Золотая паутина - Барабашов Валерий Михайлович (библиотека электронных книг .txt) 📗
Светлана шла с работы. Вечер выдался чудным, и настроение у нее было преотличное. Долматова дала ей и Нинке по триста рублей, сказала, что это за хлопоты в прошлом квартале. Особенно нахваливала Нинку, которая сумела сберечь целый мешок с «лишними» деталями. Получилось в общем-то просто: один из мастеров, уходя в отпуск, попросил этот мешок с деталями оставить в изоляторе, дескать, лишние, пусть полежат. А потом выяснилось, что мастер уволился, а детали оказались бесхозными. Ну, Нинка их в оприходовала. А Долматова продала другим мастерам. Так появились эти деньги.
С завода Светлана вышла вместе с Нинкой. Нинка, как всегда, помалкивала, больше слушала, что говорила Рогожина, поддакивала. Светлана строила планы насчет покупки новых сапог и норковой шапки: до зимы хоть и далеко, а придет — не увидишь как. Кое-что купит она на нынешние деньги и дочери. «Спасибо Валентине, начальнице, да и тебе, Нинок. Деньги прямо с неба», — поделилась она с подругой. Нинка коротко сказала: «Да, конечно», но не стала развивать свои мысли. Она вообще была сдержанной на слова, и Светлану это иногда раздражало. Она ведь могла сейчас сказать: да, за Валентиной Долматовой мы с тобой, Светик, как за каменной стеной. Баба деловая, с хваткой. Своего не упустит. А что? Так и нужно жить. На одну зарплату не протянуть, особенно тебе с дочерью. Хоть мать твоя и помогает, но что может заработать уборщица? А с помощью Валентины, смотри, и ты, и я приоделись, деньжата водятся, знакомые хорошие появились… Нет, буркнет себе под нос «конечно», да и все.
Светлана глянула на Нинку (они пропускали на перекрестке, у завода, поток транспорта) — та, коротко остриженная, чернявая и тоненькая, стояла спокойно, ждала, ветерок от проносящихся машин шевелил подол ее голубого платья. Белый отложной воротник выгодно оттенял загорелое круглое лицо, так же как белые туфли на ногах и новая небольшая сумка, висящая на согнутой руке, подчеркивали ее загар. Нинку можно было бы назвать и симпатичной, если бы не крупный, очень портящий ее лицо, нос, доставшийся, как она говорит, от отца. Но родителей не выбирают, носи то, что подарили. Нинка страдала от этого, считала, что с таким носом никогда не выйдет замуж. Нинка говорила об этом не стесняясь, вроде бы и посмеивалась над собой, но переживала действительно серьезно — двадцать три года ей уже, а по-настоящему ни с одним парнем не дружила, на читала, конечно, всякие сказки о том, что дурнушки часто выходят замуж за хороших парней потому, что у них доброе сердце. Но Нинке пока что не везло. На заводе у них в основном женский коллектив, такие красавицы ходят, что разве может кладовщица Соболь с ними сравниться?! Нет, на заводе ей пару не найти, это как пить дать. А в городе где знакомиться? Раньше хоть на танцы можно было пойти в тот же парк при Доме офицеров — оркестр там играл, народ молодой вечно толкался. Глядишь, и познакомилась бы с кем-нибудь. Но сейчас все по дискотекам да по видеозалам шастают, а там если танцуют — то кучей, никто никому и не нужен. Жаль, и Светка дома сидит, почти никуда не ходит из-за дочки…
— Слушай, Света,.— сказала Нинка, когда они перешли на ту сторону широкой магистральной улицы, — а как тебе кажется, Долматова всем с нами делится?
Светлана, беззаботно помахивающая хозяйственной сумкой, настороженно повернула к ней голову, придержала ладонью растрепавшиеся на легком ветерке волосы.
— А что? Ты что-нибудь заметила?
Нинка смутилась.
— Н-нет, но я думаю… Мне кажется, она себе больше оставляет.
— А-а… Ну и что? Так и должно быть. Она наша начальница, за весь изолятор брака отвечает, с людьми работает. Это, знаешь, надо уметь. Чтобы тебе несли, чтобы ты кому-то был нужен. У Валентины получается.
Нинка помолчала. Ее подмывало сказать то, что она однажды заметила: широкий, с карманами, пояс, полный отходов. Пояс принадлежал Долматовой, она его тщательно прятала в подсобке, в громоздком железном ящике. Она всегда тщательно запирала ящик, но однажды, видно, спешила, забыла его закрыть, ключ торчал в крышке. Нинка искала тогда запропастившуюся куда-то книжечку сопроводительных накладных, случайно наткнулась на ящик, машинально открыла его и, увидев тот пояс, очень удивилась. Вот оно, значит, что-о!… Валентина, судя по всему, еще и втайне от них потягивает с завода золотишко. Вот тебе и передовая начальница, вот тебе честный и принципиальный человек, коммунист!
Сделав такое открытие, Нинка ничего не собиралась делать, просто ее поразил сам факт и родившаяся с того момента уверенность: Долматова выносит золото за проходную. Говорить об этом опасно, Валентина, конечно, расшумится, обвинит ее в наговоре, а со временем выживет с работы, это уж как пить дать. Это она сейчас добренькая, когда они со Светкой делают все по ее указке, а коснись ее темных делишек… Бог с ней, пусть таскает. Интересно, однако, как ей удается сводить концы с концами? Ведь принимают они детали и отходы строго по накладным, отправляют ту же рамку в Москву, на завод вторичных драгоценных металлов. Она сама участвует во взвешивании и оформления документов, и всегда все у них сходится — вес деталей, упакованных в ящики, и цифры, которые указываются в сопроводительном ярлыке. Наверное, Валентина из этих ящиков ничего не берет, а «экономит» уже на сэкономленном, то есть обворовывает их со Светкой. Ишь, пояс себе сшила, чтобы удобнее было вытаскивать детали с завода.
К естественному чувству обиды и раздражения на компаньонку-начальницу примешалось вдруг новое -чувство опасности. Нинка отчетливо поняла, что «игры» их в изоляторе брака зашли слишком далеко, что вроде бы безобидный на первый взгляд «обмен» деталей внутри завода, «благодарность» мастеров имеют, оказывается, свое продолжение — золото уходит с «Электрона», и она, Нина Соболь, кладовщица и комсомолка, имеет к этому самое прямое отношение. И со временем ее могут спросить — почему и зачем она это делала.
Холодок пробежал у нее в ту минуту по спине. Нинка закрыла ящик, повернула ключ в замке, положила его себе в карман. Ей очень захотелось посмотреть тогда в глаза Долматовой, она бы многое в них прочитала. И такая возможность скоро представилась. Валентина прибежала из какого-то цеха с новым пакетом «сэкономленных» деталей, стала искать по карманам своего халата ключ, и лицо ее с каждой секундой мрачнело все больше.
— Девки! — крикнула она. — Ключа от ящика никто не видел?
— Да вот он, Валь, у меня, — как можно спокойнее и равнодушнее сказала Нинка и отдала ей ключ.
Долматова подозрительно глянула ей в глаза: лазила ли в ящик? Видела ли что-то?
Но Нинка успокоила ее:
— Вижу — ключ в замке торчит. Думаю, надо вытащить, мало ли что… Грузчики тут так и шарят…
Валентина деланно рассмеялась, махнула рукой.
— Ой, а я спешила, вот и забыла ключ. Позвонила из сборочного, мол, неоприходованные детали есть. Пусть пока у тебя в сейфе полежат, потом разберемся. Я й помчалась. — И прибавила после паузы: — Пусть полежат, пусть. Мы им найдем применение…
Взгляд, которым она посмотрела на Нинку, убедил последнюю — да, Долматова выносит золото с завода, выносит.
…У трамвайной остановки подруги распрощались. Нинка поехала к себе на Вторую Лесную (трамваем), а Светлана пошла за дочкой в ясли.
В городе было тепло, тихо. Лето уже как бы притомилось от зноя и духоты, жара в этот вечерний ласковый час спала, дышалось легко, свободно. Магистральная, шумная и загазованная улица, осталась позади, и Светлана шла сейчас между домами в глубину квартала, душа ее радовалась: дома стояли в зелени. Придонск — очень зеленый и уютный город, в нем хорошо жить, приятно ходить по улицам и переулкам, видеть у домов березу и рябину, стройный пирамидальный тополь и пышную плакучую иву, а в палисадниках у подъездов — цветы, цветы… Пахнуло душистым табаком, Светлана невольно замедлила шаги, полюбовалась цветником. А вон и фесталии, к осени их фонарики станут пурпурно-красными, жить будут до самых холодов, радуя глаз прохожих. Чудо! Что только природа не сотворит.
