Дураки умирают - Пьюзо Марио (лучшие книги TXT) 📗
Но Мюррей смотрел мне в глаза, словно не мог заставить себя произнести то, что должен. Я откинулся на спинку стула.
— Я ничего не смогу для него сделать.
Наделсон мотнул головой.
— Он это знает. — Мюррей помолчал. — Так уж получилось, но я не поблагодарил вас за все то, что вы для меня сделали. Только вы мне и помогли. И я хочу сказать, что никогда этого не забуду. Поэтому я здесь. Возможно, я смогу помочь вам.
Теперь меня охватило раздражение. Не хватало только, чтобы он начал предлагать мне деньги. Что сделано, то сделано. Добрые дела грели душу.
— Забудьте об этом.
Я все еще не понимал, что к чему. Я не хотел спрашивать, как здоровье его жены. Я так и не поверил, что он говорил правду. И мне было как-то не по себе, когда он благодарил меня за сочувствие, которого в действительности я не испытывал.
— Бадди просил меня зайти к вам. Он хочет предупредить, что ФБР ведет расследование в Форте Ли, допрашивает парней из ваших подразделений. Задают вопросы о вас и вашем друге Фрэнке Элкоре. И, похоже, у вашего друга Фрэнка Элкоре большие неприятности. Около двадцати человек дали свидетельские показания о том, что он брал у них деньги. Бадди говорит, что через пару месяцев в Нью-Йорке соберется Большое жюри, которое признает его виновным. Насчет вас точной информации у него нет. Он просил меня предупредить вас, чтобы вы вели себя с предельной осторожностью. Если вам понадобится адвокат, Бадди его вам найдет.
Мгновение я даже не видел его. Свет померк у меня перед глазами. К горлу подкатила тошнота. Я представил себе свой арест, отчаяние Вэлли, гнев ее отца, стыд и разочарование во мне, охватывающие Арти. Мои оправдания, что я мстил обществу за сиротское детство, показались бы детским лепетом. Но Наделсон ждал моего ответа.
— Святой боже! — выдавил я из себя. — Как они про это прознали? После приказа о призыве резервистов ни о каких взятках нет и речи. Кто навел их на след?
— Некоторые из тех, кто давал деньги Фрэнку, так разозлились, получив повестку, что направили анонимные письма в ФБР, в которых написали, что их включили в шестимесячную программу лишь благодаря взятке. Они хотели подставить Элкоре, они винили его в своих бедах. Некоторые злились на него и за то, что он мешал им, когда они пытались получить освобождение от службы. И в лагере, будучи главным сержантом, он никому не давал спуска. Это тоже многим не нравилось. Они хотели его подставить и добились своего.
В голове моей мысли налезали одна на другую. Прошел почти год после моей поездки в Вегас. У меня накопилось еще пятнадцать тысяч долларов. В самом ближайшем будущем я собирался переехать в новый дом на Лонг-Айленде. Все произошло в самый неподходящий момент. Если ФБР начнет допрашивать в Форте Ли всех подряд, они возьмут показания почти у сотни человек, от которых я получал деньги. Сколько из них признаются, что платили, чтобы попасть в шестимесячную программу?
— Стоув уверен, что Фрэнка вызовут на заседание Большого жюри?
— Должны вызвать, — ответил Мюррей. — Если только государственные органы не захотят спустить это дело на тормозах. Вы понимаете — положить под сукно.
— Есть на это шанс?
Мюррей Наделсон покачал головой:
— Скорее всего, нет. Но Бадди думает, что вы сможете выйти сухим из воды. Все парни, с которыми вы имели дело, говорят, что вы очень хороший человек. Никогда не вымогали деньги, как Элкоре. Никто не хочет доставить вам неприятности, и Бадди делает все, что в его силах, чтобы уберечь вас.
— Поблагодарите его от меня.
Наделсон поднялся, протянул руку:
— Я хочу еще раз сказать вам спасибо. Если вам понадобится свидетель, которые даст показания в вашу пользу, или вы захотите, чтобы ФБР допросило меня, я готов.
Я пожал ему руку, переполненный чувством благодарности.
— Могу я что-нибудь сделать для вас? Вас не вытащат из контрольной группы?
— Нет, — ответил Наделсон. — У меня маленький сынишка. И моя жена умерла два месяца тому назад. Так что я в полной безопасности.
Мне не забыть выражения его лица, с которым он произносил эти слова. И голос его переполняло презрение к самому себе. А на лице отражались стыд и ненависть. Он винил себя за то, что жил. Однако ему не оставалось ничего иного, как следовать курсу, проложенному для него судьбой. Заботиться о маленьком ребенке, утром идти на работу, выполнять просьбу друга, приходить сюда, чтобы предупредить меня о надвигающейся беде и поблагодарить за деяние, которое когда-то казалось ему очень важным, а теперь ничего для него не значило. Я выразил ему соболезнования в связи со смертью жены. Теперь-то я ему верил. И чувствовал себя полным дерьмом, потому что поначалу принял его за лжеца.
Всю неделю я провел под дамокловым мечом. Нить перерезали в понедельник. Майор удивил меня, придя на работу в положенное время. Проходя в свой кабинет, он как-то странно посмотрел на меня.
Ровно в десять появились двое мужчин и спросили, где найти майора. Я вычислил их мгновенно. Именно так их описывали в книгах, изображали в кинофильмах: строгие костюмы, галстуки, котелки. Лицо старшего, лет сорока пяти, высекли из камня. Второй, намного младше, высокий, но не спортивного вида, выглядел чуть живее. Я проводил их к кабинету майора. Там они пробыли тридцать минут, вышли и прямиком направились к моему столу.
— Вы — Джон Мерлин? — сухо спросил старший.
— Да.
— Можем мы поговорить с вами наедине? Мы получили разрешение вашего командира.
Я встал и провел их в одну из комнат, в которой в день занятий собирался штаб подразделения Армейского резерва. Оба немедленно достали бумажники, раскрыли их, показали зеленые удостоверения. Обоих представил старший:
— Я — Джеймс Уоллес из Федерального бюро расследований. Это Том Хэннон.
Хэннон дружелюбно мне улыбнулся.
— Мы хотим задать вам несколько вопросов. Но вы не должны отвечать на них без консультации с адвокатом. Если вы на них ответите, все сказанное вами может быть использовано против вас. Понятно?
— Понятно, — кивнул я.
Я сел во главе стола, они — по обе стороны от меня, взяв меня в клещи.
— Вы догадываетесь, почему мы здесь? — спросил Уоллес.
— Нет. — Я твердо решил говорить как можно меньше и воздерживаться от шуточек. Вообще держаться как можно естественнее. Они, конечно, знали, что причина их появления в арсенале мне известна, но что из того?
— Располагаете ли вы какой-нибудь личной информацией о том, что Фрэнк Элкоре брал взятки с резервистов? — спросил Хэннон.
— Нет. — Лицо мое оставалось бесстрастным. Изображение удивления, улыбки — все это лишнее, провоцирующее новые вопросы. Пусть думают, что я покрываю друга. Это нормальная реакция, даже если я ни в чем не виновен.
— Вы сами брали деньги у кого-нибудь из резервистов? — спросил Хэннон.
— Нет.
Тут заговорил Уоллес, очень медленно, цедя слова:
— Вы все об этом знаете. Вы записывали молодых людей в резерв только после того, как они выплачивали вам определенные суммы. Вы знаете, что вы и Фрэнк Элкоре манипулировали списками. Отрицая это, вы солжете сотруднику федерального ведомства, то есть совершите преступление. Повторяю вопрос: вы брали деньги или другие ценности, чтобы зачислить в резерв одного человека, отставив в сторону другого?
— Нет.
Неожиданно Хэннон рассмеялся.
— Ваш приятель Фрэнк Элкоре прочно сидит на крючке. И у нас есть свидетельские показания, подтверждающие, что вы работали в паре. Возможно, компанию вам составляли другие администраторы, а может, и офицеры. Если вы честно расскажете нам все, что знаете, вам это зачтется.
Поскольку вопрос в его тираде отсутствовал, я молча смотрел на него.
Паузу прервал Уоллес:
— Мы знаем, что вы — ключевая фигура в этой операции. — И вот тут я нарушил установленные для себя правила. Рассмеялся. Так искренне, что они даже не обиделись. Более того, Хэннон не выдержал и улыбнулся.
Рассмешила меня эта самая «ключевая фигура». Меня словно перенесли из жизни во второразрядный фильм. А еще рассмеялся я потому, что скорее мог дождаться подобных слов от Хэннона, который еще явно не переболел романтичностью выбранной профессии, чем от Уоллеса, более опытного и опасного.