Соколиная охота - Александрова Наталья Николаевна (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
А после стрельбы что с этой Никитой было? Это не она ногу-то сломала?
– Да нет, что вы, я же говорю – она такая ловкая!
А ногу сломала другая баба – молодая да толстая…
Столько еды набрала – вам троим не сожрать, а она хоть бы что… Если бы не стрельба эта – все бы умяла.
Но тут убийца эта, киллерша, мимо нее пошла. Она испугалась, на пол грохнулась и ногу себе сломала. Ее в больницу увезли, а та, которая с седым пришла, сбежала потихоньку… Я, пока очухалась, милицию да «Скорую» вызвала – смотрю, ее и след простыл…
– Ясно, – кивнул Дух. – Если еще что вспомнишь – позвони.
Он протянул официантке картонный прямоугольник с номером мобильного телефона и пошел к дверям, небрежно кивнув своему помятому воинству, чтобы двигали следом.
Жора Мирзоян по кличке Дух не был в криминальной империи покойного Кабаныча простым бригадиром, он занимал в ней один из ключевых постов, отвечая за вопросы безопасности. Поэтому убийство главаря в значительной степени ставили ему в вину, и только тем Дух сумел оправдаться, что Кабаныч никому, кроме двоих личных телохранителей, не сказал о намеченной встрече в китайском ресторане. Тем более Дух хотел лично разобраться в этой загадочной истории. Никому из людей Кабаныча не было ничего известно о человеке, погибшем вместе с боссом, о связывающих их двоих интересах, а теперь всплыл еще и какой-то японец.
Все это Жоре очень не нравилось. Шеф проворачивал какие-то дела, не посвящая в них братву и даже самого Духа – значит, шеф ему не доверял. Про японца знал только Геша, но Геша тоже убит.
Вообще, после смерти Кабаныча в группировке неизбежно должны были произойти большие перемены, и Жора не хотел остаться в стороне от пирога. Собственное его положение среди братвы было несколько неопределенным.
С одной стороны, его уважали и побаивались за крутой нрав, изредка накатывавшие на него вспышки ярости, когда он мог в одиночку наброситься на троих-четверых противников и раскидать их, как щенков.
Придавало ему вес и создавало некий романтический ореол прошлое: в молодости Жора неопытным солдатом воевал в Афганистане и попал в плен к душманам. Что он пережил в плену – Жора никому не рассказывал, но выбрался оттуда сам, став после этого совершенно другим человеком. Именно там приобрел Жора склонность к вспышкам ярости и кличку Дух.
Разговаривать об этом периоде своей жизни он ни с кем не хотел. Даже когда Кабаныч по пьянке пристал с расспросами, Жора злобно выругался и ушел, не побоявшись навлечь на себя гнев всесильного главаря.
С другой стороны, в подчиненной Кабанычу саратовской группировке кавказцев, кроме Жоры, не было, он стоял особняком, не имея среди братвы ни друзей, ни земляков, ни родичей. Многие посматривали на него косо, и ему постоянно приходилось кулаками, а то и ножом отстаивать свое место в бандитской иерархии.
Жора, от природы далеко не глупый, понимал, что в предстоящей дележке пирога его могут запросто затоптать, и, если он хочет выжить, нужно вскарабкаться на самый верх и первым расправиться со всеми конкурентами.
Свойственная ему волчья интуиция подсказывала Жоре Духу, что встреча покойного Кабаныча в китайском ресторане, обставленная такой секретностью и даже назначенная на чужой территории, была очень важна, и разгадка этой таинственной истории может дать ему в руки козыри в борьбе за власть. Поэтому Жора лично отправился в ресторан, объясняя это тем, что должен найти убийцу шефа.
В действительности киллерша интересовала его гораздо меньше, чем таинственный партнер Кабаныча.
Жора специально взял с собой двоих на редкость тупых «быков», у которых не хватило бы мозгов разобраться в его частном расследовании и в случае удачи растрепать кому не следует о его результатах.
Надежда еще раз проснулась на рассвете. Поросенко уже не храпела, в палате было тихо, но невыносимо душно. Надежда осторожно, стараясь не скрипеть, села на кровати и приоткрыла окно. Пахнуло свежим ночным воздухом. Окно палаты, как уже говорилось, выходило на больничный морг, то есть видно было домик и входную дверь, а окна морга всегда замазывают серой краской, чтобы никто, не дай бог, не увидел, что там делают с покойниками. Между больничным корпусом и моргом росло несколько деревьев, а также пролегала народная тропа, которая вела от главного больничного корпуса к дырке в заборе: всем известно, что больничные ворота располагаются всегда очень неудобно по отношению к автобусной и трамвайной остановкам, поэтому посетители больницы давно уже выломали несколько железных штырей из забора, чтобы удобнее было проникать на территорию.
На улице стояла та предрассветная мгла, когда фонари уже не горят – кстати, на территории больницы их почти не было, – а дневной свет только-только набирает силу, поэтому Надежда с трудом видела лишь силуэты деревьев под окном. Она притихла, наслаждаясь свежим воздухом и запахом весенней прелой земли, как вдруг ей почудилось какое-то движение со стороны морга.
Если бы не стояла вокруг такая тишина, что даже ветка не шевельнулась от слабого ветерка, то Надежда не обратила бы внимания на посторонний звук. Но сейчас она явственно услышала чьи-то крадущиеся шаги. Вот зашуршали прошлогодние листья, хрустнул сучок… Кто это? Собака?
Надежда приоткрыла окно пошире и заметила едва видимый силуэт человека. Человек быстро шагал по тропинке, что вела от дырки в заборе. В этом не было ничего странного – мало ли кто идет по территории, может, так удобнее срезать путь. Но Надежду удивили уж слишком настороженные движения идущего, чувствовалось, что человек стремится к одному ему известной цели, и цель эта очень серьезная.
Надежда еще успела подумать, что от скуки в этой больнице вообще скоро спятит, вот уже начала придумывать всякую ерунду. Нужно срочно проситься на выписку. В это время силуэт свернул с тропинки в сторону морга и направился к двери. Над крыльцом тускло горела лампочка, и Надежде в ее неверном свете все же удалось рассмотреть человека получше.
Как с изумлением констатировала Надежда, это была женщина, причем, судя по мягкости и плавности движений, молодая. Она была высока ростом, одета в черное – куртка и узкие брюки. Длинные волосы были забраны в хвост на затылке. Если бы не волосы, ее легко было бы принять за мужчину – так была стройна и высока. Но эта обманчивая мягкость…
Женщина ступала неслышно, как кошка.
Надежда почувствовала озноб – она чуть не по плечи высунулась из окна, и ничего не прикрывало ее от рассветного холода, кроме тонкой ночной сорочки.
Однако никак нельзя было оторваться от окна, потому что иначе она не узнает, что незнакомке понадобилось в морге среди ночи.
Девица между тем что-то делала с дверным замком.
«Прямо американский ужастик „Похитительница трупов“, – восхитилась Надежда. – Хоть бы собак они в больнице завели, что ли… Хотя кто будет воровать в морге? Если одежду какую или часы с неопознанного трупа, то санитары давно уже украли…»
Она протянула руку назад и стала шарить по стулу возле кровати в надежде отыскать там старую шерстяную шаль, которую мать принесла ей для спасения от больничных сквозняков. Нащупав шаль, Надежда потянула ее на себя, шаль зацепилась, Надежде пришлось оторваться от окна, и второпях она опрокинула стакан, который вечером сама же оставила на тумбочке. Хорошо, что стакан был пустой – ничего не пролилось на постель, зато он упал на пол с глухим звоном. Стакан не разбился – по мнению Надежды, если и есть на свете что-то вечное, то это граненые советские стаканы, – но Надежда замерла в опасении, что вся палата пробудится от сна. Сырникова увидит раскрытое окно и заорет, что Надежда нарочно по ночам вымораживает больных.
Никто не проснулся – обитатели палаты достаточно закалились, слушая ночной храп Поросенке, что им какой-то стакан! – но девица у двери морга подняла голову, прислушиваясь. Надежда просто воочию увидела, как девица раздула ноздри и повела ушами.
Сама она застыла в окне, боясь пошевелиться и моля бога, чтобы девица не заметила раскрытого окна. Уж слишком серьезно выглядела ночная посетительница, она не похожа была на простого воришку.
