Жестокие игры - Константинов Владимир (книга бесплатный формат TXT) 📗
Наконец, его осенило, как надо себя со мной вести. Лицо разом сделалось умильно-благостным, заулыбалось фальшивой приторной улыбкой. Он подошел ко мне, обнял за плечи, елейным голосом пропел:
— Ви не волнуйся, Дима! Все будет карашо, да. Садись, посмотри картинки, да. — Он достал из ящика стола какой-то порнографический журнал и выложил передо мной. — А Глорий мы сейчас поймаем и вернем на место. Я сейчас позвоню и распоряжусь. Ты подожди токо. — И он бочком стал пятиться к двери.
Пора было заканчивать спектакль одного актера. Зритель от него явно устал. Однако, предвидя, что сейчас может произойти, я придал голосу покаянный вид, а на лице нарисовал крайнюю степень смущения.
— Никуда звонить не надо, Анзор. Пошутил я. Извини!
Он застыл в какой-то нелепой позе с раскрытыми, будто клешни рака, руками и на полусогнутых. А такого дурацкого выражения лица у него не было, уверен, со дня рождения. Он смотрел на меня, как очковая змея, и лишь шипел, не в состоянии говорить. Помятуя, что лучшая защита — нападение, я «возмутился»:
— Ну что ты на меня шипишь?! Уж и пошутить нельзя! Какие мы все, блин, нервные!
Анзор наконец пришел в движение.
— Так ты это шутил, да? — спросил, приближаясь ко мне с угрожающим видом.
— Шутил да! А кто меня принял за придурка?! — спросил возмущенно, все ещё надеясь, что дело не дойдет до «крайних мер».
Он схватил меня за грудки, легко оторвал от стула и потащил к окну. Угрожающе зарычал:
— Ты у меня щас будешь шутил с третьего этажа!
— Люди-и-и! — заорал я. — Я любил вас! Спасите! Не дайте свершиться беззаконию! За что же Ванечку Морозова! Геноцид к позорному столбу!
Наконец, Анзор отпустил меня, плюхнулся на стул, мрачно, с сожалением сказал:
— Дурак ты, Димка! Такой встреча испортил! — Но этого ему показалось недостаточным и после некоторого раздумья, он дополнил: — Козел!
Я обнял его сзади за плечи, наклонился и очень задушевным голосом проговорил:
— Прости меня, Анзор! Прости Христа ради! Таким уж я уродом уродился. Поэтому все претензии моей маме. Хочешь я тебе дам её адрес? А что, напишешь письмо. Она будет рада.
— Э-э! — укоризненно сказал он. — Зачем маму трогал, да? Когда сам болной.
— Что верно, то верно, — согласился я. — А какой с больного спрос?
В конце-концов мир был восстановлен.
— Поехали ко мне, — сказал Анзор, втавая.
— Нет, сначала дело, а потом все остальное.
— Там будет дело. Здесь не будет. Я сегодня барашка зарезал, да.
— Ну вот видишь, — укоризненно покачал я головой. — А кто мне давеча клался, что любит животных?
— Но есть маленько тоже надо, — серьезно ответил Анзор.
Нет, с чувством юмора у него явная напряженка. Определенно. И с этим уже ничего не поделаешь.
Прием прошел в делой и дружественной обстановке и затянулся до позднего вечера. В конце его Анзор вновь тискал меня в своих объятиях и восхищенно говорил:
— Какой молодец! Какой кунак! Какой джигит, да!
Азор рассказал, что ими установлены каналы сбыта героина. Уходит он по железной дороге, как правило, в трехтонных контейнерах, загруженных всякой всячиной. Пока выявлены десять городов, куда идут наркотики. Среди них был и Новосибирск. Я даже не мог предположить, что мне самому придется участвовать в аресте этого контейнера и задержании его получателей. Отчет Анзора я приобщил к своему, вложил в конверт и поросил срочно отправить спецпочтой Иванову. Результаты моей здесь работы были, как говорится, налицо.
А утром ко мне прибежал мой связной Тимур, запыхавшийся, возбужденный.
— Вас сам Татиев вызывает! — сообщил.
То, что Татиев не встретил меня на крыльце, было дурным предзнаменованием. Когда я вошел к нему в кабинет, то он сидел за столом строгий и чопорный, будто на приеме в Бекингемском дворце. И я окончательно понял, что случилось что-то из ряда вон и надо готовиться к самому худшему. Он холодно взглянул на меня и вместо приветствия, спросил:
— Кто вы, Павел Иванович?
И тем самым развеял все мои сомнения. Они установили, что ни такого отдела, ни такого генерала, о которых я говорил, в ФСБ не существует, как нет там и сотрудника Кольцова Павла Ивановича. Я предвидел, что это рано или поздно случится и на этот случай у меня уже был заготовлен ответ. Да, я не имею чести принадлежать к Федеральной службе безопасности, так как принадлежу к Главному разведовательному управлению. С моим умением пудрить мозги почтенной публике, я бы мог рассчитывать на определенные успехи. А это бы повлекло новую проверку, а там... Но сейчас я решил говорить правду. Почему? А кто меня знает — почему? Решил — и все тут. Интуитивно чувствовал, что только правда может мне сейчас помочь.
— В каком смысле, Руслан Мансурович?
— В самом прямом. Кто вы такой?
— Ах, вы об этом? — сказал я равнодушно. Неспешно подошел к столу, сел, достал сигареты, закурил, выпустил к потолку струю дыма и беспечно улыбнулся. — Если быть между нами, мальчиками, до конца честным и предельно откровенным, то я никакой не Кольцов, и вовсе не Павел Владимирович, и уж тем более не подполковник ФСБ.
— Это мы уже выяснили, — сказал Татиев, следя за мной строгим взглядом.
— Что делает вам честь, — кивнул я снисходительно. — Но только, смею заверить, что вам от этого не легче.
— Это ещё почему?
— А мотому, милостивсдарь, что ваша информация ушла строго по назначению и по ней уже работают соответствующие органы? Вы внимательно следите за ходом мих мыслей, Руслан Мансурович?
— Кто же вы такой, наконец?
— Вопрос резонный. Отвечаю. Я — майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.
— Беркутов? — машинально переспросил Татиев, что-то припоминая. Вдруг, лицо его стало красным, а глаза — удивленными. Таких удивленных глаз я отродясь не видывал. Определенно. — Так вы...
— Вот именно, — подтвердил я его догадку. — Я внебрачный муж Светланы Николаевны и прибыл сюда исключительно за ней. Но когда архаровцы Бахметова принялись меня «уговаривать» выдать себя за сотрудника ФСБ, я вынужден был с ними согласиться. Вы ведь знаете — они умеют «уговаривать».
Правда настолько ошеломила Татиева, что он отказывался в неё поверить. Вскочил из-за стола, подбежал к двери и истерично закричал:
— Светлана!
Через минуту в дверях появилась моя любимая. Вид у неё был встревоженный.
— Здравствуйте, Павел Иванович! — кивнула она мне и обратилась к Татиеву: — В чем дело?! Что случилось?! Отчего вы так кричите?
— Кто это? — спросил Татиев, указывая на меня пальцем.
Она бросила на меня испуганный взгляд, но довольно хладнокровно ответила:
— Что за глупый вопрос?! Это Кольцов Павел Иванович.
— Вы в этом уверены? — В голосе Татиева было столько надежды и ожидания, что я невольно ему посочувствовал.
Лицо Светланы вспыхнуло, глаза заблестели, и она стала ещё прекраснее.
— Я вас не понимаю! — гневно проговорила она.
— Вы прежде были знакомы с этим господином?
— Да. И вы об этом прекрасно знаете.
— Я имею в виду не здесь. А там, — она махнул рукой на окно, — в Новосибирске?
Светлана окончательно растерялась и не знала, что ей сказать. Взглянула на меня, как бы говоря: «Что здесь происходит?»
— Фенита ля комедия, дорогая, — улыбнулся я. — Придется «колоться». Другой альтернативы я не вижу. Удовлетвори любопытство этого настырного господина и ответь — кто я такой.
Светлана побледнела, потупила глаза, тихо, но четко сказала:
— Вы Павел Иванович Кольцов.
Она никак не могла поверить, что я в трезвой памяти по собственной воле мог раскрыться перед врагом, и тем самым ставила меня в затруднительное проложение.
Ответ Светланы вдохнул в мятущуюся сущность Татиева надежду на светлое будущее. Он взбодрился, повеселел и вновь стал походить на красивого сукиного сына, воспитанного мамой на любви к русской классике.
— Так в чем дело, Пав.... или там вас?! — воинственно обратился он ко мне.
