Жестокие игры - Константинов Владимир (книга бесплатный формат TXT) 📗
Мои размышления на заданную обстоятельствами тему прервал скрип тормозов. Это называется — приехали. «До смерти четыре шага». Точно. Конвоиры, чьи голоса я уже слышал, но не имел чести лицезреть их лично, были типичными бой-скаутами — крепкие, бравые, с симпатичными, но не обремененными интеллектом, лицами. Они выволокли меня из машины и понесли в красивый двухэтажный особняк, окруженный со всех сторон елями и березами. Щедро обвязанный прочной веревкой, я внешне напоминал такую штуковину (не помню, как она называется), которою подкладывают под борт корабля при швартовке, чтобы не повредить его о причальную стенку.
Мы миновали холл и оказались в большом зале. Здесь пахло кожей, коньяком, дорогим лосьоном и сигарами. К дальнем углу мерно урчал телевизор «Сони», а напротив его стояло кожаное крутящееся кресло с высокой спинкой. Над ней вился дымок. А это могло означать лишь одно — в кресле кто-то находился.
Конвоиры кинули меня на диван, как балласт. Тот, кто имел приимущественное право голоса, торжественно сказал:
— Клиент доставлен, шеф!
Кресло повернулось. Нет. Вначале погас экран телевизора. И только затем повернулось кресло. В нем сидел господин лет сорока в добротном теммно-синем в рельефную серую полоску костюме-тройке, белоснежную сорочку с модным ярким галстуком. Точно так одевались гангстеры тридцатых годов. Господин был невысок, но плотен. А его бычья шея свидетельствовала о недюжиной силе его владельца. Лицо его производило странное впечатление. Оно как бы состояло из двух частей. Нижняя его часть с округлым подбородком и ямочкой в центре, с яркими, пухлыми и капризными губами могла принадлежать натуре поэтической и весьма впечатлительной. Верхняя же часть с квадратным выпуклым лбом, стеклянными, ничего не выражающими голубыми глазами и массивным мясистым носом могла быть им заимствована у отъявленного мерзавца, женоненавистника, маньяка — убийцы, злостного неплатильщика алиментов, содержателя притонов, педераста, скволыги, кляузника наконец, то-есть у кого угодно, но только не у порядочного человека.
«Шеф службы промышленного шпионажа либо безопасности», — решил я.
Стеклянные глаза господина долго меня рассматривали. И лишь после этого капризные губы его закапризничали и с них слетело:
— Развяжите его. — Голос у господина был густым, сочным, хорошо поставленным. Уверен, что когда-то он, если не с професиональной, то с самодеятельной сцены, точно, пел: «Люди гибнут за металл. За металл! Сатана там правит бал. Там правит бал!»
Парни тут же принялись за дело. И очень скоро я почувствовал себя совсем хомо разумным. Главное — у меня был свободен рот — мое основное оружие в борьбе под солнцем. Лишить меня голоса, равносильно, как если бы льву вырвать зубы и подпилить когти. Сейчас же у меня появился шанс уцелеть и шанс весьма и весьма существенный. Я воспрянул духом.
— Здравствуйте, Максим Казимирович! — губы господина изобразили некое подобие улыбки, но глаза его на слова никак не отреагировали. — Как вы себя чувствуете?
В ответ я с выражением продекламировал:
— Все хорошо, прекрасная маркиза.
Дела идут, и жизнь легка.
Ни одного печального сюрприза,
За исключеньем пустяка!
— Во, дает! — очень удивился один из моих провожатых, тот, кто имел преимущественное право голоса.
— Ну-ну. Забавно. Наслышан, — проговорил мой визави без всякого выражения. — А отчего вы не интересуетесь — по какой причине здесь очутились?
— Зачем? Я считаю это абсолютно лишним. Уверен — «добрые» хозяева сами мне это объяснят. Более того, убежден, что ради этого они меня и «пригласили», да ещё столь своеобразным образом. И потом, простите великодушно, но вынужден вам напомнить, что в приличных домах принято представляться.
— Шеф, он наглеет, — сказал все тот же боевик. — Его надо как следует поучить вежливости.
— Оставте нас, — раздражено проговорил шеф и сопроводил свои слова красноречивым жестом, указав своим подручным на дверь.
Те вышли. В воздухе зависла многозначительная пауза, во время которой мы с моим визави долго и прилежно рассматривали друг друга. Я прекрасно понимал, — зачем и для чего здесь очутился, но никак не мог избрать линию поведения. Все зависело от степени их информированности. Похоже, что вышли они на меня случайно. Если это так, то у меня сохраняется шанс доказать им, что я совсем не тот верблюд, а может даже, если здорово повезет, — что совсем не верблюд. Наконец, он сказал насмешливо:
— Зовите меня... допустим, Ашотом Насыровичем.
— В таком случае, я не возражаю против того, чтобы вы звали меня Мухамедом Али.
— И все же, Максим Казимирович, что вы думаете по поводу вашего задержания?
— "В мои лета не должно сметь свое суждение иметь".
Он усмехнулся. Покачал головой.
— С вами можно говорить серьезно?
— Попробуйте.
— Вы не ответили на вопрос.
— Относительно моего задержания?
— Да.
— Полагаю, что у вас были веские к тому основания. Не станете же вы ни за что, ни про что бить по голове человека и транспортировать его сюда. Это было бы слишком глупо и совсем негуманно.. Верно?
— Верно, — согласился он, усмехнувшись. Две части его лица и вели себя совершенно по разному. Если нижняя хоть как-то реагировала на мои слова, то верхняя была холодна и неподвижна, как египетский сфинкс. — Я готов удовлетворить ваше любопытство. Нас интересует содержание вашей беседы с Потаевым.
Я так и предполагал. В моем быстром мозгу тут же возникла логическая цепочка. Они знакомятся с публикациями американских газет, но очень сомневаются, что утечка информации произошла там. Путем простейших умственных упражнений они приходят к безошибочному выводу, что за всем этим может стоять Потаев. У них возникает вопрос — кто из людей Танина в последнее время с ним встречался. И очень скоро на него отвечают. В офисе Потаева наверняка есть стукач Сосновского. Скорее всего, это мелкий клерк, который не в состоянии узнать содержание бесед олигарха, зато может быстро донести с кем тот встречается. Вот потому я здесь. Да, но что же мне делать? Пока буду вести себя беспардонно и нагло — все отрицать. А там будет видно по обстановке. Наш разговор сейчас наверняка записывается на магнитофон. Что ж, это даже к лучшему. Надо дать понять Сосновскому, что выбор Потаева был болпее чем удачен.
— Отчего вы молчите, Максим Казимирович? — спросил шеф службы безопасности, скрывающийся под псевдонимом «Ашот Насырович».
— Кум тацент, клямант, — ответил с печальной улыбкой.
— Что вы сказали?
— Их молчание подобно крику.
— Ну-ну... И все же, о чем вы беседовали?
— Вы, Ушат Настырович, совершили кульпа левис (маленькую ошибку). Я никогда не имел удовольствие слышать фамилии, которую вы изволили назвать. Как там его?
Теперь у моего визави окаменела на какое-то время и нижняя половина лица. И он стал совсем походить на каменную бабу — божество древних скифов, населявших некогда великие просторы моей Родины и ассимилировавшихся в многочисленных славянских племенах. Это продолжалось минуты две — никак не меньше. После чего нижняя часть его лица немного отошла и пришла в движение.
— Глупо. Глупо с вашей стороны это отрицать. У нас есть прямые свидетельства этому.
— В таком случае, вы совершаете не левис (маленькую), а кульпа лята (большую ошибку). Ваш стукач, простите, агент вероятно имеет на меня большой зуб. Возможно я отбил у него девушку, а может быть выставил при почтенной публике на всеобщее посмешище, что с моими способностями, в коих вы, надеюсь, уже успели убедиться, я это могу сделать с каждым. Не знаю, не знаю. Но чем-то я его очень обидел. Если бы имел возможность на него взглянуть, то ответил бы более определнно. Так вот, этот ваш стукач, простите, агент решил с вашей помощью свести со мной счеты. Весьма сожалею, но вы попались на удочку этого недостойного субъекта. — Я вежливо улыбнулся и развел руками, как бы говоря — жаль, но ничем не могу помочь, выбирайтесь из собственного дерьма сами.
