Ритуал последней брачной ночи - Платова Виктория (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Нет, обострять ситуацию сейчас бессмысленно, в комнате и без того полно острых предметов.
После недолгих размышлений я решила пустить ситуацию на самотек и попытаться усыпить бдительность умалишенного.
— Еще кофе, — отрывисто бросила я.
Дементий с радостью бросился выполнять мою прихоть. Похоже, он готов на все, лишь бы не дать ножу выскользнуть из его квартиры.
— Что происходит? — спросила я по-пролетарски громко отхлебнув из чашки.
— Ничего, — не моргнув глазом, соврал он.
— А по-моему, что-то происходит. Не совсем… м-м… нормальное. Вы не имеете права меня задерживать.
— Я вас не задерживаю.
Идиотизм ситуации был настолько очевиден, что я даже рассмеялась. Дементий счел это хорошим знаком и тоже попытался улыбнуться.
— Вы очень симпатичная девушка…
Сейчас он сделает мне предложение!..
— У вас такой милый смех…
Сейчас он сделает мне предложение!..
— Мы ведь так и не познакомились толком. Расскажите мне о себе…
Нет, предложения он мне не сделает, но и из квартиры просто так не выпустит.
— С какой стати я должна рассказывать вам о себе?
— Я подумал… Ну, хорошо. Не хотите рассказывать о себе — не надо. А что это за человек, который подарил вам нож?
Так и есть, все будет вертеться вокруг ножа!
— Послушайте, Дементий… — я позволила себе повысить голос, но он не дал мне закончить.
…В последующие несколько часов я не произнесла ни слова. Вначале, пока способность соображать еще не оставила меня, я проклинала покойничка Стаса Дремова, сделавшего из меня образцово-показательную шлюху. Да, именно так — образцово-показательную шлюху, для которой прихоть клиента — закон. А странный парень с бледными баками и фанатично горящими глазами оказался самым изощренным клиентом, которого я только встречала в жизни. Он осторожно, шаг за шагом, как заправский Казанова, овладевал моим девственным пугливым мозгом; он ласкал мои крошечные, не до конца сформировавшиеся извилины умопомрачительными вещами. Какими-то «Письмами мастера дзэн мастеру фехтования», — трепетными, как первый поцелуй моего первого парня Сюлева Хааса… Какой-то «ХЭЙХО КАДЭН сё, переходящей в роду книгой об искусстве меча», — не терпящей возражений, как пах моего последнего парня Лешика Богомола… В ход пошли совершенно неведомые мне имена, скорее всего японские, — Басе, Сайге, Исса, Бу-сон: странные сочетания слов, складывающиеся в трех — и пятистишия. И я как последняя дура иссоплилась над кретинической судьбой неизвестного мне пернатого, когда Дементий с подвыванием прочел:
Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
Сон одинокий в пути.
Я заплакала! Клянусь богом, я заплакала — так горько, как будто бы по мне прошелся взвод солдат срочной службы! А потом этот блондинистый гад добил меня окончательно:
Есть особая прелесть
В этих бурей измятых,
Сломанных хризантемах.
Почему я никогда не думала об этом? Почему я никогда и ничего не хотела знать? В изголовье моей кровати столько раз умирали эти хреновы бледно-желтые хризантемы, а мне и в голову не приходило их пожалеть! Мне и в голову не приходило, как тонок и влажен может быть мир… Мне и в голову не приходило, как тупа и ограниченна я сама… А ведь все могло быть по-другому, если бы мне встретился не Стас, а этот нежный сумасшедший!
…Kurrat, как же далеко он меня заманил, этот парень! В самые непролазные дебри моей собственной души. И ничего хорошего я там не обнаружила: жалкий подлесок, сломанные кусты жимолости, использованные презервативы, банки из-под джин-тоника, банки из-под оливок с анчоусами, мятые купюры — выгребная яма и та выглядела бы лучше!..
Я не знала, сколько времени прошло (глухое безжизненное окно не давало никакого представления о времени суток), — да это было и неважно. Лишь изредка, с трудом вырываясь из омута слов и жадно глотая воздух у поверхности, я думала: неужели все это ради проклятого ножа?!.
…Дементий срубился неожиданно, так и не дорассказав мне о кулике, потерявшем свое гнездо. Я даже не сразу поняла, что произошло: его ресницы сомкнулись, рот вытянулся в нитку, а голова сама собой прислонилась к стеллажу.
Наваждение спало, и воздух свободы защекотал мне ноздри. Я щелкнула пальцами перед лицом Дементия — никакой реакции!
Аккуратно разжав его руки, я вытащила нож, прихватила «ARM AND RITUAL» и на четвереньках поползла к выходу. И лишь у самой двери обернулась: Дементий спал. И вместе с ним, свернувшись клубком, спали все его ножи, все его мечи, все его давно умершие японцы.
…Через три минуты я была уже на набережной, перед вздыбившейся плотью моста Лейтенанта Шмидта. Вот он — питерский бич, разводка мостов, которая всегда застает врасплох! Воистину, нужно родиться в этом городе, чтобы жить в унисон с его мостами.
У первой же попавшейся парочки я узнала, который час. Было около двух, следовательно, в арсенале у сумасшедшего Дементия я провела почти десять часов. И выползла оттуда с напрочь покосившейся башней. Причину этого помутнения я объяснить не могла. В любом случае от временного пристанища на Канонерском меня отделяла вода, оставаться на набережной и искать приключений в ушибленных белой ночью кафешках мне не хотелось, и я решила отправиться к Монтесуме.
Монтесума жила на углу Одиннадцатой линии и Большого проспекта.
Несколько лет назад, сразу же по приезде в Питер, она расселила склочную четырехкомнатную коммуналку и теперь являлась счастливой обладательницей эркера, двух балконов, двух санузлов и камина.
Я честно простояла в подворотне напротив ее дома полчаса и ничего подозрительного не обнаружила. И только потом решилась войти в подъезд.
Монтесума не спала.
Я вообще была склонна думать, что Монтесума никогда не спит, ничего не ест, а только курит сигары, вкалывает как лошадь и все свободное время посвящает мужененавистничеству.
— Опять ты за свое? Сколько на этот раз? — хмуро спросила Монтесума, пропуская меня в квартиру.
— Что — сколько?
— Сколько мужиков тебя трахало? У тебя такой вид, как будто по тебе взвод солдат прошелся.
— Срочной службы? — уточнила я, вспоминая слабосильного симпатяжку Дементия.