Звезда на одну роль - Степанова Татьяна Юрьевна (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Если подкинете – не откажется.
Чугунов толкнул локтем Полосухина.
– Как, Михалыч, подкинем? Тряхнем мошной?
Производитель моющих средств всхлипнул, опрокинул на себя рюмку и полез пальцем в блюдо, стараясь уловить скользкие очки. Кравченко вежливо помог ему.
– Чего еще-то здесь будет? – спросил, запинаясь, Полосухин. – Дискотека-то тут есть?
– Не спеши, сейчас увидим. – Чугунов задумчиво жевал.
«Флоралии» Ивана Арсеньева, демонстрируемые высокими изысканными молодыми людьми самого нежного возраста, оказались действительно очень необычным и впечатляющим зрелищем. Кравченко даже простил «хорьку» его прежнюю фамильярность, так ему понравилось увиденное. «Катю бы сюда!» – подумал он.
«Флоралии» были не чем иным, как удивительно искусными костюмами, созданными из живых цветов. Причудливые головные уборы, легкие, невесомые одежды из прозрачного шифона, украшенные лилиями, розами, гвоздиками, ирисами и сотней других цветов, названия которых не были знакомы Вадиму. Их аромат клубился в зале, побеждая запах и спиртного, и сигаретного дыма, и жирной пищи. Даже дорогие духи и те разом поблекли. А юноши-модели демонстрировали все новые и новые фантастические, сказочные «флоралии». Венец-корона из белоснежных лилий, прихотливые извивы плюща, каскад пурпурных роз, колышущиеся, словно гигантские изумрудные страусовые перья, листья папоротников – некое подобие волшебного воротника-опахала. Гирлянды-пояса из фиолетовых ирисов и розовых гвоздик ярко выделялись на загорелой коже.
И люди, и цветы казались юными, свежими, прекрасными. И обнаженное тело, едва прикрытое нежными разноцветными бутонами, походило на плоть оживших античных статуй. Публике все это великолепие очень нравилось – в зале то и дело раздавались бурные аплодисменты.
В заключение Арсеньев представил композицию по мотивам картины Николя Пуссена «Царство Флоры». Взору публики с вежливыми пояснениями под мелодичную музыку были представлены все ее герои. В ролях нимф и самой богини садов и парков выступали все те же накрашенные мальчики: Флора с рогом изобилия, осыпающая притихший от восхищения зал душистыми лепестками, задумчивый Нарцисс, влюбленный Гиацинт, нимфа Клития, превращенная в подсолнух.
«Это все стоит уйму денег! – думал Кравченко. – Такое быстро вянущее великолепие. Цветы, море цветов, когда только-только сошел снег. Выходит, что Крез этот хорек, настоящий Крез!»
Кто-то слегка задел его стул, извинился – к выходу пробирался тот самый высокий темноволосый красавец, с которым перед показом беседовал Арсеньев. Он не выказал никакого восхищения увиденным – может быть, все уже успело ему надоесть? Кравченко проводил его взглядом и тут же забыл про него, поглощенный зрелищем.
– Ты, Вадь, того, поди позови к нам этого цветовода, – гудел благодушно довольный Чугунов. – Это ж мастак какой, а? Давно я ничего подобного не видел. Это вам не ж… голые глядеть у стриптизерок на сцене. Это – сразу чувствуется: европейский стиль. Красота.
«Лепота, – подумал Кравченко, поднимаясь из-за стола. – Так, наверное, рассуждали ходоки в Царьград, посланные Владимиром-Солнышко, земляки мои: ой, лепота, князюшка, ой, лепота!»
Едва увидев Кравченко, Арсеньев стремительно пошел ему навстречу. Он был румяным от похвал и аплодисментов, развившийся локон бубикопфа упал ему на разгоряченный лоб.
– Здравствуй…те, – сказал он с запинкой, вперя в Кравченко взгляд серых грустных глаз. – Вы все-таки пришли. Спасибо.
– Василий Васильевич хочет вас видеть, – сухо молвил Вадим.
– Прямо сейчас?
– Если вам это удобно.
– О, мне удобно. А вас зовут Вадим? Мне Берберов сказал. Вы уже успели познакомиться с ним, я вижу.
– Да.
В компании Чугунова Арсеньев вел себя непринужденно. Поправил прическу, выпил виски.
– Я тебя помню, машины-то вместе покупали, – гудел Чугунов. – Но не знал я тогда, какой ты есть человек. Ведь это ж надо! Цветы-то где берешь?
– Кое-что покупаю сам, кое-что помогают купить, кое-что дарят, – ответил Арсеньев.
– Красота это. Тебя как, Иваном зовут? Красота это, Ваня. Душа прямо не нарадуется. – Чугунов вздохнул. – Да… красота, она под собой имеет, много имеет… А где тут туалет у вас, не скажешь? Природа свое требует.
Кравченко было поднялся.
Арсеньев быстро подозвал официанта:
– Саша, проводи господина Чугунова.
Они остались за столиком вдвоем – производитель моющих средств пересел за соседний стол, предпочтя общество длинноногой девицы в кожаном сарафане.
– А вам, Вадим, понравилось то, что я делаю? – спросил Арсеньев.
– Да.
– Цветы живут одним днем, я всегда это помню.
– Несомненно.
– О чем вы думаете? Хотите, чтобы я убрался, да? – Вопрос прозвучал так потерянно, что Кравченко даже вздрогнул.
– Я думаю, что вы очень талантливы, все, что вы делаете, очень красиво, только оно заслуживает лучшей участи, чем выставление на суд в бардаке перед сворой жрущих неандертальцев. Бисер перед свиньями, Иван.
– Как вы сказали? – переспросил Арсеньев. – Лучшей участи? Бисер? – Взгляд его словно ощупывал лицо Кравченко.
– Именно. Ну кому тут читать сказку о царстве Флоры? Моему патрону, что ль?
– Я ее читал не ему, а вам, я был рад, когда узнал, что вы придете.
– Это произошло совершенно случайно.
– Я понимаю, конечно, случайно.
Они замолчали.
– И вы бы хотели увидеть нечто подобное в более подходящих условиях? – осторожно спросил Арсеньев.
Кравченко про себя ухмыльнулся: «Ах ты, хорек талантливый, неймется тебе – не мытьем, так катаньем!»
Тут вернулся из туалета Чугунов.
– Что, братки, загрустили? Вань, давай выпьем за твою красоту, слышь? Народу нравится. А ты, если какие трудности возникнут с цветами там или с чем, звони прямо мне. Звони – не стесняйся. В январе Чугунов ландыши достанет, в августе мимозу – тока скажи.
– Спасибо, Василий Васильевич. – Арсеньев отпил маленький глоток золотистого виски. – Я тут говорил вашему начальнику охраны… Есть еще одно место, где демонстрируются мои работы. Это очень приличное место, однако очень дорогое.
– Деньги – сор, – хмыкнул Чугунов. – Лишь бы сердце радовалось. Играют там, нет?
– Нет, ни в карты, ни в рулетку там не играют. – Арсеньев тщательно подбирал слова. – Но посмотреть там есть на что. Есть. Только… там очень высок взнос за…
– Это клуб, что ли? – сморщился Чугунов. – На… он мне. Я вон состою в столичном биржевом. Так они там только пьют, подлецы, да сплетни разводят. Да потом, там уж девять кооптированных членов в расход вывели – пристрелили в подъездах. И сидя-ат, глазами моргают друг на друга: я, мол, не я и хата не моя. Мафия ж!
Это слово прозвучало в устах Чугунова так смачно, что и Кравченко, и Арсеньев невольно засмеялись.
– Нет, это не клуб. Это… если позволите, я наведу справки. И потом сообщу вам, если там что-то наметится интересное.
– Валяй. – Чугунов зевнул. – Вадь, дай ему мои координаты.
В половине третьего ночи они отчалили домой. Чугунов сладко спал на заднем сиденье «шестисотого» «Мерседеса». Он был сыт, пьян и умиротворен душой. Кравченко медленно вел машину по пустынному Садовому кольцу. Он принял две таблетки анальгина, и его слегка «вело», но он терпел: от второй подряд бессонной ночи, аромата цветов и общества Ивана Арсеньева у него ломило в висках.
