Тюрьмой Варяга не сломить - Сухов Евгений Евгеньевич (список книг .txt) 📗
Ведь только начали складываться дела, только пошли из России гигантские деньги, которые следовало немедленно пустить в прибыльные дела, и тут этот арест! Ничего не успел! Если в ближайшие дни он не сумеет выпутаться из этой дерьмовой истории, то без него остановится целый ряд гигантских сделок. Не зная всех деталей, пацаны завалят дело как пить дать!
Со стороны Владислав казался воплощением спокойствия, но в действительности его грудная клетка готова была разорваться от бушевавших страстей.
Владислав от бессилия стиснул зубы: ну где же этот долбаный адвокат Билли Шустер? Глубоко вздохнув, Варяг понемногу принялся выдыхать тонкую струйку, чувствуя, как к нему помалу возвращается утраченное спокойствие. Нужно взять себя в руки и все как следует осмыслить.
Закинув руки за голову, Владислав молча лежал на кровати, глядя в потолок. Его новый сосед по камере готовился ко сну: раздеваясь, он неторопливо, аккуратно укладывал свою тюремную робу на спинку стула. Этот аккуратизм начинал приводить Варяга в тихое бешенство. Кроме того, во внешности сидельца его что-то настораживало. А может быть, никакой опасности с его стороны не существует и в действительности его одолевают просто нервы.
Варяг заставил себя отвлечься и снова задуматься о ситуации с адвокатом.
Итак, что мы имеем? Билли Шустер примчался в тюрьму буквально через час после ареста: адвокат компании «Интеркоммодитис» был рад служить хозяину. Его суждения, высказываемые сквозь облака табачного дыма, звучали веско и непререкаемо.
Обвинение в убийстве?
Какая чепуха… Вне всякого сомнения, следствие во всем разберется, а он сам в первую очередь сделает все, чтобы мистера Игнатова, весьма уважаемого в США бизнесмена, выпустили до суда под залог. Да и, скорее всего, никакого суда не будет! Адвокат был абсолютно уверен в этом.
Потом, приехав через два дня, Шустер уже не излучал столь безмятежной уверенности. А в процессе разговора ни с того ни с сего задал странный вопрос: сильно ли жизнь в американской тюрьме отличается от жизни в российской?
Отсюда можно сделать вывод, что адвокату что-то стало известно о российском прошлом Владислава Игнатова. Но откуда именно просочилась подобная информация? Успокаивало лишь то, что ни прокурор, ни даже ФБР документально подтвердить этого не смогут.
Варяг поднялся с койки и стал мерить шагами камеру, всякий раз прокручивая в памяти состоявшийся разговор с Билли. Варяг тогда ушел от прямого ответа, объяснив, что если разница и существует, то ему об этом ничего не известно — опыта нет.
Помнится, тогда Билли Шустер очень внимательно посмотрел на своего подопечного, на прощание сказав, что уже запросил «добро» на освобождение мистера Игнатова под залог. Но федеральный суд почему-то задерживается с ответом, затребовав из Министерства внутренних дел России документы, связанные с деятельностью «Интеркоммодитис» и ее руководителя. Шустер ушел с обещанием снова посетить своего клиента буквально через два-три дня, оставил ему свой новый телефон, просил звонить, сказал, что будет работать дома. И вдруг пропал!
Варяг пробыл в блоке предварительного заключения федеральной тюрьмы штата Калифорния уже целых две недели. Он понимал, что за каждым его шагом уже наблюдают десятки заинтересованных глаз и что от его поведения здесь во многом зависит дальнейшая судьба. Так происходит и в российских зонах, когда в карантинном бараке расквартировывается новый этап. К новичку сначала присматриваются, и может пройти достаточно много времени, прежде чем ему предложат войти в тюремную семью. Без поддержки жить в неволе всегда трудно. И редко находится человек, который осмеливается отстранить протянутую руку. Зона — не самое лучшее место для проявления гордыни. Такого человека обламывают в два счета, как девку в первую брачную ночь. A позже сломанный хребет не распрямить уже никогда. Но часто за видимым смирением прячется мятежная натура, которая полностью раскрывается только со временем.
Варяг тоже очень внимательно приглядывался к обитателям американской тюрьмы и сразу отметил, что здесь нет такой семейственности, какая существует в российских тюрьмах: заключенные кучковались скорее по расовому признаку. Наиболее крепкой и многочисленной тюремной группировкой здесь были негры. Наглые, самоуверенные, они держались вызывающе. Любимым их времяпрепровождением было шумное обсуждение американского футбола, девок, и если они не потребляли наркотики, то целыми днями играли в баскетбол и гоготали над собственными довольно примитивными шутками.
Белые также подсознательно держались вместе. По численности они занимали в изоляторе предварительного заключения второе место. Почти все до единого в цветных татуировках, они отличались скрытым коварством и затаенной злобой: сюда попадали те, кто, видимо, имел зуб на весь белый свет.
Третью группу уголовников составляли цветные, которые были чужаками в белой и черной среде. Среди цветных значительную группу составляли индейцы, немало было китайцев, вьетнамцев и всевозможных метисов — этакий коктейль из народов, населявших Америку.
Варягу не сразу удалось определить, кто незримо стоит за этой вроде бы хаотичной разобщенной людской массой, кто решает все вопросы, затрагивающие интересы заключенных.
Этот человек никогда не выпячивался, держался очень скромно. Мало кто догадывался о том, что невысокий худощавый мужчина азиатского происхождения, которого обычно все звали Стив, и есть тот, кто делал погоду в тюрьме. Стив никогда не злоупотреблял своей властью. И если Стиву требовалась буря, то ему достаточно было шепнуть на ухо одному из своих прихвостней, и тогда коридоры и камеры изолятора превращались в сущий ад, наполняясь таким грохотом, что начальник тюрьмы готов был выполнить самые прихотливые требования зэков.
Выражаясь российской феней, Стив «сухарился»: вместо себя у всех на виду он поставил огромного, под два метра ростом, молодого зэка, который объявлял волю хозяина, выдавая за свою.
В один из первых дней пребывания в изоляторе Варяг поймал на себе любопытный взгляд Стива, который, казалось, спрашивал: «Что ты за птица, русский?» И смотрящий не сомневался в том, что очень скоро должен будет дать этому человеку исчерпывающий ответ.
Владислава не мог усыпить почти курортный режим американской тюрьмы, он прекрасно осознавал, что в любой тюрьме утрата бдительности может стоить жизни, а потому с первой минуты своего заключения был напряжен, как сжатая пружина, готовая в любую секунду распрямиться и нанести обидчику ответный удар. Превратившись в одночасье из респектабельного мистера Игнатова в обыкновенного зэка, Варяг стал ощущать, как в нем воскресают прежние привычки и чувства, свойственные старому, опытному уркагану, — недоверчивость, настороженность, хитрость, собранность.
Инстинкт самосохранения изменил даже саму походку Владислава, манеру говорить. Его сон стал чутким и беспокойным. Зэки сторонились «мистера Игнатова», потому что во всем его облике ощущалась скрытая угроза, а независимость, с которой он держался, выдавала в нем человека, прошедшего суровые жизненные испытания. Все, кто был знаком со строгим тюремным укладом, понимали, что к этому парню следует относиться с осторожностью и не стоит его задевать. В Варяге просыпался волк, хищник, который ничего не упускает из виду, ничего не забывает и не умеет прощать обид. Он был зверем, готовым дорого продать свою жизнь, защищая себя и свое жизненное пространство.
Варяг почувствовал неладное сразу же — как только ему четыре дня назад сменили сокамерника. Вместо худощавого метиса, торговца наркотиками, к нему подселили крупного мускулистого канадца, который попался на торговле оружием, за что ему светил срок по меньшей мере до двадцати пяти лет. К своему печальному будущему Джонни Кидс, так звали канадца, относился совершенно невозмутимо, был беспечен, строил планы на будущее так, будто собирался пробыть в тюрьме максимум неделю. Он был неизменно весел, никогда не терял аппетита, все свободное время проводил в спортзале, словно готовился к международным выступлениям. В тюрьме Джонни оказался далеко не в первый раз. Многие заключенные побаивались его: упорно ходили слухи, что канадец увлекался на свободе не только продажей оружия, но и его применением. Говорили, что многие авторитетные люди с его помощью расправлялись с неугодными. И кличка у Джонни Кидса была красноречивая — Могильщик. Несколько лет назад была пара случаев, когда сокамерников Могильщика находили мертвыми без всяких следов насилия, с вытаращенными глазами, как будто в самый последний момент жизни им удалось заглянуть «костлявой» в запавшие глазницы и ужаснуться. Тюремный медик неизменно ставил диагноз: «самопроизвольная асфиксия».
