Гидра-2. Криминальные истории 60-х - Васильев Анатолий Григорьевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗
ПРИГОВОР
— Все произошло очень быстро. Я даже не успел ничего подумать. Они подошли все втроем сразу. Один из них, Кожин сказал: «Дай закурить». Я ответил, что не курю. Тогда он сказал: «Ты быстро бегаешь?» Я не понял сначала, что бы это означало, и молчал. Он сказал: «А ну покажи!» — и толкнул меня. Сначала повернул меня, а потом подтолкнул в спину. А Астахов в это время что-то говорил моей девушке Гале, взял ее за локоть. Где был Горшков в это время, и не помню. Он, кажется, стоял сбоку. Астахов потянул Галю под арку. Она ухватилась за меня. Я повернулся и сказал Астахову: «Прекрати». Тот засмеялся. Они все трое были пьяными. А Кожин сказал мне: «Ты хочешь лежать? Тебе надоело ходить по земле?» — и рукой толкнул меня в лицо. Я почувствовал запах табака и селедки.
— Прекратите, — снова сказал я им.
В то же время Горшков ударил меня сбоку по лицу.
— Беги, пока цел, — сказал он мне доверительно. И здесь я взорвался. Меня охватила какая-то ярость, дикая злость. Я ударил прямым в челюсть Кожина. Он упал. Горшков был очень близко, и я видел, как он пытается вытащить правую руку из кармана. Я стоял и смотрел. Я видел, что он не нападает, и тоже чего-то ждал и на шаг отошел от него. Когда он вытащил из кармана руку, я увидел нож. Он был большим и матово блестел. Я испугался, а Горшков с ножом шел на меня.
— Сейчас я тебе пощекочу селезенку, — сказал Горшков и бросился на меня, но подскользнулся, так как асфальт был мокрым и грязным, и упал к моим ногам. Я увидел его руку с ножом у моих ног и наступил на его руку со всей силой, пальцы его захрустели. И в это время меня ударил бутылкой по голове Астахов. Бутылка разлетелась. Перед глазами у меня поплыли черные круги. Я занимаюсь боксом, у меня 2-й разряд. Наш тренер Николай Иванович говорит нам всегда, если ты в трудном положении…
Судья недоуменно посмотрел на Александра, затем сказал: «Вы по делу, по делу. Тренировки ваши нас не интересуют».
— Я по делу, — ответил Александр и продолжал: — Так вот, он говорил нам, если тебя прижали, если ты в трудном положении, резко меняй позицию, уходе из-под удара. И здесь, когда меня ударил Астахов, я автоматически отпрыгнул в сторону. Мне было очень больно. Такое впечатление, словно мозг стал жидким и болезненно плескался в черепе. В ушах стоял звон. Я увидел, что Астахов наклоняется к ножу, который лежал на асфальте. Горшков в это время сидел на тротуаре или вставал, я не помню, не заметил, У меня только осталось в памяти, как он левой рукой сжимает кисть правой руки, сидя на земле. Когда это было, я не помню. Когда я увидел, что Астахов берет нож, я снова испугался — убьет ведь, к чертям! — и ударил его ногой в голову, так как он головой стоял ко мне. Он с ножом в руке упал на землю. Горшков уже оказался стоящим на ногах и одной ногой пнул меня ниже пояса, но промазал и попал по ноге. У меня как-то удачно получилось, он мне попал под удар правой и упал, а Астахов с ножом в руках снова вставал с земли, и тут я окончательно потерял контроль над собой: я бил его ногами. Подъехала милиция, и меня забрали.
— Где это случилось? — спросил судья.
— На Сыромятниках.
— Вы были трезвым или пьяным?
— Я был трезвым. Мы с Галей шли с тренировки из Лужников. Я ее провожал. Она занимается гимнастикой. Это и экспертизой подтверждается. Милиционеры думали, что я пьяный, так как меня рвало. У меня было сотрясение мозга от удара бутылкой. А в рапорте и первых показаниях милиционеры показывали, что я пьян.
— Вопросы есть к подсудимому Иванову? Нет? Правильно он показывает? — спросил судья.
— Нет, не правильно, — пробасил рослый, с широким лицом Кожин и встал. — Нет, неправильно. Мы на него не нападали. Он на нас напал. Мы сообразили на троих и стояли, разговаривали. Он шел со своей этой вот той… — И он показал пальцем на девушку, которая сидела на скамье. — Как ее? Свиридовой. Ну, значит, подошел к нам и говорит, дай, говорит, закурить. Ну, я, значит, ему ответил, что у меня нет, тогда он меня кулаком в нос, а потом, значит, сюда, в подбородок. Ну, я и с «копытков». И все. Больше не помню. И не знаю, что там было.
— Так было дело, Астахов?
— Я этого не видел. Я, правильно, разговаривал с Галей… — Он кивнул головой в сторону девушки. — А потом вижу, что Кожин лежит. Я подошел к нему, ты что, говорю ему, а он меня бах в зубы, и все. Он боксер, бьет — будь здоров. Сбил с ног, а потом бил ногами. Ребро сломал.
— Почему вы были с ножом? — спросил судья.
— Не было у меня ножа.
— Как же не было? Когда подъехали милиция, то у вас в руке был нож.
— Не знаю. Не было у меня ножа. Это милиционер выдумал.
— Никто ничего не выдумывал, Астахов. Вот он, нож. — И судья вынул из пакета большой финский нож. — На рукоятке его экспертизой обнаружены следы пальцев вашей руки. Не надо врать, Астахов. Здесь все ясно. Садитесь. Горшков, что скажете вы?
— Я ничего не помню, я был пьяный. Сильно.
— Это ваш нож?
— Да, мой.
— Как он попал на место драки?
— Не знаю. Мы были у меня в тот вечер, выпивали и этим ножом резали хлеб. Может быть, кто-нибудь из них взял. Я не знаю. А может, и я сам взял, я не помню. Я был очень пьян.
— Свиридова, расскажите суду, как было дело.
Девушка встала.
— Саша Иванов правильно рассказал. Мы шли с ним, разговаривали, а они нам встретились и стали хулиганить. Горшков ударил Сашу, я видела, у него даже шляпа упала с головы, а Кожин его толкал, и все ругались нецензурно. Они были пьяные. Астахов тащил меня под арку, говорил всякие гадости, предлагал пойти с ним, спрашивал, что в меня в сумке, хватал меня руками, лапал. Я сама видела нож. Видела, как Горшков хотел ударить Сашу ножом. Я боялась, что Горшков его зарежет. Он был такой злой, ругался матом, говорил: сейчас я пощекочу тебя, выпущу кишки. Я кричала, мне было очень страшно. Ни я, ни Саша совсем не виноваты. Мы после тренировки шли домой. Люды, моей подруги, в тот день не было на тренировке, и поэтому Саша пошел меня проводить, так как у нас на Сыромятниках вечером страшно ходить одной. А Саша ни в чем не виноват, он защищался сам и меня защитил. Если бы не он, я не знаю, чтобы они со мной сделали. Они были — как звери.
— Суду все ясно, — сказал судья. — Еще у кого будут вопросы? Дополнения? Предоставляется последнее слово подсудимым. Кожин.
— Я прошу, граждане судьи, учесть, что я пострадавший от этого Иванова. У меня трещина в мозгу, то есть в черепе. Я упал, ударившись об асфальт, и лежал в больнице. Бюллетень в деле.
— Горшков, — сказал судья.
— У меня пальцы не полностью сгибаются.
— Ну и что? — спросил судья.
— Ну вот я и прошу с него взыскать… — Он кивнул на Иванова.
— А почему с него? Может быть, вы сами себе наступили на пальцы? Ведь вы ничего не помните. Астахов, слушаем вас, — сказал судья.
— Мне он ребро сломал.
— Иванов, вы что скажете?
— Я не виноват. Я не хотел с ними драться. Если бы они сами не напали первыми, не били меня, не трогали Свиридову, я бы их не трогал. Сами налетели, учинили драку, были пьяными.
— У вас есть больничный лист?
— Нет. Я не обращался к врачу, хотя голова болит до сих пор.
— Напрасно. Надо было обратиться. Суд удаляется на вынесение приговора, — объявил судья, и все встали.
В зал вошли три милиционера и сели около двери. У Александра сжалось сердце. Он слышал, что если выносят лишение свободы, то милиция «арестовывает в зале суда» не давая выйти. «Посадят, к чертям. Все троих покалечил. На кой я связался с ними? Вот теперь расхлебывайся. Нужно было уйти, и все. Только Галку жалко, как бы потом смотрел ей в глаза, если бы она осталась жива. Ладно, будь что будет. Я правильно поступил, что надавал им. У, подонки, сидят, невиновных из себя строят. В переулке королями были. И жалко себя — сидеть за этих типов не хочется».
Вышел суд. Судья стал читать приговор. Вначале шло описание драки: кто начал, как дрались, кто был с ножом и т. д. Затем — суд приговорил: Кожина — к 1 году лишения свободы; Горшкова — к полуторам годам лишения свободы; Астахова — к I году лишения свободы. «Иванова…» У Александра сжалось сердце: всех под одну гребенку, годик придется сидеть, думал он. «Александра Сергеевича… оправдать». Далее судья говорил о том, что со стороны Иванова имела место необходимая оборона, которая исключает его ответственность.
