Деньги для киллера - Полякова Татьяна Викторовна (книги бесплатно без TXT) 📗

– Смотри, не задень его, – шепнула я.

– Гретка, если это дурацкая шутка, я тебя убью.

И тут он застонал. Мы замерли на мгновение, а потом кинулись выгребать землю руками.

– Мамочка моя, – шептала Сонька, – это что ж такое на свете делается… Вот он, – вдруг сказала она, – рука вроде….

– Слава богу, – вздохнула я, но радовались мы рано: предстояло его из ямы вытащить. Первая попытка успехом не увенчалась, груз тяжелый, а навыков извлекать из могил несостоявшихся покойников у нас не было. Промучившись понапрасну, мы, тяжело дыша, уставились друг на друга.

– Он не задохнется, – сказала я. – Значит, мы его можем здесь оставить и ехать к Максимычу, вызовем «Скорую» и милицию.

Сонька вытаращила глаза, а потом сказала:

– Нельзя его здесь оставлять, а если эти вернутся?

Мысль эта как-то не приходила мне в голову, она вдруг придала невероятные силы. Сонька, видимо, тоже прониклась:

– Держи его сверху. Тяни. А я буду снизу подталкивать…

С пятого захода мы его вытащили, что меня, признаться, удивило. Он опять застонал, отчетливо, хотя и тихо.

– Господи, что же это он никак не очнется, хоть бы помог, – причитала Сонька, когда мы волокли его к машине. На мужчине было кожаное пальто, мы ухватились за полы и кое-как втянули несчастного на заднее сиденье. Далось это нам очень нелегко. Мы совершенно выдохлись, несколько минут сидели опустошенные, не в силах пошевелиться. Немного придя в себя, Сонька заняла водительское место и повернула ключ. Слабо порычав, мотор заглох.

– Только не это, – взмолилась я. Со второй попытки машина завелась. Кое-как сдав назад и развернувшись, мы поехали в деревню.

– Кто здесь из соседей? – спросила я.

– Никого. Я да Максимыч. Герасимовы были. Вчера уехали.

– Может, сразу в город, а?

– Спятила? Разве я доеду?

Сонька, конечно, права, водитель она никакой.

– Может, в село? – волновалась я.

– Сейчас его дома выгрузим, ты побежишь к Максимычу звонить, а я его осмотрю, может, чем помочь сумею.

– Ага, – усмехнулась я, но ничего лучше предложить не смогла.

Тут мы подъехали к самому крыльцу. Сонька в него бампером ткнулась и чертыхаться начала, но быстро успокоилась. То ли мужчина стал легче, то ли мы малость поднаторели, но вытащить его из машины и занести в дом оказалось не так уж сложно. Вошли в кухню и положили его на пол. Голова его была как-то странно запрокинута, мне это не понравилось, но размышлять об этом времени не было. Я уже стояла у дверей, намереваясь бежать к соседу, когда Сонька вдруг позвала:

– Гретка, он мертвый.

– Что?

– Мертвый, говорю.

– Да не может быть, – охнула я. – Он же стонал, ты же слышала.

– Слышала. Отстонался.

Я села рядом с ней. Пульса нет, и лицо… Да, лицо у него было… в общем, смотреть на него не хотелось.

– Слушай, может, он жив все-таки, много ты в таких делах понимаешь, – ныла я.

Сонька убежала в комнату и вернулась с зеркальцем. Мы подставили его к самым губам мужчины и стали терпеливо ждать. Ничего.

– Говорю тебе, он мертвый, – сказала Сонька, устало откидываясь к стене.

– О, господи, чего же теперь делать-то?

– Дверь запереть, вот что.

– Зачем?

– Не знаю. Жутко. И окна зашторь.

Мне вдруг тоже сделалось жутко, я торопливо заперла дверь, зашторила окна и опустилась на пол рядом с Сонькой. Мы уставились на покойника. Из одежды на нем, кроме кожаного пальто, ничего не было. Теперь, при свете, мы могли его разглядеть и ужаснулись: кто-то над ним здорово поработал. На пальцы рук и ног смотреть было невозможно, мне стало нехорошо, я зажала рот рукой и бросилась в туалет.

Когда я вернулась оттуда, Сонька все еще сидела на коленях, прижавшись ухом к его груди и щупая, как в американском кино, артерию на шее. Увидев меня, подняла голову и сказала:

– Мертвее не бывает.

Верить в это не хотелось.

– Много ты понимаешь. Он ведь стонал.

– Стонал, – усмехнулась Сонька. – Сначала над ним всяко-разно измывались, потом голову разбили, или наоборот, что, в общем-то, неважно. Потом в землю зарыли, потом, правда, вырыли. Не выдержал человек, помер.

– Может быть… – начала я.

– Да заткнись ты. Это труп.

Я села рядом и заревела. Сонька тоже носом зашмыгала, потом спросила:

– Что делать-то будем?

Я пожала плечами:

– Пойду к Максимычу, в милицию звонить.

– Погодь. Торопиться некуда. Давай-ка покурим.

Мы закурили, поглядывая время от времени на труп, и Сонька предложила:

– Расскажи-ка мне эту историю, вроде как бы милиционеру.

Я рассказала. Сонька слушала внимательно, потом криво усмехнулась и заявила:

– Полное дерьмо.

Я пожала плечами.

– Менты нас в гроб вгонят.

Я покосилась на обезображенное тело и заметила:

– Менты еще полбеды.

Сонька зябко поежилась.

– Чего ж тогда?

– Откуда я знаю?

Сонька стала хмуриться и наливаться краской.

– Все ты… вечно тебе больше всех надо. Видишь, люди что-то зарывают, и шла бы себе дальше, уж, наверное, они не рассчитывали на то, что какой-то придурок сразу вырывать начнет.

– Два придурка, – поправила я.

– Я не в счет. Это ты меня с толку сбила, вот спросонья и дала маху. Сиди теперь с покойником. Оторвут нам башку, как пить дать, и поделом… Ох, тяжко мне…

– Да заткнись ты! – прикрикнула я.

– Сама заткнись. Вляпались… ух, фашистское отродье! – буркнула Сонька.

– Жидовка недобитая… – парировала я.

Мы вздохнули и заскучали.

– Грет, – позвала через минуту Сонька.

– А?

– В милицию нельзя звонить.

– Тупому ясно.

– Что делать?

– Назад везти, – решилась я, – где взяли, туда и положим. И забудем.

– Не хочу я на кладбище, – запаниковала Сонька.

– Хорошо, давай у тебя в погребе зароем.

– Свинья ты все-таки, приволокла покойника…

– Да заткнись ты… Проверь у него карманы, может, узнаем, кто он.

– Зачем?

– А я откуда знаю?

– Вот всегда у тебя так, – проворчала Сонька.

Карманы были пусты. Я еще раз взглянула на покойника: цвет волос из-за крови не определишь, лицо разбито, ухо разорвано, отпечатки пальцев отсутствуют, тело в тех местах, где его можно было рассмотреть под синяками и ссадинами, без особых примет. Если таковые и были, то мы их не увидели. Более или менее уверенно можно было утверждать лишь, что это молодой мужчина. Выходило, могила его останется безымянной.

– Ладно, – решилась я, – поехали.

– Может, попозже, – заскулила Сонька.

– Чем скорее мы от него избавимся, тем лучше.

– Ну и вляпались, ну и вляпались, – запричитала моя подружка и тут же совершенно другим голосом спросила:

– Медальон заметила?

А я-то надеялась, что обойдется. Как же…

– Заметила, – ответила я зло. На шее покойника на толстой витой цепочке висел медальон: в овале две сплетенные змеи. Работа тонкая, вещь оригинальная, и если мои скромные познания со мной шуток не шутят – дорогая.

– Надо снять, – сказала Сонька с легкой грустью.

– Спятила? Убийцы не сняли… Значит, причина была. Вещица заметная.

– Я бедная женщина, и как я, по-твоему, смогу золото в землю зарыть?

– Сможешь.

– Что я, дура какая? Спрячем. В конце концов, его переплавить можно. Золото, оно и в Африке золото, слышь, Гретхен? – не унималась Сонька – Как-то мы должны компенсировать свои муки.

– У, крохоборка, – разозлилась я. – Что значит гены: за копейку удавишься.

– Твои-то не лучше, у трупов зубы дергали.

– Коронки, – поправила я.

– Коронки что, не зубы? И кто бы говорил о копейках? Эта штука денег стоит, слышишь? Мы ж не будем им на рынке трясти…

– Заткнись, – рявкнула я и замахнулась. Сонька втянула голову в плечи и зажмурилась. Через несколько секунд приоткрыла один глаз и, убедившись, что драться я не собираюсь, расслабилась.

– Ладно, чего ты… – пробормотала она жалобно.

Я махнула рукой: