Крайняя маза - Белов Руслан (книга регистрации TXT) 📗
– Вы пьете сладкие вина?
– Да я люблю вкусные сладкие вина! – Евгений Александрович обиженно, совсем по-женски, поднял голос. – А из всех машин мне более всего нравится швейная. Всю жизнь мечтал о настоящей швейной машинке. И еще мне нравится элегантная женская одежда, женские туфельки на тоненьких каблучках, нравится, все, что связано с женщинами. Особенно мне нравиться раздевать их и вставлять свой пенис во все, во что он может вставиться.
В трубку засопели. "Опять занесло, – подумал Смирнов. – Вот пьянь болотная. Эдак ты все испортишь Деликатнее надо, деликатнее".
– Извините меня... – пошел Борис Михайлович на попятный. – Я так одинок. И не знаю, что мне хочется. Что-то со мной происходит необычное.
– Со мной то же самое. Час назад позвонила любовница – довольно известная фотомодель – и я, сам не знаю от чего, наговорил ей гадостей и бросил трубку. Она не простит мне этого.
– Хотите, я приеду к вам?
– Что вы!? Нет, конечно же, нет! Я не принимаю незнакомых мужчин в двенадцатом часу ночи.
– Я смог бы вам помочь. Вы не обижайтесь, но вы и в самом деле женственны. Бьюсь об заклад, что у вас полные бедра, крутые ягодицы и маленький пенис...
– Вы хам! Я сейчас брошу трубку.
– Бросайте. Я буду звонить, пока вы не сжалитесь...
– Бедра у меня отнюдь не полные, пенис восемнадцать сантиметров...
– А ягодицы?
– Крутые, ничего не скажешь. Сколько я голубых морд разбил по этому поводу – не сосчитать...
Смирнов чувствовал, что инициатива переходит на сторону Бориса Михайловича, но не понимал, плохо это или хорошо. "Как бы после моих острот я не пошел в раскорячку к проктологу" – подумал он.
– Вы знаете, дорогой мой, я, кажется, знаю, что вам надо делать, чтобы обрести душевное равновесие, – продолжал Борис Михайлович окучивать Смирнова. – Вам просто надо сказать себе, и только себе, что вы... что вы не мужчина... И поверьте мне, мир станет для вас совсем другим, он засверкает сотней новых для вас красок, ощущений... Вы станете тем, кем создал вас Бог, вы, наконец, обретете себя.
"Еще немного и я намокну, и побегу покупать прокладки с крылышками", – мысленно усмехнулся Евгений Александрович и бросил обиженно:
– Вы просто хотите меня обесчестить...
– У вас был опыт гомосексуальных отношений?
– Нет, что вы! Лишь однажды я лежал в постели с другом, но между нами хихикали две очаровательные девицы.
– А вам... вам не хотелось бы просто попробовать?
– Не знаю. Я даже не знаю, чем голубые занимаются в постели. Фрейд где-то писал, что истинно инвертированные, то есть стопроцентные гомики занимаются взаимной мастурбацией. Вы такой?
– Нет.
– А... Значит, вы активный гомосексуалист...
– Наверное. Я, как и вы, пока на распутье. Хотите, я куплю вам швейную машинку? Самую лучшую!
– А вы человек с юмором. Если бы нас не разделяли многие километры, я своей женственной рукой набил бы вам лицо в фиолетовый цвет.
"Опять занесло! Не баба ты, а подвыпивший матрос".
Борис Михайлович продолжал витать в выдуманном им пространстве.
– Даю руку на отсечение – вы утонченный садомазохист. Послушайте, давайте, в конце концов, познакомимся. Меня зовут Борис. А вас как?
– Меня? Евгений... Можете звать меня Женей.
– Мне нравится ваше имя. А как вы выглядите?
– Отвратительно! Женщины не могут пройти мимо. Крутая попа, как вы уже знаете, красивые ноги, коленки – круглые, без "ушей", тонкая талия. И, не смейтесь, большая грудь, но по мужским меркам. Да, еще у меня нежная, безволосая кожа и легкий уживчивый характер.
– А лицо?
– Я же говорил вам, что любовница у меня известная фотомодель. А модели любят появляться на людях с красивыми мальчиками.
– Знаете, что, давайте все-таки встретимся, – задышал в трубку Борис Михайлович. – Встретимся без всяких предварительных условий. Что получится – то получится.
Смирнов налил вина и выпил полфужера.
– Нет. Вы можете наделать глупостей. А я... а я, довольно известный в кругах творческой интеллигенции человек, могу попасть в газеты. Мужчинам доверять нельзя...
– Ну, давайте тогда встретимся на вашей территории...
– Тоже исключено. Судя по голосу, вы непростой человек, два джипа, по всей вероятности, за вашей машиной ездят, а это дюжина свидетелей... Давайте прощаться, и не звоните мне больше. И спасибо вам за вашу попытку принять участие в моей судьбе. Без сомнения, сегодня ночью сексуальные фантазии не дадут мне спать. И, боюсь, вы будете играть в этих фантазиях главную роль... Проща...
– Подождите... Я... подарю вам три тысячи, нет, пять тысяч долларов!
– Хам! Гусары денег не берут! Если мне понадобиться мужчина, я найду его в пять минут. И он будет полной вашей противоположностью!
21. Личное кладбище
Отложив телефон, Смирнов задумался. Сначала ему пришло на ум, что полная противоположность Борису Михайловичу – это, скорее всего, Мария Ивановна. Потом он попенял себе, что говорил, не думая, отвечал, что в голову придет. Особенно раздражало это пошлое "Гусары денег не берут". И что, как дешевая проститутка, назвал собеседника хамом. Однако, фраза за фразой, вспомнив весь разговор, решил, что выдержал испытание на "четверку". А неприятные ощущения появились оттого, что вымазался не в своем соусе.
"Настырный, собака, – покачал он головой, наливая себе вина. – Прет, как бульдозер. Такой в яме на Пономарке сам не закопается. Такого надо хоронить без песнопений после откровенного выстрела в затылок. Он же убийца, косвенный, но убийца. Он вообще хочет всех убить. Всех детей, всех женщин. Он – орудие слепой Природы, решившей всеми способами сократить численность производителей углекислоты. В Древней Греции мужеложство развелось, когда людей стало слишком много.
Вот дела! Бандит Паша, убивший почти двести человек – радетель человечества, педераст Борис Михайлович – ближайший единомышленник Природы, а я, в жизни никого не убивавший и не насиловавший, ну, кроме Паши, есть супостат. Разносчики СПИДа – гвардия Естества, а я, любитель здоровых женщин – его враг.
Нет, враг – это Борис Михайлович. Если бы на продаже возбудителя СПИДа, можно было бы заработать, он бы заработал.
Все это я придумываю, чтобы бездумно воткнуть нож ему в печень... Чтобы оправдаться перед собой.
...Однако, я его боюсь. Пашу не боялся – шел на кураже, а этого боюсь. Надо придумать, как его убить. И все до мелочей продумать. Как когда-то в горах. Сначала придумаешь, как поймать сурка, потом – как убить его, а потом – как чумного съесть. И придумывал, потому что есть очень хотелось. Ловил в удавку, убивал молотком – раз!!! по голове, со всего маха, чтобы не бить дважды, трижды, четырежды – и варил в кастрюле три часа.
Да, я его боюсь. Вошел в роль женщины и боюсь увидеть гипнотический взгляд мужчины-хозяина. Боюсь, что вгонит, свой член в мою задницу. Я ведь уже чувствую его там...
Надо убить его по-женски.
Убить по-женски? Ха-ха-ха. Пилить по мелочам в течение двадцати пяти лет? Наставить рогов, чтобы шея сломалась?"
Выпив полный фужер вина, Смирнов улегся в кровать. Бутылку и фужер предусмотрительно поставил рядом с ночником.
"Чтобы заснуть после всего случившегося, придется допить все, – думал он, устраиваясь удобнее. – Однако, пьянство пьянством, но как и где убить моего хахаля? К себе завлечь? Глупо. В его "Кадиллаке"? Опасно. В гостинице? Тоже опасно.
Надо снять однокомнатную квартиру. В тихом месте, чтобы труп можно было увезти. На Пономарку.
Да, на Пономарку. Вывезти и похоронить рядом с Пашей. Потом усесться на упавшее дерево и смотреть. Смотреть на дело своих рук. Нет, в этом что-то есть... Две могилы – это уже коллекция. Можно будет приходить туда, как на кладбище, и вспоминать:
"...Это Паша Центнер. Первенец. Октябрь две тысячи первого. Сам пришел, сам закопался".
