Джойленд (ЛП) - Кинг Стивен (электронные книги без регистрации txt) 📗

Колесо вновь пришло в движение. Я спускался, ощущая себя персонажем сказки Редьярда Киплинга на конце слоновьего хобота.

Лэйн Харди подвел кабинку к посадочной площадке, но дверь открывать не стал — в конце концов, мы были почти коллегами.

— Ну как?

— Здорово.

— Да, неплохо для стариковской карусельки, — он сдвинул котелок на затылок и бросил на меня оценивающий взгляд.

— Какого ты роста? Шесть и три? [3]

— Шесть и четыре.

— Угу. Ну вот и посмотрим, как ты будешь выглядеть со своими шестью футами и четырьмя дюймами на этом колесе в середине июля, когда будешь распевать в мехах «С днем рождения тебя» какому-нибудь сопляку со сладкой ватой в одной руке и тающим мороженым в другой.

— В каких мехах?

Но Лэйн лишь вернулся к рычагу, так и не ответив на мой вопрос.

Может, он просто не услышал меня из-за радио, которое теперь выкрикивало «Крокодиловый рок». А может, хотел, чтобы роль одного из Псов-Симпатяг Джойленда стала для меня сюрпризом.

До встречи с Фредом Дином оставался еще целый час, вот я и направился по Песьей тропе к вагончику-кафешке, дела у которого шли очень даже неплохо. В Джойленде в собачьем стиле было оформлено не всё, но многое, включая и эту закусочную. Называлась она «Лайское наслаждение». Бюджет поджимал, но все-таки я мог потратить пару баксов на чили-дог и картошку фри.

Около своей палатки дорогу мне преградила мадам Фортуна. То есть, не совсем: мадам Фортуной она была с пятнадцатого мая и до Дня труда. В течение этих шестнадцати недель она надевала длинные юбки, воздушные многослойные блузки и украшенные каббалистическими знаками шали. В ее ушах красовались золотые серьги-обручи, такие тяжелые, что оттягивали мочки. Говорила она с тяжелым цыганским акцентом, словно персонаж ужастиков тридцатых годов, в которых замки обязательно окутывает туман, а вокруг воют волки.

В остальное же время эта бруклинская вдова собирала фарфоровые статуэтки и смотрела фильмы (чем слезливее — тем лучше, желательно с красиво умирающими от рака девушками). Сегодня она надела черный брючный костюм и туфли на низком каблуке. Общую строгость слегка разбавлял розовый шарфик. В образе Фортуны она щеголяла буйными седыми кудрями, но то был парик, который сейчас покоился под стеклянным колпаком в ее хэвенском доме. Свои же волосы она стригла коротко и красила в черный цвет. Любительница мелодрам из Бруклина и Фортуна-провидица сходились лишь в одном: обе воображали себя медиумами.

— Над тобой простерлась тень, молодой человек, — объявила она.

Осмотревшись, я понял, что Фортуна права: я стоял в тени «Каролинского колеса». Да и она тоже.

— Я не о том, дурачок. Я о твоем будущем. Тебя постигнет голод.

На самом деле уже постиг, но в «Лайском наслаждении» мне помогут.

— Очень интересно, миссис… ммм…

— Розалинда Голд, — подсказала она и протянула руку. — Но ты можешь звать меня Роззи. Все так делают. А вот в ярмарочный сезон… — она вошла в образ (то есть заговорила как Бела Лугоши, будь у того титьки). — В я-армарочный сезо-он я-а-а… Фортуна!

Мы пожали руки. Если бы наряд сегодня соответствовал образу, то на ее запястье зазвенела бы дюжина золотых браслетов.

— Рад с вами познакомиться, — сказал я и уже с акцентом добавил: — А я-а-а… Девин!

Роззи даже не улыбнулась.

— Ирландское имя?

— Точно.

— Ирландцы полны скорби, и у многих есть дар видения. Не знаю, есть ли он у тебя, но такого человека ты встретишь.

Вообще-то я был полон радости… и горел желанием затолкать себе в глотку побольше «лайской» стряпни. Вот уж приключение так приключение. Я подумал, что чистка туалетов после бурного дня и смывание блевотины с сидений «Чашек-Вертушек» слегка его омрачат. Но в тот день всё казалось безупречным.

— Входите в образ?

Она вытянулась на все свои пять футов и два дюйма.

— Не образ это, мой мальчик. Евреи — лучшие в мире медиумы. Все это знают. — И уже без акцента: — К тому же, работать в Джойленде куда лучше, чем хиромантить на Второй авеню. В общем, скорбный или нет, ты мне нравишься. От тебя исходят хорошие флюиды.

— Одна из моих любимых песен «Бич Бойз». [4]

— Но в будущем тебя ждет великая скорбь, — и, запнувшись, с чувством добавила:

— Может, даже опасность.

— А темноволосой красавицы вы в моем будущем не видите?

Темноволосой красавицей была Венди.

— Нет, — ответила Роззи, а следующие ее слова меня просто огорошили:

— Она в твоем прошлом.

— Л-ладно.

Я обошел Роззи и направился к «Лайскому наслаждению». При этом старался до нее не дотрагиваться. Она, конечно, шарлатанка, но все равно касаться ее в ту минуту мне очень не хотелось.

— В твоем будущем есть маленькие девочка и мальчик. У мальчика собака.

— Пес-Симпатяга — зуб даю. По кличке Гови.

Та и бровью не повела.

— У девочки на голове красная кепка, а в руках — кукла. У одного из детей дар видения. У кого — мне неведомо.

На эту часть ее болтовни я почти не обратил внимания. Я все еще был под впечатлением предыдущей фразы, произнесенной с ровным бруклинским акцентом: она в твоем прошлом.

Как я узнал позже, мадам Фортуна во многом ошибалась, но кое в чем была права. В день моего собеседования она была в ударе.

На работу меня взяли. Мистеру Дину особенно понравилось мое удостоверение спасателя от Красного креста, которое я получил в YMCA тем летом, когда мне исполнилось шестнадцать. Я называл его «Лето Большой скуки».

В последующие годы я понял, что скука — не такая уж плохая вещь.

Я сказал мистеру Дину, когда у меня заканчивается сессия, и пообещал, что два дня спустя прибуду в Джойленд на распределение по бригадам и обучение. Мы пожали друг другу руки, и он поздравил меня с вступлением в команду. На секунду я подумал, что сейчас он предложит мне вместе с ним издать Лай Пса-Симпатяги или что-нибудь в этом роде, но он только пожелал мне всего доброго и вышел из офиса вместе со мной — маленький человечек с острым взглядом и упругой походкой.

Стоя на бетонном крылечке отдела кадров, слушая шум прибоя и вдыхая соленый морской воздух, я снова ощутил предвкушение лета и пожелал, чтобы весна поскорее закончилась.

— Вы теперь работаете в индустрии развлечений, юный мистер Джонс, — сказал мой новый босс. — Не в ярмарочном бизнесе: теперь дела ведутся иначе; но не так уж далеко мы от него ушли. Ты знаешь, что значит работать в индустрии развлечений?

— Нет, сэр, не вполне.

Глаза его были серьезны, но на губах витала тень усмешки.

— Это значит, что лохи должны уходить от нас с улыбкой на лице. Кстати, если я услышу, что ты называешь посетителей лохами, — вылетишь отсюда впереди собственного визга. Я могу так говорить, потому что работаю в этом деле с тех пор, как начал бриться. Они-то, конечно, лохи. Такие же, как деревенщины из Оклахомы и Арканзаса, которые разевали рты на всех ярмарках, где я поработал после Второй мировой. Пусть у тех, кто приезжает в Джойленд, одежда получше и водят они минибусы — «форды» да «фольксвагены», а не фармолловские пикапы, но парк превращает их в лохов с разинутыми ртами. А если нет, значит, мы плохо работаем. Но для тебя они — кроли. Если они услышат это слово, то подумают, что речь о королях. Но мы-то знаем правду. Они кролики, мистер Джонс, хорошенькие пухленькие кролики, любящие повеселиться, прыгающие от аттракциона к аттракциону, словно из норы в нору.

Он подмигнул и сжал мое плечо.

— Кроли должны уходить довольными, иначе это место засохнет и скукожится. Мне приходилось такое видеть, и если уж такое случается, то конец наступает очень быстро. Это парк развлечений, юный мистер Джонс, так что мы ублажаем кролей и только совсем чуть-чуть, осторожненько тянем их за уши. Другими словами, развлекаем их.