Самурай-буги - Таскер Питер (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗

– Погодите-ка! – продолжает пожарный. – Вы исполнитель баллад, и были популярны, когда я был маленький. – Мори открывает рот, чтоб быстро возразить, но пожарный поднимает руку в перчатке: – Не называйте ваше имя! Дайте, я угадаю!

Пару секунд они молча глядят друг на друга. Потом на лице пожарного расплывается широкая ухмылка.

– Вы Macao Канда, точно?

– Нет. – Мори отворачивается, но пожарный хватает его за локоть. Сирена уже близко, километра за два.

– Дзюн Исикава? [43] – выдыхает он в ухо Мори.

– Нет!

– Этот крутой чувак, как его, – Ямадзаки?

– Да нет же!

– Придумал! Давайте спросим других, кто-нибудь точно угадает!

Пожарный подносит к губам мегафон и уже собирается кричать. Мори выдергивает рукав из его хватки и шагает прочь по дороге.

– Эй! Подождите! – разоряется мегафон. – Вы уверены, что вы не Macao Канда?

Мори отвечает тем, что переходит на рысь. Он спешит на пустую парковку, седлает «хонду». Когда он выезжает на дорогу, с другой стороны из-за поворота с визгом выскакивает полицейская машина. Пожарный, помешанный на знаменитостях, продолжает выкрикивать имена в мегафон. Мори пригибается к рулю и едет домой.

Ричард Митчелл мрачно смотрит на предмет, лежащий перед ним на столе. Этот ромбоид из серого пластика подарил ему тридцать худших минут в его жизни. На вид довольно безвредный многонаправленный селектор, дизайнер – явный любитель стиля «баухаус». Но какие ужасные страдания он приносит Митчеллу. Хорошо бы в нем случилось короткое замыкание, и он бы загорелся и растаял в лужицу вонючей серой дряни.

Мобильная конференция – идея Саши де Глазье. Клиентам, сказала она, нужна возможность напрямую расспросить Митчелла о его последних рекомендациях.

– Не сейчас, – взмолился Митчелл, – дайте мне время подготовиться.

– В чем дело? – ответила Саша, устремив на него свой шаманский взгляд. – Боишься, что они оттяпают тебе cojones? [44]

Она недалека от истины. Первые минуты Митчелл, склонившись над пластиковым ромбоидом, посвящает своему обычному анализу технологических тенденций на рынке видеоигр. Как только он упоминает о «Софтджое» и «Мега Энтерпрайзис», его начинают прерывать. Его попытки ответить на эти замечания, в свою очередь, тоже прерываются, ибо аналитики и менеджеры фондов из шести часовых поясов выстроились в очередь, чтоб пригрозить ему.

– Вы еще рекомендуете эту акцию? – Злобный голос из Австралии. – Умереть не встать, приятель.

– Вы потеряли кучу моих денег, – обвиняет Жаклин из Парижа.

– Эти прогнозы – предел всему… – рычит Ахмед.

– Нам придется принять меры, – угрожает человек из правительства Сингапура.

– Это мертвая акция! Соблюдите приличия и похороните ее!

– Минус 30 % в первом квартале. Мне кажется, это не смешно…

– «Мега» – классная акция, да? Цена пойдет вверх, да?

– Вернись к реальности, чувак. «Софтджой» слился.

– Когда ж до тебя дойдет, что это финансовая некрофилия…

– Наше правительство…

– Ты что, не сечешь, идиот…

– Полная ерунда…

– Дерьмо верблюжье…

– Merde [45]…!

Митчелл выходит из конференц-зала в рубашке, мокрой от пота. Возвращается в отдел исследований и плюхается за свой стол. С ним никто не заговаривает, даже секретарши. Все уже чувствуют его поражение.

Митчелл включает компьютер, открывает график акций «Меги». Вот что он видит: поднимающаяся ветвь параболы выходит на вертикаль. Как бы это назвал его старый босс Яд зава? Счел бы он это «эскалатором на луну» – то есть, таким сильным и значимым подъемом, который никогда не обернется падением? Или же это больше похоже на «эякуляцию спящего монаха» – резкий всплеск, за которым следует спад, а потом годы апатии? Ядзава никогда не объяснял своих терминов, но один комментарий застрял у Митчелла в голове: «Берегись эскалаторов, в которых недостает ступенек». В течение прошлого года «Мега» непрерывно росла, ни разу не скорректировавшись более чем на 5%. Благодаря скупкам, которые подхлестывает Скотт Хамада и его дружки из «Силвермана», у этого эскалатора вообще нет ступенек.

Без особой надежды Митчелл выключает компьютер и собирается уходить. Когда он застегивает портфель, его внутренний счетчик Гейгера фиксирует чье-то напрягающее присутствие за спиной. Это Саша де Глазье. Сегодня она вся в черном – черное хлопчатобумажное платье, черные чулки, черные серьги, даже лак на ногтях черный.

– Ну и как? Cojonesпока целы?

Митчеллу приходит на ум, что она собирается нагнуться и посмотреть. Он инстинктивно делает шаг назад.

– Нет проблем, Саша.

Он изображает беззаботную усмешку. Саша не отвечает, и усмешка мгновенно вянет. Она смотрит на него, сузив глаза. Он стоит достаточно близко, видна даже тень над ее верхней губой – призрак усиков.

– Отлично, – говорит она наконец. – Тогда будешь повторять это упражнение каждую неделю.

Митчелл тупо кивает. Саша де Глазье шагает к офису Хауптмана, прокалывая ковер острыми каблуками.

Мори возвращается к себе к шести вечера. Наливает стакан «Сантори», тяжело садится на диван. Только два часа назад дело Миуры близилось к аккуратному завершению. Теперь все в беспорядке, все так глупо запутано.

Признание в кофейне было трюком, и Мори полностью на него купился. У Танигути есть сообщник, какой-то чокнутый фантазер, который охотно выполняет его приказы вплоть до убийства. У самого Танигути непромокаемое алиби. Он не собирается прибегать к медицинской помощи, а вместо этого продолжает свою кампанию убийств и запугиваний.

Но зачем поджигать квартиру Наоми Кусака? Зачем? Зачем охотиться на знаменитость, которая уже десять лет не появляется в новостях? Мори мало что знает о шоу-бизнесе и еще меньше им интересуется, но Наоми Кусака он помнит: высокая, с короткой стрижкой, пела жуткие песни хорошим сильным голосом. Начинала в «Такарадзука» – была такая женская театральная труппа, – играла мужские роли в хулиганских романтических комедиях. Потом имела некоторый успех как поп-певица и актриса в «модных драмах». А что потом? Мори с трудом припоминает какой-то скандал, трогательную пресс-конференцию, в раскаянии опущенную голову. Надо узнать больше. Надо расспросить Хаясаку, который когда-то был режиссером на «Канто-ТВ», а теперь заведует маленьким водевильным театриком в сердце старого города.

Годы идут, и Токио все больше смещается на запад. Старый город на восточном берегу реки остается все дальше в прошлом. Дома понемногу разрушаются, люди стареют, их вкусы и привычки становятся немодными. В женских журналах пишут специальные статьи о том, какую еду там можно попробовать, как будто это не район города, а некая загадочная чужая страна. Хаясака – из старого города. Однажды он неожиданно решил туда вернуться.

Он рассказывал Мори, что решение пришло к нему после того, как его назначили режиссером комедийного сериала, который шел в прайм-тайм и благодаря которому «Канто-ТВ» регулярно возглавляло рейтинги. Актеры, с которыми он работал, – в основном они попали на телевидение благодаря университетским конкурсам молодых талантов, которые проводят телеканалы, – были невероятно популярны. Они выпускали сотни разных продуктов, их сборники на компакт-дисках становились бестселлерами, они пользовались любовью студенток, которые в любое время дня и ночи ошивались вокруг студий. Они были высокомерны, но Хаясаку это не волновало. Его начало беспокоить другое: они не могли его рассмешить, даже вызвать улыбку. Сначала он думал, что это его личная проблема: он не врубается, или перегорел, или что еще. Он пошел к друзьям и попросил их вспомнить самые смешные гэги за последнее время. Никто не вспомнил ни одного. Вывод: люди смеются не из-за того, что эти парни делают или говорят, а из-за того, кто они такие. То есть, в наши дни смеяться над тупыми остротами известного юмориста – все равно что подлизываться к боссу на работе.