Королева Юга - Перес-Реверте Артуро (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
Дрис думал обо всем этом, наблюдая за парочкой.
Он увидел их случайно, из машины, когда неторопливо ехал по Мантелете вблизи порта, под самыми стенами старого города; а увидев, проехал немного вперед, затем, развернувшись, снова подкатил к тому же месту, припарковал машину и отправился пропустить бутылочку на углу, в баре «Огар дель Пескадор». На маленькой площади, под древней аркой цитадели, за одним из трех шатких столиков у мангала Тереса и галисиец ели кебабы. Даже на расстоянии Дрис Ларби улавливал аромат приправленного жареного мяса, и ему пришлось взять себя в руки — он еще не обедал, — чтобы не пойти туда и не заказать что-нибудь тоже.
Марокканская часть его натуры до безумия любила кебабы.
В глубине души все женщины одинаковы, думал он.
Иная с виду воды не замутит — само спокойствие, а попадись ей подходящий инструмент — и куда что девалось, не станет слушать ни собственного рассудка, ни чужих доводов. Он долго смотрел на Тересу издали, сидя со стаканом в руке и пытаясь соотнести девушку, которую знал — скромную работящую мексиканку за прилавком «Джамилы», — с этой, другой, в джинсах и кожаной куртке, в туфлях на высоченном каблуке, с волосами, гладко расчесанными на прямой пробор и туго стянутыми в узел на затылке, как носят женщины у нее на родине. Она разговаривала с мужчиной, сидевшим рядом с ней в тени крепостной стены. И снова Дрис Ларби подумал, что она не красавица — таких много, — но когда приведет себя в порядок, да если еще и момент подходящий, вполне сойдет за красивую.
Большие глаза, очень черные волосы, молодое тело (эти узкие джинсы очень ей шли), белые зубы, а особенно ее милая манера говорить и слушать — молча, серьезно, будто обдумывая твои слова; и начинаешь чувствовать, что тебя действительно слушают, и это придает тебе вес в собственных глазах. О прошлом Тересы Дрис Ларби знал ровно столько, сколько было необходимо, и не желал знать большего; у нее были серьезные проблемы на родине, и какой-то влиятельный человек нашел ей местечко, чтобы спрятаться. Дрис видел, как она сошла на берег с парома из Малаги; дорожная сумка в руке и растерянный вид человека, выброшенного в чужой, незнакомый и непонятный мир.
Эту птичку заклюют в два дня, подумал он тогда. Однако Мексиканка обнаружила редкую способность приспосабливаться с новым условиям, подобно тому, как молодые солдаты из крестьян, привыкшие терпеть жару и холод, потом, на войне, выносят любые тяготы, труды и лишения, встречая их лицом к лицу так, словно всю жизнь с ними прожили.
Поэтому Дриса удивляли ее отношения с галисийцем. Она явно не из тех, кто связывается с клиентами или с кем попало. Такие думают, прежде чем выбрать. И тем не менее, вон она сидит, уплетает кебабы и не отрывает глаз от этого Фистерры, у которого, может, и есть какое-то будущее — сам Дрис Ларби был доказательством того, что в жизни можно пробиться, — но сейчас-то нет ничего, а в перспективе, вероятнее всего, десяток лет в какой-нибудь испанской или марокканской тюрьме или удар ножом из-за угла. Более того: он был уверен, что галисиец имеет прямое отношение к недавним — и необычным — просьбам Тересы позволить ей присутствовать на некоторых частных вечеринках, которые устраивал он, Дрис Ларби, по обе стороны границы. Я хочу поехать, сказала она, не вдаваясь в объяснения; а он, удивившись, не смог и не захотел отказать. Ладно, хорошо, почему бы и нет. И она поехала — он просто глазам своим не поверил: та самая Тереса, всегда очень сдержанная и серьезная за стойкой, тут появилась сильно накрашенная, красивая, с такой же прической, как сейчас, — волосы, разделенные прямым пробором, туго стянуты сзади, — в коротеньком, обтягивающем, ладном черном платье с большим декольте, на высоких каблуках, ноги над которыми — Дрис Ларби еще никогда не видел ее такой — также оказались вполне приемлемыми. Одета просто убойно, подумал риф в тот первый раз, когда усаживал ее вместе с четырьмя девушками-европейками в две машины, чтобы отвезти на марокканскую территорию, в роскошный коттедж по соседству с пляжем Кариат-Аркеман. Потом, когда веселье уже шло вовсю — пара полковников, трое чиновников высокого ранга, двое политиков и богатый коммерсант из Надора, — Дрис Ларби все время наблюдал за Тересой, любопытствуя, что же все-таки привело ее сюда. Пока четыре европейки, чьи ряды были усилены тремя совсем юными марокканками, развлекали гостей так, как обычно принято в подобных случаях, Тереса успела поболтать со всеми — по-испански, а также чуть-чуть по-английски; до этого момента Дрис Ларби и не подозревал, что она владеет этим языком, которого сам он не знал совершенно, за исключением «good morning», «goodbye», «fuck» и «money». Всю ночь он с легким недоумением посматривал, как Тереса мило и доброжелательно общается со всеми, словно разведывает незнакомую территорию; а позже, уклонившись от чересчур активного ухаживания одного из местных политиков, который к тому времени уже изрядно наглотался всего, что можно было проглотить в твердом, жидком и газообразном состоянии, она, в конце концов, отдала предпочтение полковнику Королевской жандармерии по имени Абделькадер Чаиб. И Дрис Ларби, который, подобно опытному метрдотелю, благоразумно держался в стороне, незаметно управляя всем — тут жест, там знак, кивок головой в нужную сторону или улыбка, — чтобы все шло так, как хочется гостям (у него был счет в банке, три путиклуба, которые нужно было содержать, и десятки нелегальных эмигрантов, ожидающих зеленого света, чтобы перебраться в Испанию), будучи человеком весьма опытным в вопросах связей с общественностью, не мог не оценить той легкости и непринужденности, с какими Мексиканка обрабатывала жандарма. Который, с беспокойством отметил он, был далеко не простым военным. Потому что любой контрабандист, желавший возить гашиш из Надора в Алусемас, должен был платить дополнительный налог — в долларах — полковнику Абделькадеру Чаибу.
Тереса побывала еще на одной вечеринке, месяц спустя, где снова встретилась с марокканским полковником. И, наблюдая, как они вполголоса беседуют в сторонке, сидя на диване рядом с террасой — на сей раз все происходило в роскошно обставленной мансарде одного из лучших зданий Надора, — Дрис Лабри начал беспокоиться и решил, что третьего раза не будет. Он даже стал подумывать, не уволить ли ее, однако его связывали кое-какие обязательства. В сложной цепи друзей-одного-из-друзей как глубинные причины, так и промежуточные звенья находились вне его видения и ведения, а в таких случаях самое разумное — проявлять осторожность и не создавать кому бы то ни было неудобств. Кроме того, он не мог отрицать, что испытывает определенную личную симпатию к Мексиканке: она ему нравилась. Но это ни в коей мере не означало, что он собирается помогать галисийцу в его делишках или ей в шашнях с его марокканскими партнерами. Больше того, Дрис Ларби старался держаться подальше от растения, именуемого «каннабис», в какой бы то ни было из его форм и ипостасей. Так что никогда больше, сказал он себе. Если Тереса хочет ублажать Абделькадера Чаиба или кого-нибудь другого, наставляя рога Сантьяго Фистерре, он, Дрис Ларби, не собирается стелить им постель.
Он предупредил ее, как обычно в подобных случаях: не влезая чересчур глубоко в чужие дела. Просто обронил несколько слов, как бы между прочим. Однажды они вместе вышли из «Джамилы» и спустились до самого пляжа, а по дороге беседовали о партии джина, которую предстояло получить на следующее утро. Когда они добрались до угла приморской аллеи, Дрис Ларби увидел галисийца, сидевшего на скамейке, и безо всякого перехода, на половине очередной фразы о ящиках с джином и уплаты за них поставщику, сказал: он не из тех, кто остается. И больше ничего. Потом, помолчав пару секунд, снова заговорил о ящиках джина, но заметил, что Тереса смотрит на него очень серьезно: не то чтобы не понимая, о чем идет речь, а с неким вызовом, словно побуждая его продолжать. Она смотрела так, пока риф не пожал плечами и не прибавил: либо они уходят, либо их убивают.
