Все горят в аду - Ридли Джон (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Без одежды великолепное тело Уиллии смотрелось еще великолепнее. К тому же она была неглупа. Университетов она, конечно, не кончала, однако, поболтав с ней, Парис понял, что она не так глупа, как, по его представлениям, должны быть глупы танцовщицы.
Она была не так глупа, как две его знакомые стриптизерши. Короче – смышленая девка с отличным телом... "И как такую девушку занесло в Вегас?" – недоумевал он.
– Как такую девушку занесло в Вегас? – спросил Парис.
– Ты что, всегда так клеишься, а? – Уиллия по-прежнему занималась волосами.
Уверенно:
– И не думал даже. Все, ухожу.
– Уходишь, но еще не ушел. – Она провела рукой в том месте, где сходились ее бедра.
До Париса донеслось хлюпанье. По крайней мере, ему так показалось.
Нет, он еще не ушел. Его самоуверенность таяла на глазах. А нетерпение возрастало.
Уиллия это почувствовала. До Уиллии дошло. Уиллия улыбнулась. Она не прочь была потрахаться, но больше всего на свете ей нравилось динамить мужиков. Она сказала:
– Зачем тебе это знать? Как только мы расстанемся, ты пожалеешь пару центов мне на открытку.
– Почему ты так уверена?
Тут Уиллия перестала улыбаться:
– Потому что такую девушку, как я, занесло в такое место... – Уиллия прекратила причесываться. Она обернулась, посмотрела в сторону Париса. Не на него, а лишь в его сторону. И начала свой рассказ.
– Я подумала, – сказала Уиллия, – что неплохо бы махнуть в Лас-Вегас. Я тогда танцевала в Индианаполисе. Как-то раз пришли люди из казино, искавшие молодые таланты. Мне казалось, я недостаточно красива, чтобы пробиться в нью-йоркские модели, и недостаточно хорошо играю, чтобы стать звездой Голливуда. А вот быть танцовщицей в Вегасе я смогу. И смогла. Ну, сперва надо было сиськами посверкать, конечно.
– Они у тебя, кстати, первый сорт.
– Спасибо. Ну и вот, какого черта сидеть в этой дыре, а? Мне было семнадцать. Я бросила школу и рванула на Стрип.
– Родители-то разозлились?
– Я дала им слово, что немного подзаработаю, а после закончу школу. – Уиллия снова поднесла к голове расческу и медленно провела по волосам. Отработанным движением. – Я их обманула.
Парис попытался слегка подбодрить Уиллию. Отчасти чтобы Уиллия повеселела. А больше для того, чтобы набить себе цену.
– Ну не закончила школу, что с того? Ты приехала в Вегас, стала танцовщицей. Мечта сбылась.
Парис наконец поймал взгляд Уиллии, но взгляд ее говорил: "Ты тупица".
– Я никогда не мечтала быть танцовщицей. Жизнь заставила. Сначала было весело, понимаешь? Танцевать, тусоваться, девчонки хорошие. Всегда есть следующий год, чтобы заняться чем-то другим, всегда впереди есть год, чтобы привести жизнь в порядок. Но каждый год приходят девочки на год младше, на год смазливее. На год лучше. А однажды ты просыпаешься, и они младше уже не на год, не на два года, а на пять лет, на восемь, и ты уже танцуешь не для того, чтобы танцевать. Ты танцуешь, чтоб не сойти с дистанции, танцуешь, чтоб платить по счетам. Ты танцуешь, чтобы выжить. И вот я здесь. Я по-прежнему в Вегасе. Я по-прежнему танцовщица. Я по-прежнему жива. Еле-еле.
Зрелище краха, зрелище, такое знакомое Парису, предстало перед ним.
– Ты спрашивал, – сказала Уиллия.
Парис кивнул.
Наступил тягостный момент и затянулся надолго.
Уиллия встала с кровати, как бы говоря "хватит об этом" – так, будто предыдущий разговор происходил между другими людьми. Она приблизилась к Парису, усадила его в кресло.
Парис воспрял духом – и отчасти телом.
А Уиллия снова заулыбалась:
– Мне нравятся черные парни. Как думаешь, это чудно, что мне нравятся черные парни?
– Сейчас я думаю, что мне на это наплевать.
– Что-то есть в этих черных.
Парис нежно провел руками по спине Уиллии, по ее бедрам – ни грамма жира, только изгиб чистой мышцы. Танцовщица все-таки.
– Ты, наверное, мечтаешь быть хозяйкой плантации, раз тебя черные возбуждают?
– Ну, вряд ли все настолько серьезно. Я скорее... – Уиллия напряглась, у нее прервалось дыхание. Руки Париса скользнули по ее ягодицам. – Я скорее... – она с трудом продолжала, – мечтаю о хорошем сексе. – Она коснулась губами его уха. Томно прошептала: – Если я не буду держать себя в руках, я, наверное, могу и влюбиться в черного парня. – Потом отступила, посмотрела в глаза Парису и продолжала его подзуживать: – Тебе есть кого любить?
– Не совсем.
– Что значит "не совсем"?
– Ну...
Нена. Интересно, любит ли он Нену? Не изменяет ли он ей? Было ли между ними что-то такое, из-за чего можно сказать теперь: да, он ей изменяет? Он подобрал ее (или она его подобрала), и они приторчали друг от друга, – она, конечно, потратилась на него, но он же внесет ее в свой список кредиторов. И еще они собирались вместе уехать. Парис воспринимал это всерьез. Более чем. Но... Уиллия. Он ведь и ее не обманывает. Или обманывает?
– Мне все равно, – подытожила Уиллия. – Я не верю в любовь.
– Ты не ве...
– Я не верю в любовь, – еще раз провозгласила она.
Парис ждал большего. Большего не случилось, и тогда он спросил:
– Во что ты веришь?
– В похоть и страх. Я думаю, люди сходятся, оттого что их тянет друг к другу похоть. А остаются вместе из страха одиночества.
– Ты со мной только потому, что тебе страшно остаться в одиночестве?
– Если я скажу "да", тебя это заденет?
– Говорю же, сейчас мне на это наплевать.
Парис снова потянулся к заднице Уиллии. Уиллия потянулась к ширинке Париса.
Гейл нравилось возвращаться домой по ночам. Безвылазно проторчав два дня в казино – как подопытная крыса, запертая в душной лаборатории, – она с удовольствием впускала в легкие прохладный воздух. Служебный вход находился на тылах "Плазы". Персоналу "Плазы" не разрешалось пользоваться парадным входом. В этом есть что-то непрофессиональное. Чего им околачиваться возле рекламных щитов на тротуаре? Гейл было плевать. Выйти из здания через парадный вход быстрее. И напрасно хозяева этого не понимают. Скоро в жизни Гейл наступит период, когда она будет сама себе хозяйка.
Брансон, взявший на заметку, что Гейл выходит через парадный вход, торчал неподалеку, делая два дела разом: ждал девушку и – с пятью косыми в кармане – Париса, который, как полагал, зная его, Брансон, мог прийти за деньгами, а мог и не прийти. С той точки, в которой зависал Брансон, оказалось удобно наблюдать за чередой лохов – банкротов во всех значениях этого слова, – забегавших в "Плазу" и вскоре вылетавших обратно еще большими банкротами. Время от времени в казино наведывался какой-нибудь пижон. Брансон считал, что все это гуляки со Стрипа, которые приходят сюда полюбопытствовать, как бедняки спускают деньги, или топают к видеопокеру в баре, чтобы снять проститутку, обслуживающую по низким ценам.
Из казино вышла Гейл, проследовавшая мимо Брансона со всей индифферентностью, на какую подсознательно была способна.
Брансон взял ее за руку, чтобы притормозить, и был изрядно удивлен объему мышечной массы, скрытой под рукавом. Брансон немедленно отпустил руку. Посмотрев на Гейл, он заподозрил, что она из тех женщин, которые не боятся использовать дары Господни, в том числе мускулы на руках.
– Вы чего-то хотели, – констатировала, а не спросила, Гейл, причем констатировала скорее утомленно, нежели вежливо.
Брансон понадеялся, что ее утомленность – симптом недомогания, бесплатно прилагающегося к восьмичасовому рабочему дню, а не сиюминутная реакция на его персону.
– Я Брансон, – представился он.
Гейл не удостоила его ответом.
– Вы здесь недавно.
Ее равнодушие только усугубилось.
– Я подумал, вы же здесь недавно и, может, еще мало кого знаете, и я бы мог вам... кое-что показать.
– Покажите мне кое-что, – повторила Гейл; черты ее лица сложились в очень задумчивую гримасу. Она пару раз кивнула, помедлила, будто собираясь с мыслями, потом сказала: – Я совершенно не хочу ребенка, – сказала Гейл, и Брансона передернуло: таких откровений он никак не ожидал.
