное устройство, в чем оно находилось, какая мощность заряда, из чего нарублена «начинка». Это, безусловно, очень важно, ибо дает нити дальнейших поисков, но все же эксперты не могли сказать главного — кто именно принес в вагон портфель со взрывным устройством. На этот вопрос должны были ответить они, чекисты.

…Попов и Гладышев побывали все же у Дюбеля на квартире. Генка, увидев их, переменился в лице. Но скоро понял, что ничего серьезного ему пока не грозит. Чекисты «сеяли», то есть отрабатывали свою версию среди уголовного элемента, это было знакомо по некоторым книжкам, которые Дюбель прочитал в колонии, да и в разговорах с корешами не раз говорилось о таких вот методах работы как чекистов, так и парней из угро. Загребали в сети как можно больше тех, кто мог бы выкинуть тот или иной финт, а там работали с каждым. Генка сообразил, что у чекистов никаких доказательств его вины пет, вопросы были обычные: где был в ночь с первого на второе августа? Кто может подтвердить? с кем встречался в этот вечер? и прочие. Ответы на такие вопросы у Дюбеля уже были приготовлены: он-то хорошо знал, что к нему могут прийти менты. Чекистов, по правде говоря, не ждал. Но — что в лоб, что по лбу, хрен редьки не слаще.

Чекисты также ушли ни с чем. Они не сказали ему ничего о взрыве в поезде, а он, разумеется, и намеком не дал понять, что что-то знает. Пусть ищут. А он, Дюбель, примет кое-какие меры. Щегол ни при каких обстоятельствах не должен попадаться оперативникам на глаза. Не дай бог, проговорится. Урка еще зеленый, не тертый жизнью и мало битый, за таким глаз да глаз нужен. А остальные кореша из его двора ничего не знают. Даже мать ни о чем не догадывается. Правильно он поступил, что мастерил бомбу в тайне от всех — вон как пригодилось.

Вечером он отыскал Щегла, сказал ему с глазу на глаз, что приходили из КГБ, интересовались, где он, Генка, был такого-то числа и с кем…

— Ну? — напряженно спрашивал Игорек, и губы его тряслись.

— Что «ну»? Сказал, что гулял, в кино ходил… Да ты не трясись, Игорек. Придумай что-нибудь и стой на этом мертво. Понял? Твердые показания — это, я тебе скажу, могила! Стена!

— А что там было, Геныч? В поезде?

— Ну, шарахнуло… Черт его знает, не пойдешь же спрашивать. Слышал я, что кто-то с полки упал, кто-то нос разбил…

— А-а… А мне говорили, что кого-то там убило. Женщины…

— Брехня! Не слушай ты никого. У нас наговорят — с воз и малую тележку… Ты вот что, Игорек. На-ка червонец, смотай в гастроном, еще час до закрытия. Попроси у Надьки бутылку водки, скажи: Дюбель, мол, просил. А потом придешь в скверик, за баней. Я тебя там ждать буду. Выпьем, поговорим. Усек?

— Усек, — мотнул головой немного повеселевший Щегол и умчался за спиртным.

Генка напоил его в тот вечер до помутнения, вдалбливал парню:

— Ничего страшного не случилось, если даже и отбросили копыта две-три дуры, а вякнешь где — вот! — И приставил к горлу Игорька колючее острие финки.

Насмерть перепуганный Щегол клялся Дюбелю, что «ни одна собака ничего никогда не узнает», что молчать он будет «до гроба».

— Ты и потом молчи, — усмехнулся Генка и поволок мычащего Игорька к подъезду его дома.

А дня через два в вечерней городской газете появилось следующее объявление:

Объявление это было передано и по областному телевидению.

Уже в восьмом часу вечера к Русанову зашли Коняхин и Кубасов. Лейтенанты доложили, что выявили круг знакомых Криушина. Был он довольно обширным, но в близкие отношения Криушин почти ни с кем не вступал.

— Женат он не был, это известно, — сказал Виктор Иванович, выслушав оперуполномоченных. — Но если он нормальный мужчина, у него должна была быть женщина. Так, Валера?

— Так, — согласился Коняхин. — И женщин у него на заводе было несколько. Но все они теперь напрочь отрицают какую-либо интимную связь. Да, знали Эдьку Криушина, да, встречались… Но ничего «такого» не было. Он принцессу искал, не иначе.

— Они, эти женщины, знают о его смерти?

— Знают. Слух каким-то образом удивительно быстро распространился по заводу, все в курсе.

— А кто был в числе его симпатий?

— Ну, список довольно условный, Виктор Иванович. — Кубасов положил перед Русановым листок с фамилиями. — Подлинные отношения действительно теперь сложно установить.

Русанов кивнул, углубился в чтение, делая на полях листка карандашные пометки. Остановил руку против фамилии «Долматова В. В.». Но не фамилия привлекла его внимание. Спросил:

— «Зав. ЗИБом» — это что?

— Заводской изолятор брака. Отходы там всякие, Виктор Иванович, бракованные детали. Проще сказать — кладовая отходов.

— Говорили с этой Долматовой?

— Говорили. Криушина она знала, говорит: как же, электриком у нас был, лампочки менял. О смерти его слышала, кто-то из женщин сказал.

— Связь с Криушиным отрицала?

— Да. Чепуха это, говорит, все, наговор, если этот Криушин и имел что-то ко мне и языком обо мне трепал, то меня это нисколько не интересовало. Он не в моем вкусе. А скоро я замуж вышла.

— Это соответствует истине?

— Да, соответствует. Муж — военнослужащий, прапорщик в одной из частей гарнизона.

— Так-так. Будем считать, что вы, товарищи, сделали предварительную работу на «Электроне», — говорил Русанов, — А теперь придется пойти по второму кругу, копнуть поглубже, поискать новых знакомых Криушина, да и со старыми, вам уже известными, пообщаться еще. С первого раза люди могут что-то и недоговорить, укрыть.

— Говорили вроде бы вполне искренне, Виктор Иванович, — даже обиделся Кубасов.

— Когда вы не будете докладывать мне «вроде бы», тогда я буду убежден, что с вами говорили предельно искренне, — Русанов нажал на эти слова. — А так нас могут водить за нос. Логика тут понятная: признаваться страшно, лучше отказаться от всего. Не видел, не знаю, не помню. Тем более что слух о смерти Криушина прошел, удобнее ситуации для умалчивания не придумаешь. Кстати, Валера, что сообщили из Москвы? Я имею в виду причины смерти Криушина.

— Несчастный случай, Виктор Иванович. Эксперты подписали протокол единогласно.

— Хорошо, идите.

Лейтенанты ушли, а Виктор Иванович, включив настольную лампу, снова углубился в бумаги. Дела валились на него одно за другим, забот с каждым днем прибавляется и прибавляется. Конечно, основная забота его отдела — это «золотое дело», но как теперь поставить на второй план взрыв в поезде? Как забыть О том, что Андрей Воловод в больнице, в реанимации, уже две недели не приходит в сознание?! Водитель, сбивший его, не сбежал, отвез Воловода в больницу. ГАИ установила, что наезд случился из-за того, что отказали тормоза, лопнул один из тормозных шлангов, это доподлинно установила техническая экспертиза. Вот не повезло Андрею! Надо будет сходить к нему, как только он придет в себя, поговорить. Этот капитан милиции Русанову нравился, он душой тянулся к нему. Захотелось повидать его, а если и получится, то поговорить о делах. Битюцкий, правда, сказал, что ничего интересного Воловоду на «Электроне» не удалось добыть. Сейчас там работает другой человек, не менее квалифицированный…