Принцип карате - Корецкий Данил Аркадьевич (читать книги .TXT) 📗
Одуванчик вначале стеснялся, потом освоился, поддерживал разговор, но ни о чем, что могло бы встревожить Колпакова, не упомянул.
Через несколько дней Лена вновь зашла в ДФК, и теперь они болтали довольно свободно и даже немного прошлись по улице и посидели в сквере. Лена рассказала, что один ее знакомый занимался футболом, но во время матча получил тяжелую травму, и теперь она не терпит этот вид спорта, а карате привлекает необычностью, мужеством и благородством.
Затронутая тема не вызвала у Одуванчика никаких эмоций, и Лена твердо убедилась, что опасения Колпакова беспочвенны. Она пыталась убедить и Геннадия, в целом ей это удалось, хотя большее удовлетворение он испытал от поведения Лены, ее искреннего желания помочь, освободить от комплекса вины.
Честно говоря. Колпаков не думал, что она способна на такие порывы ради него, не думал, что она сможет врачевать его душу, и сделанное открытие сильным аргументом легло на чашу весов, колебавшихся от противоречивых, двойственных чувств, которые он к ней испытывал.
— Удивился? То-то же!
— Но каким образом?
— Он позвонил. Я говорила, где работаю, запомнил, нашел телефон, пригласил… А вышли из кино, чувствую, ему стало плохо, хоть вида не показывает, я говорю — что-то устала, давай возьмем такси. Доехали до его дома, он отошел, зайдем, просит, и смотрит жалобно так… Зашла. С родителями познакомились, милые люди, старенькие, как они бегали вокруг меня, как хлопотали, чаем поили, на кухне с матерью слово за слово — и выяснилось все.
— Что? — резко спросил Колпаков.
— Успокойся, Генчик. Поздний ребенок, родовая травма. Так что ты ни при чем. Старики себя клянут, всю жизнь ему подчинили, но толку… Тягость, жуть… Ушла под впечатлением, два дня не могла в себя прийти…
Тон Лены не соответствовал смыслу слов — веселая скороговорка девочки-болтушки.
— Учти, из-за тебя страдала! Ты доволен, что все выяснилось?
— Доволен? Странное представление о довольстве… История тяжеленькая…
— Не цепляйся к словам. Тебе легче? Спокойней?
— Легче? А почему он ходит в ДФК?
— Еще сомневаешься? Перестань, Генчик! Новая волна, общий интерес, он и приходит, смотрит, где-то завидует — комплекс неполноценности и все такое, отсюда странности поведения. А остальное ты сам домыслил — взгляды, преследование, усмешки.
— Жаль парня.
— Самое смешное, что он, кажется, в меня влюбился.
— Очень смешно.
Колпаков попытался представить Лену идущей с инвалидом в кино, пьющей чай на скромной кухне…
— А где он живет?
— Господи, какая разница! Он много раз звонил, звал в кино, в гости, куда он еще, бедняга, может пригласить. С трудом удалось отговориться!
— Причины-то придумывала правдоподобные?
— Обижаешь.
— Ну-ну.
— Что с тобой, Генчик? Ты чем-то расстроен?
Действительно, что с ним? Вроде и ничего. Просто накатила волна раздражения, стерла, как мокрой шершавой губкой, теплые чувства к яркой беззаботной хозяйке, осталось лишь недоумение: зачем он здесь, почему ведет пустой бессмысленный разговор то ли с дорогой фарфоровой статуэткой, то ли с роскошной ангорской кошкой, заведомо непонимающей человеческую речь, но умело реагирующей на интонации и прищуром глаз, мягким мурлыканьем, подергиванием хвоста создающей иллюзию диалога.
Через мгновение он пришел в себя, отчуждение исчезло, мягкая рука гладила его шею, душистые волосы щекотали лицо, под грубыми железными пальцами кожа казалась еще нежнее, и он боялся причинить Лене боль. А все остальное не имело значения.
Когда они прощались, Лена вдруг спохватилась:
— Ты знаешь, у Тамары Евгеньевны несчастье! Сыну на тренировке сломали ногу.
— Этого еще не хватало!
— Хорошо, что у них в секции занимается врач, такой крепкий, представительный, с бородой — интересный мужчина. Он отвез Виктора в больницу, сделал все, что надо, и привез домой. Я как раз у нее гостила, они и заявляются, а Витька на костыле, нога в гипсе… Представляешь? Хомутова чуть в обморок не упала, но врач ее успокоил. Очень любезный доктор…
Колпакову стало ясно, чем вызвана такая любезность, — Кулаков сам сломал Витьке ногу. И это бы еще полбеды, но он совмещал и шинировал перелом — любезность могла выйти боком… Плохо дело! Куда смотрел Николай — он оставался за тренера!
— …И Тамара Евгеньевна к нему расположилась. А вначале хотела жаловаться самому Габаеву!
— Кому?
— Габаеву! Разве ты его не знаешь?
— А кто он такой, этот «сам Габаев»?
— Ну, ты даешь! Это же главный по карате!
Колпаков недоумевающе смотрел на Лену.
— Откуда ты взяла?
— Да все это знают, Генчик!
Лена широко раскрыла удивленные глаза.
— У Зверевой есть список, ну… людей, которые решают вопросы в разных сферах. Так по карате на первом месте Габаев. Ты тоже там есть, но идешь после него… Он вроде председатель.
Колпаков с трудом сдержал ругательство.
— Гришка Габаев — рядовой тренер. Он не председатель федерации, даже не заместитель. Кстати, заместитель — я, хотя хвастаться этим и в голову никогда не приходило. Как спортсмен он тоже мне уступает. Я тебе это говорю, чтобы ты не верила слепо всякой Зверевой и ей подобным.
Лена простодушно захлопала ресницами и потупилась.
— Генчик, ты такой непрактичный… Неважно, кто там официальный председатель, важно, что Габаев решает любой вопрос, для людей этого достаточно.
— Да ничего он не решает и решать не может!
— Ты просто не в курсе, Генчик. Зверева выходила на него, чтобы выделили зал одной группе, — он все сделал!
— Ясно, — нехорошим голосом сказал Колпаков и повернулся к двери, но задержался. — А какое отношение имеет косметичка Зверева к выделению спортивных залов?
— О-о-о! Хозяйка модного салона, клиентки тщательно отобраны, она ко всему на свете имеет отношение! В прошлом году одного мальчика в институт международных отношений устраивала… У красивых ухоженных женщин если не муж начальник, так влиятельные друзья. А она массажик делает не-еежно, ла-а-асково и шепчет: «Марья Сергеевна, милая, родственница сына в институт определяет, мне, конечно, неудобно, но, может, ваш супруг подстрахует…» Кто откажет?
— Ну, ладно! — Колпаков не дослушал.
Габаева дома не оказалось, а к утру злость прошла. Люди все разные, каждый живет, как считает правильным. Черт с ним!
Зашел к Колодину узнать новости. Он редко бывал у председателя федерации на работе и каждый раз удивлялся бешеному ритму производственной жизни главного инженера.
Разбросав посетителей и отключив телефон, Сергей Павлович перевел дух.
— Наверное, скоро сойду с ума, — сообщил он. — И здесь голова кругом идет, и там добавляют. Впору бросить к черту это председательство! Чем дальше — тем хуже!
— А что случилось?
Колодин с досадой махнул рукой.
— Хомутову ногу сломали, в группе Зимина два перелома пальцев, у Слямина еще похлеще… — Он сокрушенно покрутил головой. — Изготовили нунчаки, стали отрабатывать с ними упражнения, один сам себе попал по затылку, сейчас в больнице с тяжелым сотрясением мозга. А нунчаки, между прочим, признаются холодным оружием, за изготовление и ношение можно под суд угодить!
— Мы же предупреждали, объясняли про всякие орудия и про технику безопасности…
— Что толку от объяснений? Результаты-то налицо! Я часто вспоминаю Стукалова — стихия действительно выходит из-под контроля! «Дикие» секции плодятся как грибы…
— Да, с этим надо кончать.
— Как? Сейчас обстановка прояснилась, официальных тренеров двое — ты и Габаев. Всем остальным надо запретить проводить занятия, группы распустить. Но принять такое решение легче, чем исполнить.
Колодин вздохнул.
— И все же это частности, главное в другом… Не туда идет карате, совсем не туда… Иногда я даже думаю, что зря мы бросили зерна, зря пестовали, лелеяли — всходы получились чужими, страшненькими. Того и гляди задушат.
То же самое говорил Зимин, а раньше — Гончаров.
