Антология советского детектива-39. Компиляция. Книги 1-11 - Веденеев Василий Владимирович (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Казарян тотчас явился, заглянул в салон, улыбнулся молодым, сказал, чтобы ободрить их:
― Вижу, отошли самую малость, девочки-мальчики?
Девушка Мила покивала головой, поморгала глазами ― благодарила за доброе внимание.
― Было восемь выстрелов, Рома. ― Смирнов вводил Казаряна в курс дела.
― Стволов, следовательно, не менее двух.
― Именно. Сходи-ка ты к Андрею Дмитриевичу и эксперту, пусть правую ручку у Цыгана посмотрят повнимательнее.
― Уже смотрели, Саня. Он стрелял.
― А пистолетика-то и нет. Забрал его более удачливый стрелок.
― Или стрелки, Саня.
― Вряд ли. Свиданка здесь, по-моему, была один на один.
― Или двое на одного.
― Слишком много выстрелов. Двое бы просто убили. В один выстрел или, в крайнем случае, в два. Двое против одного ― это всегда запланированное убийство. Здесь ― сначала разговор, а в результате разговора перестрелка. Дуэль, можно сказать.
― Ну да, ― полусогласился Казарян. ― Значит, Дантес в бега кинулся?
― У нас с тобой, Рома, пока только одно сомнительное утешение. К счастью, Цыган ― не Пушкин.
― Ну что, место осматривать будешь?
― Зачем? Сережа это сделает лучше меня. Только мешать.
― А я все-таки гляну, ― решил Казарян. ― Осмотр закончим и в контору?
― Семеныча дождемся.
― Нужно ли? Полчаса ― время, куда угодно и как угодно уйти можно. А орудовал или орудовали не мальчик или не мальчики. Его Верный про это уж знает наверняка.
Вот пусть Верный нам об этом и скажет.
― Идеальный вариант, но Верный, увы, говорить не умеет.
Девушка Мила и парень Валя с восхищенным недоумением слушали их треп. Казарян почувствовал их взгляды, обернулся:
― Ребятки, извините, но вам придется еще немножко подождать. Пока фары нужны, а как закончим, так вас сразу на машине по домам отправим.
― А мы что, больше не понадобимся? ― с беспокойством спросил парень Валя.
― Не волнуйся. Еще надоест к нам ходить показания давать, ― обрадовал парня Казарян и, захлопнув дверцу, пошел в свет. Смирнов уже сидел и смотрел, не видя, в ветровое стекло, где, как под театральными софитами, лежал труп.
...Семеныч с компанией ушел в два часа. Ровно в два тридцать они вернулись.
― Ну и как? ― спросил Смирнов. Он даже из машины вылез, чтобы задать этот вопрос.
― А как? Да вот так! ― раздраженно ответил Семеныч. ― Минут на пятнадцать пораньше бы, и Верный наверняка бы его взял. Чуток не хватило. Он отсюда на Ново-Песчаную кинулся, пересек ее и в лесок до Песчаной. Как же, умный! Верного пробовал сбить, по Таракановке метров пятьдесят, дурак, шлепал. Но мы бережок в момент отработали и опять на след вышли. А он, мерзавец, к Окружной. Там след исчез с концами. Он за проходящий состав уцепился. Мы постояли, посмотрели, каждые пять минут, а то и меньше, состав.
― Ты говоришь ― "он". А что, и в правду, он один был?
― Один, один! ― уверенно отвечал Семеныч. ― Верный как по нитке шел, без всяких отвлечений. Домой когда поедем? А то Верный сильно устал и нервничает.
Верный в подтверждение Семенычевых слов махнул хвостом и жалобно посмотрел на Смирнова.
― Мы пойдем? ― спросила разрешения Мила.
― Подождите немного. Мы вас довезем.
― Так мы рядом живем, ― разъяснил паренек Валя. ― Мила ― на Песчаной, а я ― в Амбулаторном.
― Что ж, идите, ― кивнул Смирнов. ― Только адреса свои оставьте. У вас какие-нибудь документы при себе есть?
― У меня паспорт, ― сказала Валя.
― Вот его и покажи Казаряну. Ну, бывайте. Еще увидимся.
Молодые доложились Казаряну и через любимый свой лаз отправились домой.
Кончили, слава богу. Смирнов глянул на часы. Два часа пятьдесят семь минут. По Чапаевскому выехали к Ленинградскому шоссе. Выезд на шоссе перегораживали два патрульных "газика" военной автоинспекции.
― Включи сирену, ― приказал Смирнов шоферу. Испуганный и пугающий вой огласил безмолвную Москву. "Газики" стояли, и никакого намерения двигаться у них не было. Смирновский шофер злобно дал по тормозам.
Из ближнего "газика" выбрался майор в походной форме и не торопясь двинулся к милицейским машинам. Подошел, опознал в Смирнове старшего, небрежно кинул ладонь к козырьку, представился и доложил:
― Майор Нечаев. Проезд по Ленинградскому шоссе временно закрыт.
― Майор Смирнов, ― холодно отвечал Смирнов. ― У меня дела чрезвычайной важности, связанные с раскрытием опасного преступления.
― Сейчас самые важные дела ― у нас, ― убежденно сказал майор Нечаев. В подтверждение его слов из "газиков" выпрыгнули шестеро с автоматами и выстроились в линию. Против силы не попрешь.
Смирнов смотрел. Грузно и почти неслышно шли по шоссе бронетранспортеры. В каждом строго и неподвижно сидели солдаты в касках, держа автоматы на груди. Бронетранспортеры шли и шли, и не было им числа. В Москву входила Кантемировская дивизия. Наконец промелькнули две походные подвижные ремонтные мастерские, четыре санитарные машины, крытый грузовик и последний ― "газик" с флажком.
― Ну а теперь можно? ― поинтересовался Смирнов.
― Еще десять минут, ― безапелляционно отрубил майор Нечаев.
― Что же моего доктора проморгали? ― насмешливо спросил Смирнов.
― Машины "скорой помощи" и санитарные машины пропускаются беспрепятственно. По инструкции.
― А мы по инструкции, значит, через десять минут.
Майор Нечаев движением руки освободил часы от рукава.
― Через восемь.
― Что происходит? ― решился наконец на главный вопрос Смирнов.
― Регулярные части введены в Москву для поддержания порядка, ― четко и неясно ответил майор Нечаев.
― А мы порядок не поддерживаем? У нас, следовательно, беспорядки?
― Возможны беспорядки. ― Нечаев еще раз козырнул и удалился к "газикам", в которые уже рассаживалась грозная шестерка.
Ровно через семь минут две милицейские машины взобрались на Ленинградское шоссе и на всякий случай, не торопясь, покатили на Петровку. У площади Маяковского улица Горького была перекрыта, и им пришлось ехать не по привычному бульвару, а по Садовому кольцу, завернув с Каретного ряда.
Смирнов выбрался из "Победы" и ощутил нечто необычное в ночном существовании МУРа. Он поднял голову и посмотрел вверх. Окна кабинета Самого ярко светились.
Удобно посещать начальство поздно ночью: ни безнадежной очереди сослуживцев, ни телефонных звонков, каждый из которых отодвигает радость встречи с любимым руководителем на несколько минут, но ― главное ― нет культурной и бдительной секретарши Веры, твердо знающей, кого пускать, а кого не пускать.
Распахнув по очереди две тяжелые двери (одна ― в тамбур, другая прямо в кабинет), Смирнов очутился в кишкообразной резиденции главного своего начальника.
Главный его начальник, Сам, стоял на телефонном столике, придвинутом к дальней стене, и снимал с этой стены портрет в рамке из красного дерева.
― Здравствуйте, Иван Васильевич! ― не по уставу поприветствовал его Смирнов.
Сам резко повернулся на смирновский голос, шаткий столик под ним зашатался, и поэтому портрет вырвался из рук и скользнул вниз. Грохнулся, но не упал ― замер у стены. Был, так сказать, поставлен к стенке.
― Ты что же это наделал, мерзавец?! ― то ли у Смирнова, то ли у себя самого грозно спросил Сам, осторожно ступил со столика на стул, а со стула неумело спрыгнул на пол.
― Радостная и, к великому счастью, соответствующая действительности картинка: несгибаемый Лаврентий за решеткой.
― За какой решеткой? ― тупо боясь понимать, спросил Александр.
― За тюремной, Александр, за тюремной! ― ликующе-злобно прокричал ему в лицо Сам. ― Господи, счастье-то какое!!!
― Иван Васильевич, как же так?!
― А так, вот так и эдак! ― Сам суетливо расставил мебель по местам. Скотина, палач, вонючка!
Расставил мебель, постоял, подумал, схватил портрет и, как дискобол, метнул его на ковровую дорожку. Картинкой вниз. Успокоенный, прошел к столу, зажег настольную лампу, уселся.
