Третье рождение Феникса - Солнцева Наталья (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗

– Ну, положим, запустение парков и прочих… э-э… мест культурного отдыха характерно не только для провинции, – заметил Смирнов. – Вы говорили о свидании в беседке.

– А, да! Извините… я отвлекалась. Ностальгия по городу, где прошли годы моей юности, – вздохнула Римма. – Так вот, в одном из пустынных уголков парка стоит беседка: круглые колонны, крыша… романтическое местечко, приют влюбленных. Летом там скрываются от любопытных глаз молодые парочки, ну а зимой… разве что бродячие собаки. В той беседке Сергей Вершинин и назначил Маше свидание.

– Ваша подруга согласилась на встречу?

– По-видимому, да, раз она туда пришла. Маша сказала, что Вершинин лежал в беседке мертвый, с ножом в груди. Она закричала. В парке неподалеку прогуливались подростки с собакой, они и вызвали милицию. Те явились быстро – Костров из конца в конец можно за сорок минут объехать. Сначала подозревали, что это Маша его… но потом, после экспертизы, выяснились кое-какие обстоятельства, и ее оставили в покое.

– Какие же? – спросил сыщик.

– В тот вечер шел снег, мело… С одной стороны, если следы и были, их засыпало снегом, а с другой… Маша не подходила к трупу. Подростки засвидетельствовали, что она стояла у входа в беседку, и там были видны ее следы. А сам труп и все вокруг успело покрыться снегом. Значит, когда Маша добралась до парка, Вершинин был уже мертв.

– Ей повезло! – воскликнул Всеслав.

Лудкина посмотрела на него, как на ненормального.

– Вы полагаете? – хрипло спросила она. – Прийти на свидание и застать… труп? Очень весело!

Глава 20

Ева бросила в прихожей шубу, сапоги и поспешила в гостиную. Она ни о чем не могла думать, пока не прочитает архивные материалы.

Несколько листков с печатным текстом примялись в ее сумочке. Ева уселась в кресло, включила торшер… Выдержки из писем, дневников сопровождались пояснениями и ссылками на соответствующие источники: письма А. М. Лонгиновой своему мужу полковнику Лонгинову; письма госпожи К. Е. Альбрехт, урожденной Лонгиновой, тетке в Москву; дневник девицы Леокадии Альбрехт, сестры мужа К. Е. Альбрехт; письма П. Е. Лонгинова, псковского помещика, своей невесте М. А. Углицкой. Вот, собственно, и все. Эти свидетельства касались с разных сторон одной и той же истории скандальных похождений одной из Лонгиновых, которые были описаны в статье Панкрата Раздольного. Получалось, что некая Вера Степановна Лонгинова и есть та самая девочка, родившаяся во время снежной бури. Она выросла весьма пригожей и неглупой, но была неисправимо дурного нрава. Вернуть ее в лоно добродетели и целомудрия так никому и не удалось. Жизнь Веры Степановны изобиловала вопиющими любовными историями, невероятными слухами и сплетнями, которые по тем временам было предосудительно даже пересказывать. Молодым девушкам запрещали общаться с сей распущенною особой, а приличным юношам – смотреть в ее сторону. Однако эти меры не помогали. Вера Степановна, несмотря ни на что, возбуждала пристальный, нездоровый интерес и тех и других. Она пускалась во все тяжкие, стараясь извлечь из любой пикантной ситуации максимум удовольствия, и превращая любой невинный флирт в острую, беспощадную сексуальную игру, в которой ей не было равных.

Ее называли то ведьмою, то грешницей, проклиная ее и поклоняясь ей. Мужчины вздыхали, изнывая от желания, а женщины тайно пытались перенять ее искусство обольщения, разгадать секрет ее чар. Сия Магдалина [4], Венера, Мессалина [5] – как ее ни назови – неизменно оказывалась недосягаемой для подражания. Из-за нее стрелялись, из-за нее пускали по ветру состояния, из-за нее друзья становились врагами, мужья забывали своих жен, а женихи – невест. Раздоры и кровь зловещим следом тянулись за этой женщиной. Она же то ли не осознавала своего греха, то ли умела выходить сухою из воды.

Вера Степановна Лонгинова дважды выходила замуж. Первый ее муж умер, будучи не в состоянии вынести жестоких мук ревности; а второй пережил горячо любимую жену и, простив ей бесчисленные измены, продолжал ее оплакивать до самой своей смерти. Со вторым мужем Вера Степановна в очередной раз сменила фамилию и место жительства. Она стала называться мадам Англес, переехала за границу, так как ее новый супруг служил в дипломатическом корпусе, а через год родила сына.

Удовольствия, судя по всему, продлевают жизнь: Вера Степановна Англес покинула сей бренный мир в весьма и весьма преклонном возрасте. Умри она на пару часов позже – дождалась бы появления на свет своей внучки. Увы! Этого счастья судьба ее лишила.

Далее сообщалось, что вторая часть эпистолярного наследия нескольких поколений Лонгиновых считается утерянной. Возможно, какие-то фрагменты его рассеяны по музейным или частным архивам. Поскольку потомки Лонгиновых в России проживали на территории Новгородской и Псковской областей, то с большой долей вероятности части архива находятся именно там. Среди перечисленных маленьких городков и поселков российской глубинки в глаза Еве бросился Костров. Его упоминала Римма Лудкина… она оттуда родом. Из Кострова приехала и ее подруга Мария Симанская.

Ева задумалась. В случайные совпадения она не верила. Любая случайность при ближайшем рассмотрении оказывается закономерностью. Может быть, Феликс Мартов тоже из Кострова или у него там есть родня? А как насчет господина Михалина? Не костровские ли корни у бывшего гимнаста?

Пусть так, рассуждала Ева. Но каким образом события, описанные в статье и архивных материалах, связаны с убийством? Кто-то решил защитить доброе имя семьи Лонгиновых? Смешно. Прошло столько лет! Кого в наше время волнует чья-то любвеобильность, распущенность, сексуальная несдержанность и прочие подобные вещи? «Желтая пресса» и не такие подробности обсасывает на страницах своих изданий, а все герои скандальных публикаций продолжают спокойно жить и здравствовать. На жизнь журналистов, если только они не суют нос в политику и криминал, тоже никто не покушается. А тут что? Старая сказка о колдовстве, перемешанном с семейным преданием о даме легкого поведения. Здесь нет мотива для убийства.

«Но в Кострове тоже кого-то убили! – осенило Еву. – Какого-то Сергея Вершинина. Это уже не шутки. Хотя… к сожалению, убийство тоже давно перестало быть из ряда вон выходящим событием».

Она едва дождалась Всеслава, бродя по квартире из комнаты в комнату. Тревожные мысли одолевали ее. Снова и снова Ева возвращалась к статье Панкрата Раздольного «Невыразимое имя». Очевидно, что статья не окончена, но продолжения уже не будет. Кстати, почему она так называется? Невыразимое имя… кого?

Ничего путного ей на ум не приходило.

Смирнов явился поздно, погруженный в раздумья. Ужинали молча. Еве не терпелось поделиться с ним своими догадками.

– Я нашла материалы из архива Лонгиновых, которыми пользовался… Панкрат Раздольный! – торжественно заявила она.

Глаза сыщика на миг просветлели, он вынырнул из своих мыслей и взглянул на Еву с проблеском интереса. Который, впрочем, потух после того, как она все рассказала. Допустим, архивные данные изучал Феликс Мартов; допустим, их изучал еще кто-то… это никак не объясняло причины убийства и, следовательно, не приближало к убийце. А содержание этих самых материалов и вовсе смехотворно.

Он пробежал глазами по листкам, и его настроение окончательно испортилось.

– Ева! Мы с тобой не в тупике. Мы в каменном мешке, откуда нет выхода! – с притворным трагизмом воскликнул Всеслав. – Что прикажешь делать дальше? Куда идти? Кого искать?

Притворялся он совсем чуть-чуть, потому что действительно не знал, как быть.

– Ехать в Костров! – решительно сказала Ева. – Немедленно. Завтра же!

– Послуша-а-ай, это несерьезно, – возмутился сыщик. – При чем Костров? Что там делать? Ловить полоумного Лудкина? Или выяснять, как один ревнивец прикончил другого? Возможен вариант – влюбленный безумец убрал с дороги счастливого соперника! И то и другое – пошло и скучно… ты не находишь?