Обратный счет - Зосимкина Марина (бесплатные версии книг txt) 📗

него даже, наверно, получилось бы, но он не захотел. Ни духарным и

жуликоватым Меньшиковым, ни меланхоличным и рассудительным Агриппой

д`Обинье, который слагал свои вирши, неотступно следуя конь о конь с королем

Генрихом Наваррским в его тяжких военных походах. Так и дружили, возле

ворот гаража рассуждая про футбол и избегая встреч в коридорах бизнес-

центра.

Но тут Лапина припекло. Даже не совет ему был нужен, а человеческое

ухо, чтобы выплеснуть смуту. В бизнесе друзей не бывает? Отлично. Он с этим

согласен, их у него и нет. Весь окружающий мир тебя ненавидит и только и ждет,

когда ты споткнешься, чтобы навалиться, добить и сплясать канкан на твоих

останках? Ну и пусть. У него есть Васька. Взвешивать и прикидывать, тот это

человек или не тот, времени у Лапина больше не было. Припекло. И он

рассказал Гуляеву все.

Про то, что живет один, но раньше имел семью. С женой развелся

восемь лет назад и об этом не жалеет. Про то, что дочка выросла и замуж

выходит. Про то, что назначен день свадьбы, и он приглашен.

Радость? Наверно. Он Асеньке только счастья желает. Но не может он

появиться на этой свадьбе, не может и все! Но надо. Если не придешь, бывшая

такое про него всей старой и новой родне, да полгорода, да всей Москве

расскажет!.. Что спился, опустился или, еще хуже, что на дочь наплевать.

Асенька, может, и не поверит, но каково ей будет все это выслушивать? А

говорить будут, бывшая постарается.

Алла после развода почти сразу же снова выскочила замуж. А все те

годы, что жила с Иваном, мужа пилила и воспитывала, старалась из него

тонкого человека образовать, чтобы в театре понимал, в живописи и прочем

высоком, чтобы книги читал концептуальные и мог потом в компашке про то

рассказать.

Компашка подобралась сплошь эстеты и интеллектуалы, технарей в ней

презирали, но не явно, а с легкой усмешечкой и исподтишка, сразу и не

разберешь. Но он разобрал. Правда, заботило его это мало. А почему его

должно заботить мнение посредственного фотографа, величающего себя

фотохудожником, или художника, все произведения которого похожи на кучки

случайного мусора, прихваченные клеем «момент» к серому картонному

полотну форматом метр на полтора? Или эстрадного конферансье, который

норовит к случаю и без оного вставить в общий разговор свои идиотские

репризы?

Еще она любила говорить о ком-то из знакомых, что «у него есть нерв».

Это она так хвалила. Или высшая похвала – «он весь комок нервов». Могло

быть – «сгусток нервов». А могла сказать и с сожалением: «У него есть нерв, но

он над собой совершенно не работает».

Ивану все это казалось до безобразия надуманным, ненатуральным и

каким-то уж очень кичливым по отношению к тем, кто загрубел в материальном.

Среди коих был и он сам. Вся эта Алкина компашка понимающих ценителей

казалась ему сборищем самовлюбленных, самоослепленных, ни на что не

способных пустозвонов.

И что такое этот ваш «нерв»? Иван мерил мужиков просто – либо ты

мужик, либо ты гомик. А эти с «нервом» были как раз похожи на гомиков.

Женщин Алка тоже разбивала по ранжиру, но по другой шкале. Либо

дура, либо стерва, либо шлюха, а также всевозможные комбинации этих трех

основных градаций. Подруг у нее не было, однако домашний телефон у

Лапиных редко молчал и мог взвыть даже в три часа ночи, когда кому-нибудь из

этих, с «нервом», срочно нужно было свой надрыв опрокинуть. Алке нравилось,

что опрокидывать предпочитали на нее.

Потом ей окончательно надоел толстокожий муж-дуболом, она не

выдержала и ушла. Потому что он буквально душил ее своей ограниченностью.

И своим примитивизмом. Потому что вообще ничего не понимал и ничем не

интересовался, кроме пожрать, поспать и посмотреть программу «Время».

Как выяснилось, уходить ей было к кому. Теперь она счастлива замужем

за чиновником из префектуры. Место не денежное, но безусловно хлебное. Ее

теперешний муж, в отличие от бывшего, приезжает домой вовремя, а по

выходным они разъезжают по тусовкам, которые, к слову сказать, никакого

отношения ни к эстетике, ни к интеллекту, ни к «нерву» не имеют. А Иван

остался со своим «Микротроном» и со своей старой «Волгой» в отцовском

гараже. На момент их развода «Микротрон» дохода почти не приносил,

создавал лишь напряги с возвращением долгов по кредитам, и поэтому на долю

в бизнесе Алка не претендовала.

Лапин аккуратно перечислял деньги для дочки, пока ей не исполнилось

восемнадцать, а потом оплатил ее обучение в доброй старой Плешке. С

бывшей не общался даже по телефону. Он не обиделся, нет. И сильно не

страдал. Когда она его известила, что уходит, Иван предоставил себе

недельный отпуск, чтобы попить немножко водочки, сам не зная зачем. То ли

свободу праздновал, то ли все-таки болело у него где-то внутри, болело и

саднило. Не на пустом же месте решил он тогда на Алке жениться.

Они познакомились в начале девяностых на очередной встрече

однокурсников. Иван закончил институт инженеров транспорта году в

восемьдесят четвертом, потом армию отслужил, потом устроился технологом на

механический завод. Был не женат, жениться не торопился, да и не нравился

ему никто настолько.

А на даче у Севки Кораблева, когда собралось их человек пятнадцать

бывших студентов, загрустил. Пацаны фотки достали, детьми хвастались, а

Иван даже приличной заплатой похвастаться не мог, завод, где он работал, был

не от оборонки, а от министерства путей сообщения, зарплаты были пожиже.

И тут попалась ему на глаза девочка Аллочка, совсем молоденькая, то ли

соседка Севкина по даче, то ли дальняя родственница. Она ему понравилась –

умненькая чистюля, что еще нужно? Узнал, что она закончила музыкальное

училище и пока нигде не работает, но мама с папой ее не торопят. Узнал, что

москвичка. В компании не жеманилась и на парнях не висла. Они обменялись

телефонами и начали встречаться. Так и женился, сильно не заморачиваясь

вопросом, с каким человеком, собственно, он сам себя обрекает существовать.

Умненькая чистюля и москвичка – идеальный набор.

Потом наступили времена, когда зарплаты стали исчисляться не сотнями

рублей, а сотнями тысяч, и все равно эти нули не успевали за ценами на хлеб,

минтай и молоко, а сыра так и не было. Ивану надоело считать копейки уже в

день получки, и он, собрав еще несколько человек из заводских ИТР, принялся

бригадой шабашить по выходным, занимаясь ремонтом чужих квартир и

коттеджей. Тогда первые коттеджи уже стали появляться.

Он быстро понял, что без активного поиска заказов не обойтись, и

вплотную этим занялся, часто оставляя сотоварищей разбираться со

штукатуркой, краской и обоями без него, а когда среди мужиков поднялся ропот,

что он забирает себе часть заработка наравне со всеми, психанул и ремонтный

бизнес забросил, сделав выводы. И когда страна вступила в эпоху

кооперативов, он уже имел твердую убежденность, что следует не туфли тачать

по одной паре в месяц и не шить куртки-варенки на старой машинке «Зингер», а

заняться чем-то более серьезным. Нужна идея.

В то время в бизнесе никто ничего не понимал, а само это слово раньше

использовалось, чтобы бичевать капитализм с его продажной моралью и

тлетворным влиянием. Делячество – позор и недостойное поведение, потому

как советский человек по определению не должен гнаться за личной выгодой.

Но что-то постепенно начало меняться, однако те, кто первыми решились

преступить въевшийся с генами запрет, должны были пробираться на ощупь,

руководствуясь здравым смыслом и скудными знаниями по политэкономии

капитализма, которые в искривленном виде преподавались в средней