Игра в отрезанный палец - Курков Андрей Юрьевич (книги онлайн полные txt) 📗
— Уже лучше.
— Круглую Башню на бульваре Леси Украинки знаешь?
— Это что ли крепость, где какая-то воинская часть?
— Да.
— Знаю.
— Тогда слушай внимательно. Подъедешь туда к девяти, возьми свою «корочку». Пройдешь через проходную воинской части, скажешь, что в тридцать вторую комнату. Там, на проходной, твоя фамилия уже записана. После этого «корочку» больше никому не показываешь. Во дворе повернешь налево, вторая железная дверь с кодовой системой прямо возле ручки. Нажмешь по очереди три-пять-один-шесть. Повтори.
— Три-пять-один-шесть.
— Откроешь дверь и на второй этаж. Запомни, ты сын генерала Борсюка. У тебя угнали машину. Он звонил и договорился, чтобы ты прослушал записи той ночи на всякий случай. Скажешь, что тебя интересует частота ГАИ.
Виктор посмотрел на часы. Без пяти восемь. Можно было без спешки допить кофе и спокойно собраться.
К девяти он уже был на нужном месте. Нашел и проходную в/ч, и вторую дверь с кодовой системой. Поднялся на второй этаж и увидел еще одну дверь. Позвонил.
В проеме открывшейся двери появился мужчина лет сорока в форме прапорщика.
Правда, внешне он вообще не походил на военного — интеллигентное мягкое лицо, умные сосредоточенные глаза.
Услышав, что пришел сын генерала Борсюка, прапорщик кивнул и впустил Виктора. Провел его недлинным узким коридором в большое помещение с низким потолком, занятое стеллажами, на которых вплотную друг к дружке стояли коробки с одинаковыми наклейками. Только разные на этих наклейках стояли номера.
В углу за стеллажами находился большой стационарный магнитофон — размером с хороший письменный стол. Слева на углу лежали наушники.
— Так что вы хотите прослушать? — спросил прапорщик.
— Частоту ГАИ за ночь с двадцатого на двадцать первое мая.
Прапорщик кивнул.
Через пару минут он принес коробку с широченной бобиной. Поставил бобину на магнитофон. Начал перематывать, следя за счетчиком метров. Остановил.
Посмотрел на записи на боковой стороне коробки.
— Вот здесь — перемотка назад и включение, если захотите прослушать еще раз, — показал прапорщик. — Надевайте наушники.
В узкое окошко-бойницу, расположенное справа от стола-магнитофона, бил рассеянный солнечный свет. Прапорщик ушел. Виктор слушал зафиксированный эфир той ночи и не слышал пока ничего. Какие-то шумы, шипение. Только минут через пять прорезался чей-то голос: "Двенадцатый, в вашу сторону синий «мерседес».
Проезд на красный. Накажите!" Потом снова шипение. "Второй! Шо у тебя на часах?
— Полпервого. — Ты со Степаном насчет рыбалки говорил? — Ага… на пятницу. — Всем постам. С Пушкинской угнана красная «девятка» номер КИА 89-71…"
Виктор, слушая «законсервированный» на магнитофонной ленте эфир, закрыл глаза и словно погрузился в темноту той самой ночи. Город спал, а в его воздухе неслышно для обычного уха переговаривались по делу и не по делу ночные гаишники.
«Интересно, — подумал Виктор. — Кто еще не спит по ночам? На каких еще частотах ведутся ночные разговоры?»
Обернулся на стеллажи, заполненные коробками. Посмотрел на медленно вращающуюся на столе-магнитофоне бобину. Задумался.
«Седьмой, срочно прибыть на пост одиннадцать. — Слушаюсь…» — прозвучало в наушниках. Виктор внимательно вслушался в последовавшее следом шипение.
«Третий, вроде красная „девятка“ проехала. — Может, та, что в угоне? — Да ну ее на хер!»
Снова несколько минут далеких шумов, словно усиленной многократно тишины.
«Седьмой! Отбой! Можешь возвращаться на пост!» — прозвучал четкий голос.
Виктор остановил ленту. Перемотал назад. Прослушал еще раз. На его лице появилась спокойная самоуверенная улыбка. Он нашел то, что искал. Искал, конечно, с подсказки Георгия. Но главное — результат, а не способ его достижения.
Перемотал пленку еще раз. Снова прослушал.
Остановил бобину. Пошел искать прапорщика. Нашел его минуты через три в соседнем помещении, похожем на студию звукозаписи двадцатилетней давности — сплошная аппаратура, лампочки, несколько магнитофонов молча крутят свои широченные бобины.
Прапорщик сидел за маленьким письменным столом в углу помещения и подписывал картонный футляр бобины. Услышав за спиной шаги, он обернулся.
— Ну как, что-нибудь услышали?
— Да, — Виктор кивнул. — Как раз то, что надо. Переписать можно?
— А почему нет? — пожал плечами прапорщик.
Он взял из ящика стола небольшой кассетный магнитофон.
— Пойдемте!
Прапорщик переключил магнитофон с наушников на внешний звук. Нашли на пленке место, где один гаишник уточнял у другого время. Оттуда и начали записывать.
Когда прозвучало сообщение об угнанной красной «девятке», прапорщик многозначительно оглянулся на Виктора.
— Нашли? — спросил он.
Виктор быстро сообразил, что сам сюда попал под предлогом поиска информации об угнанной машине.
— Нет, — произнес в ответ и грустно покачал головой. Когда через какое-то время прошла фраза о том, что «девятку» вроде видели, на что другой гаишник произнес: «Да ну ее на хер!», уже прапорщик грустно покачал головой.
— С такой милицией быть уголовником — самое безопасное дело! — сказал он.
Виктор хотел было сказать, что ГАИ — это совсем другая милиция, что есть еще и уголовный розыск, который пашет иногда круглые сутки. Но промолчал.
Вспомнил, что он здесь не следователь, а сын генерала Борсюка, у которого угнали машину.
Уже на выходе из этого заведения с кассетой в кармане пиджака, Виктор спросил прапорщика, почему в «студии» такая допотопная аппаратура.
— Скажите спасибо, что хоть такая есть. Новую просили, но, оказывается, новая уже где-то есть. А нам, военным, новая не положена. С новой ведь можно все эти мобильные телефоны ловить, закрытые частоты, по которым «одна звезда с другою говорит».
Прапорщик грустно улыбнулся.
— Удачи! — пожелал он уже спускавшемуся по лестнице Виктору.
В тот же дождливый день Сергей Сахно хоть немного, но утолил тревожное любопытство Ника. В детстве он, оказывается, уже был «двухъязычным» и дружил только с глухонемыми детьми друзей своих родителей. Отец его работал в каком-то «почтовом ящике», в отделе, где трудились только глухонемые — им родина доверяла самую секретную работу. Они-то не проболтаются! Потом его родителей убедили отдать сына в интернат, потом в военное училище, куда, конечно, глухонемых не принимают. Там он первый раз сдружился с такими же нормальными, как и он. Но в курсантской дружбе присутствовала какая-то неопределенность, которая просто не могла возникнуть в его прежних отношениях с глухонемыми сверстниками. Глухонемые как друзья казались ему намного надежнее говорящих. В училище каждый месяц курсанты устраивали «разборки», пытаясь выяснить: кто в очередной раз на кого «настучал» начальству. Глухонемые «стучать» не стали бы.
Даже через переводчика. У них совсем другой характер, другой подход. Они — закрытый клуб, в котором своих чужим не продают, даже если он чем-то кого-то и достал. Из самых ярких воспоминаний Сахно поделился за бутылкой красного одним — дракой двух глухонемых в детстве. Эта тихая и жестокая драка запомнилась ему на всю жизнь. Правило было — драться, пока противник не упадет спиной на землю.
Неписаное, это правило словно было частью чего-то врожденного. Глухонемые пацаны только так и дрались. Но обычно без жестокости. В тот раз никто из двоих падать не хотел. Дрались среди деревьев в саду и всякий раз хватались руками за стволы, чтобы не упасть. Когда один все-таки упал, второй — просто присел на траву. Обоим пришлось идти к врачу — так они друг друга измолотили. А причина совершенно нормальная — дрались из-за девчонки. Она тоже стояла рядом. Ее не спрашивали, кто из двоих ей больше нравится. Без нее решили: с ней останется победитель. Прямо поединок времен и нравов Римской империи.
Вечером проголодавшийся Ник спустился в ресторан, оставив Сахно в номере.
