Шесть могил на пути в Мюнхен - Пьюзо Марио (полная версия книги TXT) 📗
Где же истина? Почему пытали Рогана, а потом убили? Зачем фон Остен записывал крики этой хорошенькой молодой француженки, умирающей в родовых муках? И почему он в самом конце обманул, предал Рогана, дал ему надежду на жизнь и спасение, заставил поверить в то, что жена его жива?
Он вспомнил первый день, выражение на лице Рогана. У него было такое хорошее, невинное и доброе лицо, и это почему-то страшно раздражало фон Остена в тот момент. И еще это было лицо молодого человека, с которым просто по определению не может случиться ничего ужасного.
В тот самый день фон Остен зашел в камеру проведать жену заключенного. Выяснилось, что у нее начались схватки, и ее увезли в санчасть. Подойдя к кабинету, он услышал отчаянные крики молодой женщины. А когда врач сообщил, что она умирает, фон Остен решил записать эти крики на ленту, чтобы как следует припугнуть Рогана, заставить его говорить.
Какой я, оказывается, был умный, мрачно подумал фон Остен. Умный и предусмотрительный буквально во всем. Даже в сотворении зла я был изобретателен; а после войны жил с этим изуродованным лицом и был трудолюбив и мудр, творя добро и справедливость. А поскольку фон Остен был человеком действительно умным, то теперь понимал, почему изуродовал жизнь Рогану.
Он поступил так, понял фон Остен, потому что добро и зло постоянно должны пытаться уничтожить друг друга; отсюда следует, что в мире нескончаемых войн и убийств почти всегда торжествует зло. Потому он и уничтожил Рогана, подло дав ему в самый последний момент надежду. В тот последний миг, когда Роган все понял и умоляюще смотрел прямо ему в глаза, ища сострадания, он, фон Остен, расхохотался, и смех этот утонул в грохоте выстрела. И смеялся он просто потому, что уж больно комично выглядел в тот момент Роган в этой дурацкой низко сдвинутой на лоб шляпе; просто потому, что в те ужасные дни 1945-го все казалось бурлеском.
— Тебе пора. — Жена нежно прикоснулась кончиками пальцев к его векам.
Фон Остен открыл глаза, поднялся с дивана, затем жена помогла ему надеть пиджак. А потом проводила к лимузину.
— Будь милосерден, — сказала она ему на прощанье.
Фон Остен даже вздрогнул, настолько неожиданным показалось это напутствие. Он поднял недоумевающие глаза на жену. Она заметила это и добавила:
— Милостив к этому несчастному негодяю, которому должен сегодня вынести приговор.
И тут вдруг фон Остена охватило неукротимое желание сейчас же и здесь признаться во всех своих преступлениях жене. Но машина уже медленно отъезжала от дома, направляясь к Мюнхенскому дворцу правосудия. Уже приговоренный к смерти, но надеявшийся получить отсрочку фон Остен так и не смог заставить себя признаться.
Глава 21
Артур Бейли нервно расхаживал по кабинету информационного центра ЦРУ, что размещался в штаб-квартире армии США недалеко от Мюнхена. Рано утром он отправил закодированную радиограмму в Пентагон, где описывал сложившуюся с фон Остеном и Роганом ситуацию. Согласно его рекомендациям, никаких действий со стороны разведки предпринимать не следовало. И вот теперь он с нетерпением ждал ответа.
Ответ пришел только в середине дня. Младший офицер отнес его в секретную дешифровальную комнату, и полчаса спустя Бейли уже держал послание в руках. Содержание его просто ошеломило. Ему поступили инструкции охранять фон Остена и информировать германскую полицию о намерениях Рогана. Бейли, подумав, что дело может принять катастрофический оборот, решил связаться с Пентагоном по радиотелефону. Закодированная подпись на ответе принадлежала бывшему сослуживцу Бейли по работе в Германии Фреду Нельсону. Конечно, но радиотелефону свободно не поговоришь, но, возможно, подумал Бейли, все же удастся донести основные сведения до Нельсона. И еще он чувствовал: надо спешить. Возможно, в эту самую минуту Роган подбирается к судье фон Остену.
Минут десять ушло на соединение. Представившись, Бейли осторожно спросил:
— А ваши люди имеют хоть малейшее представление о том, что делать с присланными мне инструкциями? Тут может взорваться такая политическая бомба, что мало никому не покажется.
Голос Нельсона звучал сухо и как-то отстраненно.
— Это решение поступило сверху, от высшего начальства. Его обсудили и утвердили в Белом доме. Так что вперед, исполняй приказ.
— Да все вы просто с ума посходили, — с отвращением произнес Бейли. Голос звучал так нервно, что Нельсону стало его просто жалко.
— Тот аспект, о котором ты особенно беспокоился, — осторожно начал он. — Им уже занялись.
Нельсон говорил о письмах, которые Роган отправил своим друзьям в Соединенные Штаты.
— Ясно, понял, — ответил Бейли. — А какие именно предприняты шаги?
— Как только поступило первое твое сообщение, мы подняли его досье. И нам известны все, с кем он может связаться. Почта каждой такой персоны перлюстрируется.
Бейли искренне удивился.
— Разве в Штатах такое возможно? Вот уж не думал.
— Вопрос национальной безопасности. Здесь у нас руки развязаны. — В голосе Нельсона слышалась ирония. — Лучше скажи, возможно ли взять живым этого парня?
— Нет.
— Что ж, такой вариант нас вполне устраивает, — сказал Нельсон и отключился.
Бейли уже проклинал себя за то, что позвонил вместо того, чтобы следовать полученным инструкциям. Он понимал, что означают последние слова Нельсона. Он должен лично проследить за тем, чтобы Рогана не смогли взять живым. Или же не позволили остаться в живых после ареста. Не хотели, чтобы он заговорил о фон Остене.
Бейли сел в поджидавшую его служебную машину и приказал водителю отвезти его к Мюнхенскому дворцу правосудия. Он не думал, что у Рогана хватит времени сделать свой ход, но хотел в том убедиться. А потом он заедет за Вростиком, и они уже вдвоем отправятся в пансион, где и прикончат Рогана.
Глава 22
В отделении скорой помощи Мюнхенского двора правосудия Роган готовился к последней встрече с Клаусом фон Остеном. Причесался перед зеркалом, поправил пиджак и галстук. Он хотел выглядеть максимально презентабельно, чтобы ничем не выделяться в толпе. Похлопал по правому карману пиджака, убедился, что «вальтер» на месте, хотя и без того чувствовал, как пистолет оттягивает карман.
Розали взяла пузырек с бесцветной жидкостью с подноса, смочила ею плотный квадратик марли. И опустила его в левый карман пиджака Рогана.
— Если вдруг почувствуешь слабость или головокружение, поднеси к носу, подыши, — сказала она.
Он наклонился поцеловать ее. Она сказала:
— Придется ждать, пока не закончится заседание. А будет это только в конце дня.
— У меня больше шансов, если я застану его сразу по возвращении с обеда. Оставайся в машине. — Он дотронулся до ее щеки. — И ничего не бойся. Шансы, что удастся вырваться, велики.
И вот, с грустью глядя друг на друга, оба они улыбнулись, делая вид, что все хорошо, затем Розали сняла белый халат, бросила его на спинку стула.
— Ну, я пошла, — сказала она и, не сказав больше ни слова, даже не обернувшись, вышла из здания во двор, а затем через двор — на улицу. Роган проводил ее взглядом, потом и сам вышел из кабинета и поднялся по внутренней лестнице в главный коридор Мюнхенского дворца правосудия.
Тут толпились люди. Подследственные, ожидающие вынесения приговора, с семьями и друзьями; а также защитники, обвинители и прочие участники судебного действа. Обеденный перерыв подошел к концу, и они целыми группами стали исчезать за высокими резными дверьми, расходиться по залам, до тех пор пока темный и прохладный коридор не опустел. А фон Остен так и не появился.
Роган прошел по коридору к залу, где судья проводил утреннее заседание. Он опоздал. Процесс начался несколько минут назад. Суд был готов вынести приговор обвиняемому. Фон Остен как председательствующий восседал на подиуме между двумя другими судьями, своими помощниками. Все они были в черных мантиях, но только на голове фон Остена красовалась высокая конической формы шапка из меха горностая и норки, свидетельство принадлежности к высшей иерархии в судебном мире, и этот необычайный отличительный знак, казалось, завораживал всех присутствующих в зале.
