Темный инстинкт - Степанова Татьяна Юрьевна (библиотека книг .TXT) 📗
– А где жильцы-то? – поинтересовался Кравченко.
– Полуэктовы в деревню к родне уехали картошку копать. Сам-то в отпуске, ну и жена взяла за свой счет. Этот, с третьего этажа, из тридцать четвертой, Михаил Палыч, в больнице, рожа у него какая-то на ноге возникла. Нешто только рожи на ногах бывают? А Гвоздев… да это его, што ль, выселяют?
– А это кто такой? – Кравченко улыбался душевно.
Но тут дверь жэка распахнулась, и появились Сидоров и Палилов.
– Я руководству доложу! – выкрикнул последний.
– Докладывай, – разрешил первый, позаимствовал у коллеги рацию и начал настраивать канал.
– Вас отстранили от участия в этой операции за допущенные грубейшие нарушения в работе, а вы… А почему тут снова посторонние?!
Старушка охнула, вцепилась в кошелку и заковыляла прочь. Однако дошла только до угла: избрала новый наблюдательный пункт и замерла выжидательно. Через минуту к ней присоединился мужчина, выгуливавший охотничью лайку, затем подошел некто в замызганной спецовке с фибровым чемоданчиком – по всему местный сантехник, подкатили на роликах два сорванца с яркими рюкзаками-ранцами. Двор оживал, зеваки сбивались в стаю.
– Все оцепить тут, посторонних никого не пускать, жильцов тоже не пускать, вернее, на работу пусть идут, но если будут путаться под ногами, то словом жестко разъяснять, – решительно распорядился коротыш. – И никакой информации никому. Если подозреваемый скрывается в доме, будем брать его профессионально, без шума.
И тут, словно в насмешку над весьма резонным этим распоряжением, во двор на полной скорости ворвалась, воя сиреной и ярко полыхая синей мигалкой, сверкающая иномарка с надписью ГАИ аршинными буквами на борту.
В доме захлопали окна и форточки, жильцы высовывались посмотреть, что стряслось.
– По какому поводу шум? – громыхнул с четвертого этажа чей-то пропитой бас.
– Да выселяют кого-то! – ответили снизу весело. – Гвоздев, а это не тебя ли, за неуплату, а?
– И-эх, шуме-ел камы-ыш, – бас снизошел до бархатной октавы. – Ди-и-ри-эвья га-ну-у-лись…
– Гвоздев, поимейте совесть, у меня ребенок больной спит, – в соседнее окно высунулась блондинка бальзаковского возраста. – Что вы орете? Не в церкви ж у себя!
– Гвоздев, Степан Степаныч, поспокойней, – один из подошедших сотрудников милиции, по виду типичнейший участковый, погрозил бузотеру. – Восьмой час уже, пора, Степан, и протрезветь.
– А мы вчера на венчании были знаешь у кого, Семеныч? – обладатель баса (его не было видно в форточку, а только слышно) интригующе умолк. – Батюшка венчал, а мы «Многая лета» поддавали во славу божью знаешь кому? Нет, лучше потом тебе скажу, конфиденциально. Ни за что не поверишь. А вы чтой-то, никак бдите уже спозаранку?
– Ты один в квартире? – поинтересовался участковый.
– С корешем мы, он на кухни спит. Спуститься, Семеныч, помочь?
– Из квартиры не выходи пока, Степа, и корешу не вели. – Участковый обернулся и поинтересовался у Кравченко, с любопытством внимавшего этим переговорам с четвертого этажа до первого: – А вы с администрации будете? Сказали, что кто-то из фонда «Правосистема» должен подъехать.
– Почти что оттуда, – скромно прихвастнул тот. – А кто ж это такой громогласный?
– Это ж Гвоздев! Регент соборного хора. Да неужели вы его ни разу в храме не слыхали? – участковый подозрительно сощурился.
– Я потомственный атеист, религия – опиум для народа, и вообще я прежде в обкоме партии работал.
– А вы где ж работали? – участковый повернулся к Шипову. – Это не тебе, мил друг, я вчера на дискотеке в Клубе водника замечание за нецензурные выражательства сделал? Публичные?
– Не ему, – отрезал Кравченко. – Это вообще понятой.
Камуфляжники в беретах быстро и споро оттеснили толпу к торцу дома и затем по команде, разбившись на небольшие группы, двинулись по подъездам производить детальнейший поквартирный обход. Часть сотрудников милиции в штатском пошли вместе с ними, а другие заняли ключевые позиции так, чтобы на всякий случай контролировать каждый уголок замкнутого стенами домов пространства – двор, въезд во двор, перекресток и участок улицы перед магазином.
– Зачем такая помпа, Шура? – осведомился Кравченко у бледного от обиды и злости опера. После приезда «руководства» его, видимо, снова отстранили от операции, которую он почти уже подмял под себя, и теперь он скучал в одиночестве. – Это ж поисковая операция с задержанием, если повезет. А вы как раджа на слоновую охоту выезжаете.
– У шефа своя метода на этот счет. Он убежден, что наша основная задача наглядно проинформировать население города о тех возможностях, которыми мы располагаем, чтобы держать ситуацию под полным контролем. – Опер выдал все это так, что и не поймешь, осуждает он помпу или, наоборот, приветствует. – А у академика в его методичке, которую он всем в нос тычет, это зовется психической атакой на объект.
– Но вы ведь даже не уверены в том, что Пустовалов скрывается именно в этом доме. На хрена эта атака, если вы не знаете наверняка? А и правда, – Кравченко скользнул взглядом по фасаду дома: окна, окна, окна. Где уже распахнутые настежь любопытными жильцами, где еще закрытые – но занавески и там колышутся. Вон на четвертом этаже мальчишка до пояса свесился, вот-вот вывалится. И там тоже занавеску отодвигают, тени мелькают. Все глядят, все ждут. А чего ждут?
– Шура, ну а если он и точно в доме, где же он может быть? В квартире забаррикадировался? Маловероятно это.
– В двух квартирах хозяева на звонки не отвечают. На первом и на третьем этажах, – отвечал опер. – Техничка говорит, вроде один в больнице, другой в отъезде, но…
– Что-то вообще не похоже, чтобы в этом вот доме, – Шипов кивнул на этот полный ожидания людской муравейник, – скрывался маньяк с топором. Атмосфера тут какая-то несерьезная. Вы, Вадим, говорили, этот убийца из психушки сбежал, я думал, он дикий, в лесу где-нибудь, а тут…
– Свидетели его опознали железно, – Сидоров сплюнул в песочницу. – Их в отдел увезли допрашивать. Жаль, не успел я с ними потолковать. Тут два бомжа в подвале обосновались. Встают раньше всех в доме, в четыре утра, на помойку торопятся бутылки у конкурентов перехватить. Они его вроде и видели: говорят, вошел этот мужик в третий подъезд.
– Что, прямо с окровавленным топором? – хмыкнул Кравченко.
– Топор они не разглядели, на этом типе макинтош был или плащ-палатка военного образца. Так эти ханурики показывают.
– Они небось не протрезвели еще со вчерашнего. Откуда у Пустовалова может взяться такая вещь?
– Один из отсутствующих жильцов, хозяин тридцать четвертой квартиры, военный. – Сидоров не отрываясь смотрел на окна третьего этажа. – Майор, в военкомате работает. Вот в чем штука-то.
– А что о нем в жэке говорят?
– Говорят, вроде они всей семьей в деревню уехали, но никто не видел, как и когда. Может, и уехали, а может…
– Ты что, серьезно думаешь, Пустовалов в этой квартире? Порешил всех и…
– В мусоропроводе он, видишь ли, не застрял, не видно его там, – огрызнулся опер. – А больше и спрятаться этой заразе негде. Либо бомжи ошиблись и он никуда не входил, либо… он в одной из квартир, и скорей всего…
– Нет, этот мирный веселый дом действительно не похож на прибежище убийцы, – Кравченко покачал головой. – Тут у вас, Шура, водевиль прямо какой-то разыгрывается. Ей-богу.
– Сейчас он тебе покажет водевиль, – Сидоров приподнял свитер и дотронулся до кобуры.
Толпу любопытных постепенно оттеснили к первому подъезду, однако она все прибывала и напирала. Казалось, что здесь собралось уже все население городка. Никакие уговоры разойтись не помогали. Тогда улицу и двор перегородили милицейскими машинами.
Обошли все подъезды – ничего, везде тишина, любопытство и полный порядок, и жители вроде все на местах. Тогда снова обратились к третьему подъезду. Туда ушла первая группа, возглавляемая Палиловым, который не расставался теперь с радиотелефоном. Кравченко оставил опального Сидорова и потихоньку приблизился ко второй группе сотрудников, ожидавших на ступеньках подъезда команды к действию. Эти тоже, как и в первой группе, были с рациями, однако без радиотелефона, и по их напряженным лицам было заметно, как они волнуются.
