Ритуал последней брачной ночи - Платова Виктория (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
— Тогда пригласи меня к себе, детка. Представишь меня как близкую подругу.
— Ну что ты! — не на шутку перепугалась Кайе. — Откуда у меня подруги с такими тачками? Юри не поймет…
— Прости. Совсем забыла, что ты у нас скромная дочь механика, который всю жизнь впахивал в парке аттракционов. И все твои подруги если на чем-то и катаются, то исключительно на «чертовом колесе»… — Тут Монтесума не выдержала и стукнула кулаком по рулю. — Черт возьми, Кайе, что с тобой происходит?!! Но что дурного в том, если беременную женщину подвезли домой? Даже если он увидит…
— Юри не увидит… Он на работе.
— Тем более не понимаю.
— Но могут увидеть соседи. Я бы не хотела давать повод…
— Пошла вон из машины, дура набитая! Кайе просияла, обняла за плечи Монти, чмокнула в щеку меня, открыла дверцу и осторожно спустила ноги на землю. Мы еще немного постояли, наблюдая за тем, как Кайе бредет по улице — с огромным животом, победоносным животом, Животом Начала Мира.
Монтесума открыла бардачок, вытащила оттуда устрашающего вида сигару, срезала ее кончик маленькой блестящей гильотинкой и закурила.
— Н-да, — сказала она, пуская дым через тонкие, как будто выписанные китайской тушью, ноздри. — Сама мудачка, муж — круглый идиот, район — дыра дом — дерьмо, комната — клоака, соседи — недоноски… Может быть, это и есть счастье, ты как думаешь, Варвара?..
…Промахнув город из конца в конец, мы тормознулись сразу за тоннелем, на маленькой площади. Монтесума припарковала свой «БMB» у сетки с табличкой «ЦЕНТРАЛЬНАЯ СТАНЦИЯ АЭРАЦИИ» и вышла из машины. Я последовала ее примеру. Некоторое время мы пялились на свинцовые воды залива, а потом Монтесума сказала:
— Значит, ты отказываешься ехать ко мне?
— Прости, Монти… Я не хочу тебя подставлять. А если к тебе ввалятся жлобы из ментовки? К тебе или в «Бронепоезд»?
— Уже, — Монтесума задумчиво почесала бровь. — Дивное здесь место, Варька. Могла бы умереть и не узнать.
— Что — уже? — перепугалась я.
— Уже вваливались. Не забывай, что мои пальчики хватались за те же места, что и твои…
— И что?!
— А ничего. Я уважаемая бизнес-леди, подданная Швеции…
— И твоя мебель стоит на даче у губернатора… Я помню.
— Не только у губернатора. В общем, я устроила хипеж, сказала, что последний раз видела тебя шесть лет назад в Таллинском ботаническом саду, прикрылась кое-какими именами… Так что здесь все в порядке. И у меня ты будешь в безопасности.
— Нет. — Я обхватила Монтесуму за шею и прижалась к ее железобетонному узкому плечу. — Нет.
— Как знаешь… План на завтра следующий. Приезжаешь ко мне в «Бронепоезд». С утра. Лучше к десяти. И не вздумай проспать. Приводим себя в порядок и двигаем к ювелиру. Ясно?
Я приставила руку к голове и улыбнулась.
— Есть!
— Тогда пошла к чертовой матери, дура набитая!..
…Когда я вломилась в квартиру Сергуни, мой специальный корреспондент уже спал: прямо в одежде, свернувшись калачиком и спрятав руки под мышками. Та часть лица, которую я могла разглядеть, была исполнена немой укоризны. Я тихонько согнала Идисюда, пристроившего свой хвост на Сергуниной макушке, прикрыла самого Сергуню пледом и на цыпочках вышла на кухню.
На кухне, прямо посередине стола, стояла записка, подпертая бутылкой из-под текилы: «ЖДАЛ ДО 01 ч. 33 мин. СУКА!»
Вытащив из сумки футляр с ножом и бумажку с именами подозреваемых, я вычеркнула из списка Полину Чарскую, поставила два вопросительных знака против Аурэла Чорбу, три — против Тео Лермитга и один — против Гюнтера Кноблоха. Еще в «Бронепоезде», когда снова всплыло онемеченное название швейцарского кантона «Шафхаузен», я вспомнила, что коммерческие интересы Кноблоха распространялись не только на Германию и Россию, но и на Швейцарию.
Нужно обязательно узнать, пересекались ли дорожки Олева Киви и Гюнтера Кноблоха, и если да, то… То что тогда?
Тогда количество людей, знавших виолончелиста и живших с ним в одной гостинице, снова возрастет. И будет ли это случайностью? Покончив со списком, я предалась еще одной своей ночной забаве — рассматриванию фотографий, которые получила от Рейно. И не столько фотографий, сколько фотографии: той самой, на которой был запечатлен Филипп Кодрин. Я изучила эту чертову фотографию вдоль и поперек, я точно знала количество персонажей на ней, я пронумеровала эти персонажи и смогла бы описать их с закрытыми глазами.
1. Филипп Кодрин с набриолиненным пробором (верхний левый угол снимка).
2. Декольтированная бабенка рядом с Филиппом, которую я приняла за его жену (верхний левый угол снимка).
3. Злодей-вегетарианец, он же — объект охоты (центр снимка).
4. Коротышка в «бабочке», беседующий со злодеем-вегетарианцем (правый центр снимка).
5. Хмырь с рок-хвостом, снятый со спины (левый центр снимка).
6. Срезанная часть женского плеча (правый край снимка).
7. Срезанная часть женской головы (правый нижний угол снимка).
Рано или поздно Филипп Кодрин развяжет язык, и я узнаю, почему он так испугался героя фоторепортажа. Рано или поздно…
Засунув Злодея между бумажками, я успокоилась. Но ненадолго: нож, спрятанный в футляре, по-прежнему манил меня. Я даже почувствовала странное ноющее тепло в пальцах, которые еще помнили тяжесть рукоятки. И — последствия этой тяжести.
Нет. Я не открою футляр. По крайней мере, сейчас.
Перед тем как бросить футляр обратно в сумку, я провела ревизию лежащих в ней вещичек и извлекла кусок газеты. Я даже не сразу сообразила, откуда у меня этот дурацкий, абсолютно бессмысленный кусок, и только потом вспомнила: шофер Гена.
Шофер Гена, везший меня на Крестовский и с Крестовского и наспех записавший свой телефон на клочке газеты. Этот телефон был нужен мне, как лысому расческа, и я, напрочь проигнорировав его, машинально начала (изучать ошметки платных объявлений.
«куплю шлем водолазный, советскую каску об ца 1936 г. с гребешком на макушке и звезд на лбу. тел…»
«куплю шар стеклянный с фигурк жидкостью и искусственным сн внутри. Игорь, Лариса, тел….»
«куплю меч японский, сабл кинжалы „SS“, „PZM“, эксперт, тел…»
«куплю статуэтки жинского, Жуко
