Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
— Верно, давайте потолкуем. — И Находин, перейдя от стола Новикова к окну, возле которого стоял Трофимов, спросил: — Ну, как, Сергей Прохорович? Как ваш помощник по уголовным делам провел сегодня обвинение? Плохо? Напутал что-нибудь?
— Сами знаете, что не плохо и не напутали, Борис Алексеевич.
Трофимов пододвинулся, и Находин встал рядом с ним в пролет окна. Стесненные узким пролетом, они стояли, касаясь друг друга локтями, точно в строю, и Новиков, глядя на них, шутя заметил:
— Какая уж там критика! Ишь как стоят локоть к локтю — дружки фронтовые, да и только.
— А все же, Сергей Прохорович, — посмеиваясь, спросил Находин, — как я сегодня — не проштрафился?
— Да раз уж спрашиваешь — значит наперед знаешь, что будут хвалить, — с укоризной в голосе сказала Власова. — Любим, любим мы, Борис Алексеевич, чтобы нас похвалили?
— А как же без этого? — усмехнулся Находин. — Или у прокурора не должно быть своей профессиональной гордости, желания, — он замялся, подыскивая нужное слово, — ну, да хотя бы и так: желания блеснуть на суде своей обвинительной речью, железной логикой обличающих подсудимого вопросов? Ведь это же и есть профессиональная гордость, Ольга Петровна.
— Это желание-то блеснуть на процессе? — покачала головой Власова. — Не думаю. Ведь и у меня есть профессиональная гордость. Только я понимаю ее совсем по-другому.
— И в чем же она, по-вашему, заключается? — насмешливо спросил Находин. — Вероятно, в скромности, а заодно и в скучности поведения прокурора на суде? Прокурору, мол, надо быть застегнутым на все пуговки. Он, видите ли, не оратор, ему блистать в своих обвинительных речах не положено. Прокурору и не поспорить, и не пошутить, и не высмеять никого нельзя. Так, что ли?
— Нет, не так! Не так! — заговорила Власова, и Трофимова изумило, с какой горячностью стала она вдруг отвечать Находину. Видно, спор этот для них был не новым и серьезно волновал обоих. — Прокурор может и должен говорить хорошо, а главное — убедительно. Не знаю — ораторство это или нет, но именно так мы и должны выступать, Борис Алексеевич. Именно, так! Но прокурор должен всегда помнить, что он — представитель государственного обвинения, а звание это, мне думается, требует от нас’ не столько внешнего блеска, сколько серьезного отношения к делу, требовательности и скромности, Борис Алексеевич, обязательно личной нашей скромности!
— Скромности по долгу службы, по роду профессии? — вспыхнул Находин. — Нет, я не против скромности, и никто здесь, надеюсь, не упрекнет меня в позерстве или еще каких-нибудь смертных грехах, но установка на скромность во что бы то ни стало, требование от прокурора каких-то особых качеств — это, простите меня, Ольга Петровна, смешно! Разве мы с вами, товарищи, не люди, не человеки?
Находин поглядел на Трофимова и замолчал, ожидая, что он ему скажет.
— Согласен, Борис Алексеевич, — смеясь, сказал Трофимов. — Мы с вами человеки, и ничто человеческое нам не чуждо. Я полагаю, что тут двух мнений нет и не может быть. И гордость у нас профессиональная есть — верно. Но если есть у нас, как вы правильно говорите, профессиональная гордость, то отчего же не быть у нас, о чем говорит Ольга Петровна, и профессиональной скромности?
— Ну, вот, ну, вот! — запротестовал Находин. — Прямо по-прокурорски: столкнул лбами два разные мнения — и делу конец. — Находин подошел к Власовой и примирительно протянул ей руку. — Не судите меня строго, Ольга Петровна, ведь я же так молод…
— Да уж ладно! — рассмеялась Власова. — Разве что по молодости лет!
— Хотя молодые годы для провинившегося прокурора не такая уж надежная защита, — как бы невзначай обронил Трофимов. — Сегодняшний процесс… Вернемся-ка к нему, товарищи.
Находин настороженно взглянул на Трофимова.
— Ведь я же говорил, что ошибся и напутал, — невесело усмехнулся он. — Слушаю вас, Сергей Прохорович.
— Нет, вы не напутали, — возразил Трофимов. — Больше того, как обвинитель вы провели процесс очень хорошо и, пусть будет по-вашему, с блеском. Но только как обвинитель.
— Вот-вот! — оживился Новиков, который все время с интересом прислушивался к разговору прокуроров. — Именно как обвинитель.
— Так я же и есть обвинитель! — искренне изумился Находин. — Или мне в роли защитника следовало выступать?
— Иногда и такая роль нам не чужда, Борис Алексеевич, — сказал Трофимов. — Впрочем, в этом процессе не могло быть двух мнений: виновны или нет. Да, виновны, и всем судебным следствием виновность подсудимых была доказана.
— А главная тяжесть доказательства вины подсудимого лежит на прокуроре, — заметил Находин.
— Верно, Борис Алексеевич.
— Следовательно, что же плохого в том, что я выступил на процессе только как обвинитель? Кем же я еще должен был быть?
— Тем же, кем и все мы должны быть на любом процессе. Воспитателями, Борис Алексеевич, и по мере сил наших пропагандистами советских законов, советской морали, советского образа жизни. Согласитесь, что ваша сегодняшняя обвинительная речь намного бы выиграла, если бы вы сочетали в ней доказательную часть с воспитательной. Это нужно было сделать не только для подсудимых, но и для посетителей суда. Почему? Да хотя бы потому, что воспитательная сторона дела в этом процессе представляется мне очень важной.
— Ясно, — сухо кивнул Находин. — Но мне казалось, что я и не упустил этого обстоятельства в своей обвинительной речи.
— Не упустили, но и не развили, коснулись лишь вскользь. Между тем поговорить об этом было просто необходимо. Помнится, как-то в Москве мне довелось присутствовать на подобном же процессе, и прокурор там построил свою обвинительную речь так, что для всех в зале суда стала очевидной не только вина подсудимых, но еще и то, что преступления подобного рода — позор для всего коллектива, в котором работали подсудимые, что использование служебного положения в личных, корыстных целях несовместимо с достоинством советского человека, глубоко чуждо и отвратительно нам. И не только уголовный кодекс РСФСР, но и моральный, неписаный кодекс поведения советских людей восстает против этого.
— Вы говорите так, словно вы и были тем самым московским прокурором, — после небольшой паузы сказал Находин.
— Нет, это был не я, — просто возразил Трофимов. — Человек, о котором я говорю, — один из лучших районных прокуроров Москвы. Я проходил под его руководством стажировку.
— Вот видите! — обрадовался Находин. — Один из лучших прокуроров Москвы! А я… я помощник прокурора в Ключевом.
— И что же из этого следует?
— Только то, что Ключевой — не Москва и требовать от меня речей на столичный лад, пожалуй, и не стоит, — обидчиво сказал Находин.
— Но разве суды у нас делятся на столичные и провинциальные? — удивленно глядя на Находина, спросил Трофимов. — Впрочем, если уж вы так на этом настаиваете, то и мы с вами в столице… в столице района.
— Вот-вот — название одно, да размеры разные. — Находин широко развел руки и быстро свел их ладонь к ладони.
— А ты, видно, как отмерил для себя в жизни потолок, так выше него прыгать и не собираешься? — неожиданно резко спросил Новиков.
— И ты, Брут? — попытался отшутиться Находин. — Атака по всему фронту! Да разве мой потолок, Алексей, ниже твоего?
— Не думаю, что ниже, Борис. Я ведь свой потолок в жизни не мерил, да и тебе не советую. Не такая у нас жизнь, чтобы вымеривать да высчитывать свое в ней место. — Придерживая искалеченной рукой коробку, Новиков торопливо достал папиросу и долго закуривал, чиркая и ломая спички. — Сам! Сам! — резко сказал он, когда Находин хотел ему помочь. — Да, не такая у нас жизнь, Боря. — Новиков вдруг улыбнулся Находину, и его ясная, чуть застенчивая улыбка оказалась сейчас особенно кстати и как-то разом сняла холодок, пробежавший было между ним и Находиным. — Вот ты тут говорил, что мы-де не в Москве, не в столице, что с нас и спрос меньше. Ведь говорил, так?
— Говорил, Алексей. А разве не так?
— Нет, не так. Согласен, смешно сравнивать наш маленький районный городок даже с каким-нибудь одним районом Москвы, смешно и не к чему. Верно и то, что во многом и очень во многом мы живем масштабами районного центра — не более. В этом ты прав. Но когда речь идет о суде, о прокуратуре, то никаких скидок на малость нашу, на провинциальность или еще на что-нибудь подобное быть не должно и не может. Подумай, — ведь законы-то у нас единые и для москвичей и для ключевцев. Или ты думаешь, что в Москве судьям и прокурорам положено быть умнее нас, сердечнее, проницательнее? Нельзя, преступно так думать. Да нет, ты так и не думаешь. — Новиков посмотрел на Трофимова, на Власову и, встретив в их ответных взглядах молчаливое одобрение, продолжал: — Но если уж зашел у нас об этом разговор, так скажем, товарищи, прямо: нам очень много дано — нам дано судить людей, а коли так, то надо нам работать на полную силу сердца своего и разума, где бы мы ни жили, какую бы работу ни выполняли!
