Через лабиринт. Два дня в Дагезане - Шестаков Павел Александрович (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
— Невероятно, чтобы случайный выстрел произошел одновременно из двух стволов.
— Как же вы понимаете? — спросил пасечник.
— Самоубийство?.. — Борис раздвинутыми пальцами замерил расстояние от мушки до курков, потом прикинул длину руки художника и покачал головой. — Он не мог дотянуться до спусковых крючков. Иногда это делают ногами, но Калугин обут, и я не вижу палочки…
Хлопнула дверь позади, и Мазин едва успел поддержать вошедшую Марину. Она замерла, даже не крикнула.
— Марина Викторовна! — попросил Сосновский. — Умоляю вас, будьте мужественной. Вы должны помочь. Милиция доберется не скоро, и убийца может воспользоваться временем…
— Убийца? Временем? Кто это сделал?
— Мы не знаем. Но преступник недалеко. Может быть, здесь, в доме. Когда прозвучал выстрел?
— Я не слышала выстрела.
— А ты, Демьяныч?
— Не слыхал.
— Что за чушь, — нахмурился Борис Михайлович. — Марина Викторовна, соберитесь с силами. Присядьте. Вспомните, пожалуйста, когда Михаил Михайлович пошел в мастерскую?
— Сразу, как только потух свет.
— Кто мог подняться сюда за это время?
— Не знаю. Никто. Каждый. Муж не любит свечи. Считает, что они чадят. — Она еще говорила о погибшем так, будто он был жив. — Поэтому он сказал: «Свечи не зажигай, я налажу лампу». Мы ждали минут пятнадцать. Потом мне стало неудобно держать людей в темноте, и я зажгла свечи. За это время каждый мог подняться. Но я не верю. Зачем? Зачем?
— Это важный вопрос. Хранил ли Михаил Михайлович в мастерской какие-нибудь ценности?
— Ничего, кроме этюдов.
— Ружье всегда было здесь?
— Оно висело над тахтой.
— Будем считать, что ружье сняли со стены. Что ж нам известно? — обратился Сосновский к Мазину и Демьянычу.
Оба промолчали.
— Но никто не стрелял! — повторила Марина.
— Это требует разъяснений. Боюсь, что искать преступника придется среди гостей. Только человек, хорошо известный Михаилу Михайловичу, мог свободно войти в мастерскую, взять ружье и навести в упор, не вызвав подозрений. Теперь убийца рассчитывает, что Калугин не назовет его имени. Марина Викторовна! Помогите нам лишить его этой уверенности.
— Как? — спросила Марина, ничего не поняв.
— Вам нужно спуститься и сказать, что Михаил Михайлович жив, но еще не пришел в себя.
— Это невозможно. Скажите сами. Я не смогу.
— Сказать должны вы. А мы посмотрим, как откликнутся гости.
— Хорошо, я попытаюсь.
Мазин и Борис подняли художника с кресла и перенесли на тахту. Жена наблюдала за ними, прижав пальцы к вискам.
— Пойдемте, Марина Викторовна.
Сосновский взял ее под руку. Демьяныч поднял свечу.
— Что там стряслось? — спросил первым Кушнарев, когда они спустились.
— Ужасный… ужасный случай… Он заряжал ружье…
— Рана не смертельная. Игорь Николаевич оказал первую помощь. Попытаемся связаться с больницей, — пояснил Сосновский.
Мазин успел осмотреть каждого, но не увидел ничего, что могло бы дать повод для размышлений. Все вели себя сдержанно. Даже подчеркнутого облегчения он не заметил, но и это не было удивительно: ведь слышали только о несчастном случае, а далеко не каждый такой случай смертельно опасен. В общем, реакция казалась нормальной. Никто не проявил страха или растерянности. Впрочем, при свечах многое могло и ускользнуть.
— Сейчас лучше разойтись по своим комнатам, — предложил Борис Михайлович. — А нам придется пойти позвонить, — повернулся он к Мазину.
Тот кивнул.
— У тебя ключ от почты, Матвей?
Егерь отделил ключ от связки.
Собственно, почтовое отделение в поселке перестало существовать с тех пор, как расформировали леспромхоз, но жена Филипенко исполняла функции почтальона и телефонистки, просиживая в бывшем отделении два-три часа в день. Домик этот находился неподалеку, и Сосновский с Мазиным добрались туда за несколько минут, однако попытка связаться с райцентром окончилась неудачей.
— Похоже, связь повреждена.
— Не мудрено в такую погодку, — отозвался Мазин меланхолично. Он совсем не так представлял себе долгожданный отпуск. Дождь продолжал неукротимо заливать ущелье. Игорь Николаевич пригладил слипшиеся волосы. — Зато тебе будет что рассказать студентам. Небольшая криминалистическая разминка солидного ученого… Кстати, ты блестяще принялся за дело.
— Шутки сейчас неуместны.
— Почему? — Мазин качнул слегка керосиновую лампу в решетчатом чехле, висевшую на крючке, ввинченном в потолок. По тесной, давно не беленной комнате заметались тени. — Без юмора тебе не обойтись. Особенно когда останешься наедине с покойником. Ведь ты надеешься, что его придут убивать во второй раз!
— Считаешь, что затея неудачная?
— Наоборот. Потеряешь за ночь пару килограммов. При склонности к полноте это хороший выигрыш.
— Я думал, что туда пойдешь ты.
— Я?!
— Конечно. Убийца наверняка будет следить за мной. А ты сможешь действовать, не привлекая внимания.
Мазин вздохнул.
— Я надеялся, тебя заинтересует необычное дело, Игорь.
— Что ты увидел необычного?
— Хотя бы то, что никто не слыхал выстрела.
— Выстрел прозвучал одновременно с громом. Прибавь дождь, гул реки, плюс каменные стены — и все станет на место. Расчет!
— Как можно рассчитать удар грома?
— Гроза продолжалась не меньше получаса.
— Но гром мог и не ударить, когда убийца навел ружье на Калугина. Не мог же он держать его на прицеле несколько минут, дожидаясь очередного раската!
— Конечно, нет. Ты правильно предположил, что убийца хорошо знаком хозяину. Он без помех взял ружье и поднял его, когда вспыхнула молния. Она предваряет гром на несколько секунд. По вспышке, кстати, можно предположить и силу удара.
— Да… Хладнокровный наглец. Придется нам повозиться.
— Желаю успеха.
— Прекрати, Игорь. Это твой долг. Мы не знаем, когда приедет милиция. Нельзя его упустить. Я все продумал. Ситуация складывается в нашу пользу. Благодаря моей хитрости ты вне подозрений — рядовой врач. Мы делим функции: я брожу по поселку в гороховом пальто с лупой и отвлекаю преступника, а ты делаешь настоящее дело. Разумеется, и я не ограничиваюсь показухой.
— Ты перегнул, объявив Калугина живым. Мы имеем дело не с дураком. Он стрелял в упор из двух стволов, а ты хочешь убедить его в том, что он промахнулся.
— Не согласен. Преступление не шахматная задача. Всего не рассчитаешь. И не робот же он! Он должен был опасаться, что Калугин заподозрит его, что кто-нибудь войдет в мастерскую, что гром задержится… И так до бесконечности. В подобном состоянии неуверенность неизбежна. Разве ты не помнишь случаев, когда пуля проходила в миллиметре от сердца? Он…
— Пуля, но не картечь дуплетом… И почему не она? Что мы знаем о мотивах?
— Тут я пас. Вообще, это невероятно.
— Задачка! — произнес Мазин, постепенно отступая под натиском Бориса. — Интересно, что убийца предпримет дальше? Конечно, твой ход — типичная авантюра, но лучшего, пожалуй, не придумаешь. Однако всю ночь я там не выдержу.
— Игорь! Ты настоящий друг. Спасибо, старик!
— Боря, не будь сентиментальным. Это не идет лысеющему научному работнику. Сделаем так: я незаметно поднимусь в мастерскую, а ты покрутись на глазах. Потом подменишь меня.
— Обязательно заряди ружье! Патронташ на стенке.
Они поспешили к даче. Смутная тень мелькнула впереди. Человек шел без фонаря.
— Ты, Матвей?
— Я, — ответил егерь. — Дозвонились?
— Нет. Забери ключ.
— Дрыхнут, заразы? Ну ничего. Утром подыму.
Несколько тусклых огоньков светилось в окнах второго этажа и один наверху, в мансарде. Не доходя подъезда, Мазин шагнул в сторону. Сосновский поднялся по ступенькам. Игорь Николаевич услыхал слова Марины:
— Наконец-то! Мне так страшно…
— В мастерской никого нет?
— Нет, я сказала, что он забылся.
Мазин обогнул дом и огляделся, но ничего подозрительного не обнаружил. Дождь немного ослабел, и гроза прекратилась, зато поток в реке звучал сильнее, тревожнее. Через заднюю дверь Игорь Николаевич проник в прихожую и остановился, припоминая, где находится лестница. Потом на ощупь нашел перила и стал подниматься, избегая шума.