Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Любенко Иван Иванович (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Перед глазами встала хрипящая и извивавшаяся, как змея, подруга Машенька. Тогда в Сокольниках она лежала на земле, а сейчас стояла на ногах, и платье ее было не белым, атласным, а черным, траурным. Но хрипела Машенька так же страшно, а из раны на шее так же, как и тогда, била пульсирующим фонтанчиком кровь [543]. Видение казалось столь натуралистичным, что Вера инстинктивно отшатнулась, боясь, что Машенькина кровь забрызгает ее платье. С шерстяной материи пятна крови еще можно свести, а вот для отделки тончайшего батиста и такого же тонкого сатинета любые пятна губительны. Машенька обиженно всхлипнула, совсем как ребенок, и растаяла в воздухе. Почувствовав, что к горлу подступает ком, Вера поспешила к окну. Распахнула его настежь, несколько раз вдохнула обжигающий морозный воздух и благодаря этому смогла удержаться от рыданий. Можно было бы и порыдать — муж на работе, дверь заперта на ключ, прислуга не помешает, но не хотелось начинать важный день со слез. Плохая это примета, начнешь со слез, слезами и закончишь. Правильнее плакать вечером, перед сном, день прошел, и его уже ничем не испортить, а еще лучше совсем не плакать. В актерской среде даже особый тост есть по этому поводу, тетушкин любимый: «Давайте выпьем за то, чтобы рыдать и стенать нам приходилось только на сцене!» От сцены мысли снова попробовали вернуться к Машеньке, но Вера усилием воли заставила себя думать о хорошем. О чем? Да хотя бы о том, что у нее скоро родится ребенок. Тут Вера спохватилась, что стоит в одном платье пусть, даже и шерстяном, у раскрытого окна. Захлопнув окно, она поспешила в прихожую, одеваться. По дороге отругала себя за опрометчивость и легкомыслие, в прихожей сделала замечание горничной за пыль на вешалке и сор по углам, выйдя в парадное, столкнулась с соседом Виталием Константиновичем, перекинулась с ним парой слов, пока спускалась по лестнице, и сама не заметила, как на душе посветлело. В киноателье Вера приехала в прекрасном расположении духа, но не благодушно-расслабленной, а натянутой как струна. Боевое настроение. Марш вперед, труба зовет… [544]
— Что с вами, Вера Васильевна? — обеспокоился Ханжонков, столкнувшись с ней в коридоре. — На вас сегодня лица нет. Помилуйте, не стоит так волноваться. Сниматься в кино — это обычное дело. Загляните, пожалуйста, ко мне через час, мы обсудим условия и подпишем контракт. А пока можете понаблюдать за тем, как Петр Иванович снимает трагическое.
«Трагическим» оказалась сцена убийства жены ревнивым мужем. После первого выстрела раненая женщина пыталась объяснить, что она невиновна, но тщетно — ревнивец стрелял во второй раз, прямо в сердце.
Чардынину не нравилось, как играет Джанковская, он находил ее игру неискренней и заставлял повторять сцену снова и снова. Снимал незнакомый Вере оператор, которого Чардынин представил Вере как Александра Антоновича, а сам оператор добавил:
— Моя фамилия — Рылло. Обращаю ваше внимание — не Рыло, а Рылло, с двойным «эл»!
Вера вспомнила одного из гимназических преподавателей, Константина Людвиговича Салатко-Петрище, который, представляясь, непременно подчеркивал, что его фамилия пишется через дефис.
Подписание контракта не заняло много времени. Вера внимательно прочла контракт, решила, что он составлен правильно, и подписала. В честь этого события Ханжонков откупорил бутылку Veuve Clicquot [545]. Вера едва пригубила из своего бокала. Профессор Побежанский рекомендовал воздерживаться от алкоголя во время беременности, да к тому же сегодня вообще не хотелось дурманить голову.
— Не ждите сразу многого! — предупредил Ханжонков. — Не думайте, что уже после первой картины вас начнут осаждать толпы поклонников. Утешайтесь надеждою; в скорби будьте терпеливы, в молитве постоянны [546]. Главное для актера — не перегореть в самом начале. Всему свое время.
Подписание первого контракта — великая радость, которой невозможно не поделиться с окружающими. Вера заглянула к Амалии Густавовне, побывала у Бачманова, похвасталась Гончарову и Мусинскому. С Дидерихсом, встретившимся на лестнице, не только поздоровалась, но и остановилась, давая ему возможность начать разговор. Однако он прошел мимо, не обнаружив никакого желания к общению. Гардеробщик, принимая шубу (с ночи похолодало и Вера решила одеться теплее), вел себя как обычно, так что оставался только Рымалов.
Владимира Игнатовича Вера нашла в малом павильоне, где он руководил расстановкой декораций, изображавших залу в помещичьей усадьбе. Расставляли декорации рабочие, Тихон-большой и Тихон-маленький. Они путались в излишне многословных объяснениях Рымалова, отчего ему приходилось повторять одно и то же по нескольку раз, и выглядел он раздраженным. Увидев Веру, оператор скомандовал перерыв. Оба Тихона, переглянувшись друг с другом, тут же исчезли, не иначе как решили распить чекушку [547] в укромном уголке.
— Настало время обратиться к вам с просьбой об ответной услуге. — Рымалов говорил тихо, несмотря на то что они с Верой остались в павильоне одни. — Только вот здесь не очень-то удобно разговаривать, кругом глаза и уши. Вы не окажете мне честь отужинать со мной сегодня вечером? В «Мавритании», часов в восемь?
— В «Мавритании»? — удивилась Вера. — А почему именно там и так поздно? Можно же поговорить там, где мы с вами обедали в прошлый раз. Это ближе и удобнее. Вряд ли мой муж смирится с тем, что я поеду вечером в ресторан с незнакомым ему мужчиной.
Ресторан «Мавритания», упомянутый в произведениях Льва Толстого и Николая Лескова, пользовался не самой хорошей славой. Здесь было принято гулять с размахом, во всю ширь русской души. Заведение совершенно не подходило для разговоров, потому что там было шумно и многолюдно. Два этажа, десять павильонов, каждый из которых оформлен в особом национальном стиле, от русского до китайского, — настоящий Вавилон. Особенностью заведения была кухня с огромными прозрачными окнами, совсем как в Большом павильоне киноателье. Через эти окна посетители могли наблюдать за тем, как и из каких продуктов готовятся блюда. Вера была в «Мавритании» всего один раз. Их с Владимиром пригласил туда, явно желая произвести впечатление, один нижегородский купец, которому Владимир помог отстоять права на наследство. Услышав приглашение Рымалова, Вера сразу же отметила в уме специфические преимущества «Мавритании». В таком столпотворении никому ни до кого нет дела. Официанты, мимо которых ежедневно проходят сотни клиентов, вряд ли смогут вспомнить, кто с кем там бывал, если только речь не идет о каких-то выдающихся людях. Певца Шаляпина или актера Качалова [548] они, конечно же, узнают и запомнят. Кроме того, заведение находилось не на улице, хоть и числилось по Нижней Башиловке, а на одной из аллей Петровского парка. Уже в тридцати шагах от ярко освещенного входа вечерами было темновато, а в боковых аллеях так и совсем темно. Да и сами аллеи, расходившиеся в разные стороны, благоприятствовали черным делам. Убивай и беги куда хочешь — на ту же Башиловку, на Санкт-Петербургское шоссе или на север, к дачам.
— Я сегодня очень занят, днем нет времени, — сказал Рымалов резким тоном, исключавшим всяческую возможность возражений. — А мужу жена всегда найдет что сказать. Если захочет. Но вы, Вера Васильевна, захотите, я в этом уверен. Это целиком и полностью в ваших интересах!
«В моих, разумеется, в моих, в чьих же еще?» — подумала Вера и, немного поколебавшись для виду, согласилась. Осведомившись о том, где живет Холодная, Рымалов предложил встретиться в половине восьмого вечера на углу Пятницкой и Климентовского переулка, возле храма Священномученика Климента, и оттуда поехать вместе с ним в «Мавританию». «Совсем не факт, что мы до этой «Мавритании» доедем», — подумала Вера, но обещала быть в назначенном месте в назначенное время.
