Человек на поводке - Вильямс Чарльз (версия книг TXT) 📗

— Ему было около тридцати? Средний рост, стройный, смуглый, карие глаза, черные волосы?

— О нет. Возраст и телосложение — почти точно, но он был скорее похож на вас, блондин с голубыми глазами.

Ромстед мрачно покачал головой. Его смелое предположение не оправдалось. Но как тогда Таллант укладывался в общий кадр?

— В любом случае он должен еще сидеть в тюрьме. Я не знаю, какой ему дали срок, но ведь с тех пор прошло немногим более трех лет.

— А вам известно, куда его поместили? Полетт покачала головой:

— Нет, в какую-то федеральную тюрьму. Ведь все случилось в море, поэтому это дело не попадало под юрисдикцию ни одного штата.

— А как старик разоблачил его? Полетт поставила бокал на кофейный столик и закурила.

— Ваш отец знал азбуку Морзе, а Кесслер об этом не догадывался. Понимаете, в молодости он плавал помощником капитана на норвежских судах…

— Да, я знаю, — перебил ее Ромстед. — У него было два диплома, и он иногда заменял радиста. Мне рассказал об этом Винегаард.

— Совершенно верно. Как я понимаю, знание азбуки Морзе — это такая вещь, которая никогда до конца не забывается — как умение плавать или ездить на велосипеде. Но лучше я начну с самого начала. Это случилось в 1968 году, когда я первый раз плавала на «Фэрайле» в качестве пассажира, поэтому знаю, что собой представлял этот негодяй. Говорили, что он чуть ли не гений по части электроники, но при этом по какой-то причине у него не было инженерного диплома; может, он был слишком беден, чтобы оплатить учебу в колледже, может, его выгнали оттуда, а может, еще что-то. Он наверняка получал бы большое жалованье в одном из этих мозговых центров, где занимаются космическими исследованиями и делают всякие побрякушки для искусственных спутников, полетов на Луну и тому подобное. Кесслер постоянно что-то изобретал, с чем-то экспериментировал, соединяя всякие невообразимые части электронных спагетти, а потом следил за показаниями осциллографа с таким увлечением, как некоторые смотрят порнофильмы. Его радиорубка походила на кошмарный сон безумного ученого. Несомненно, его мозги работали великолепно, однако иногда он вел себя чрезвычайно вызывающе и грубо, к тому же обладал каким-то садистским чувством юмора. Мне Кесслер не очень нравился, хотя он мог быть необыкновенно обаятельным — когда хотел.

В общем, после очередного плавания, когда я встречала вашего отца в Сан-Франциско, он сказал, что времени у него в обрез, поскольку он будет занят дачей показаний и тому подобными процедурами. Как оказалось, это из-за сумасбродства Кесслера. Гуннар рассказал мне о случившемся. Кажется, я забыла вам рассказать, что после двух или трех плаваний таможенники буквально перетряхивали весь «Фэрайл», когда он возвращался с Дальнего Востока. Они так тщательно прочесывали его, будто точно знали, что на борту есть контрабанда. Но никогда ничего не находили.

Ну так вот, в то самое плавание, около десяти вечера, перед прибытием в Сан-Франциско, ваш отец играл в бридж в пассажирском салоне. Там по радио транслировали какую-то музыку, но совершенно неожиданно на нее начали накладываться точки и тире, то есть «морзянка». Ваш отец пытался объяснить мне, из-за чего это произошло. Кажется, если принимающая и передающая антенны находятся близко друг от друга — как на корабле, — то приемник ловит то, что посылает передатчик, даже если они настроены на разные длины волн. Вроде как одно накладывается на другое или что-то в этом роде.

Конечно, это совершенно нормальное явление, и такое случалось каждый раз, когда Кесслер работал на судовом передатчике, однако ваш отец, не отрываясь от бриджа, автоматически прочитал сообщение и мгновенно сообразил, что Кесслер передает что-то странное. Во-первых, это был совсем не тот текст, который капитан давал ему для передачи, а во-вторых, Кесслер не воспользовался ни одной из стандартных процедур — позывными судна и так далее. Сообщение походило на передачу ПВП, — «приблизительного времени прибытия», — только не в семь утра, когда «Фэрайл» должен был появиться в Золотых Воротах, а в четыре, когда он еще будет в пятидесяти милях от берега. Таким образом, Кесслер назначал встречу с каким-то судном.

Разумеется, Гуннар ничего не сказал пассажирам и как ни в чем не бывало закончил игру. Вернувшись к себе в каюту, он позвонил на мостик и приказал разбудить его в три ночи. Поднявшись среди ночи на мостик, он включил радар. На экране показались три или четыре судна, а немного погодя радар засек еще одну, более мелкую цель, по всей видимости, небольшую лодку. Она находилась впереди «Фэрайла» и почти не двигалась. Ваш отец рассчитал, что они пройдут не далее чем в миле от нее.

Спустившись с мостика, он разбудил старшего помощника. Ему был нужен свидетель, и к тому же каюта старшего помощника находилась в одном коридоре с радиорубкой, где жил Кесслер. Они следили в дверную щель и через несколько минут из рубки выглянул Кесслер. Убедившись, что все спокойно, он направился к палубе. В руках он держал какую-то кучу тряпья, которую собирался выбросить за борт.

Ваш отец схватил Кесслера за шиворот. Тот начал ругаться и попытался вырваться, тогда ваш отец врезал ему. Кулачище у него был как двенадцатифунтовый замороженный окорок, поэтому вся драка заключалась в том, что Кесслер с трудом вставал на ноги лишь затем, чтобы сразу же полететь обратно на пол. Гуннар запер его в каюте, и они с помощником осмотрели то, что он нес. Это оказался большой кусок пенопласта, вымазанный чем-то коричневым, чтобы походить на толстый обломок дерева. Сквозь пенопласт была пропущена тонкая проволока, а внизу привязан балласт, чтобы он не переворачивался и проволока все время торчала вверх. Внутри пенопласта находился настоящий миниатюрный радиопередатчик — это выяснилось, когда за дело взялись нарки 19, — использующий провод в качестве антенны. Ко дну пенопласта нержавеюшей проволокой был прикручен водонепроницаемый пластиковый контейнер, а в нем — почти полкило героина.

Кесслер так и не назвал тех, кто был в лодке, однако добился смягчения приговора, объяснив, как все это работает, хотя нарки и без него уже знали. Он собрал маленький передатчик, а на лодке находился небольшой приемник, сделанный им же. Приемник был настроен на ту же частоту, что и передатчик, поэтому контрабандистам в лодке оставалось лишь идти по сигналу, пока луч прожектора не нащупает пенопластовый плотик. Они уже дважды подбирали такие посылки и спокойно уплывали с ними.

Чтобы дать показания в суде — по-моему, месяцев через десять, — Гуннару пришлось задержаться на берегу, и в очередной рейс судно ушло без него. Он сошел с него в Сан-Франциско, а вернулся на борт уже в Гонолулу. Кесслера осудили, но я так и не узнала, на сколько.

Замолчав, Полетт отпила из бокала.

— А он не угрожал старику? — спросил Ромстед.

Она покачала головой:

— Насколько мне известно, нет, Конечно, месть вполне подходящий мотив, особенно если к ней добавить четверть миллиона долларов, к тому же Ромстед вспомнил о лактозе, набитой в рот отца.

— Вы сказали, что он отличался садистским чувством юмора. Как это проявлялось?

— О, во всяких идиотских шуточках! Кесслер разыгрывал их, используя свое электронное барахло. Совсем миниатюрные подслушивающие устройства — прямо как в старой шутке о подслушивающем «жучке» в оливке из бокала с мартини. Установка такой штуковины в комнате девицы в публичном доме очень всех веселила. И еще эти отвратительные чучела с дистанционным управлением…

— С дистанционным управлением? — нахмурившись, перебил ее Ромстед.

— Ну да. Вроде моделей самолетов, которыми управляют с помощью передатчика, заставляя их выделывать виражи, петли, развороты и тому подобное. Конечно, изобретал это не он, такие устройства существуют давно, но Кесслер каждый раз добавлял что-то от себя. Он был просто помешан на всем этом и хвастал, что может управлять по радио чем угодно. Особенно если ему как следует заплатят.