Ликвидация - Бондаренко Вячеслав Васильевич (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— …Так шо ты там говорил за бирки? — зажевав водку куском хлеба с кабачковой икрой, склонился Давид к Фиме.
— Я срезал бирки с тех бебех и выяснил, с какого они склада, — беззаботно повторил Фима, выскребывая остатки тушенки из красивой американской банки.
— Как?
Фима небрежно махнул вилкой: мол, ерунда.
— Как? — железным голосом повторил Гоцман.
— Есть грамотные люди, только они не хочут, шобы их портреты печатали в «Правде». Таки имеют право, а шо?.. Я показал им бирки. Они мне показали склад. Я дал кладовщику немного спирта в зубы, и он напряг мозги за ту партию обмундирования. Ему не было жалко, потому шо я хорошо попросил для дела…
— Та-ак… — протянул Гоцман, наливая рюмку водки.
— Грузовик приезжал неделю назад, — не обратив внимания на реплику, продолжал Фима. — ЗИС, трехтонка, номеров не запомнили… Получал гвардии капитан Бибирев. Особых примет нет, плотненький, крепко сбитый… От вот здесь, у виска, небольшой шрам.
— Выдали по накладной?
Пошарив по карманам штанов, Фима молча протянул измятую накладную.
— Фима!.. — Гоцман одним махом, без тоста, осушил рюмку и аккуратно поставил ее на стол.— Опять?!
— Да он мне сам ее отдал! — стукнул себя в грудь Фима.
— Это же подотчетный документ!..
— Ой, я тебя умоляю!.. — протянул Фима. — Ты посмотри ее, посмотри… Это ж подделка, или я румын. Я покажу ее кой-кому, и они расскажут, где рисуют такой халоймыс.
Но Гоцман, бегло взглянув на бумагу, спрятал ее в карман пиджака.
— Так. Больше ты никуда не полезешь. Завтра придешь, напишешь заявление. Когда зачислят в штат, тогда и будешь совать шнобель у все щели… — Он сердито посопел, вертя в руках рюмку. — Где те несчастные гимнастерки?!
— Сменял на мыло, — быстро ответил Фима.
— Как сменял?! — застонал Гоцман. — Это ж казенная вещь! В общем, так! Завтра!.. Сядешь!.. У моем кабинете!.. И будешь читать Уголовно-процессуальный кодекс от заглавной буквы «У» до тиража и типографии…
— Ой-ой-ой, — насмешливо протянул Фима, — напугал бабу…
Гоцман рывком поднялся с лавки, раздраженно отошел, хлопая себя по карманам в поисках папирос. Фима поймал на себе сочувствующий взгляд Арсенина. На развеселом одесском застолье этот немолодой человек со спокойными строгими глазами смотрелся немного странно.
— Он жесткий… ваш Давид Маркович.
— Дава?! — поразился Фима. — Я вас умоляю! Та он добрый, как телок! Я вообще не понимаю, шо он с таким характером забыл в милиции! Ему ж на самом деле не блатных, а мотыльков ловить!.. Вот Марк был — это таки да! Они с Давой меня взяли у Привоза на кармане. Марк запер у свой сарай. И держали месяц под замком, босяки такие. Пока не дал им слово завязать…
— И завязали? — улыбнулся Арсенин.
— Завязал, — тяжело вздохнул Фима. — Полгода мучился, аж зуб крошился. «Скажи, шо Фима больше не ворует, — дурашливо пропел он, — шо всякий блат навеки завязал, шо понял жизнь он новую, другую, которую дал Беломорканал…» — Он снова посерьезнел. — А потом фашист пришел, так было чем заняться…
— Чем же, если не секрет? — заинтересованно спросил Арсенин, придвигаясь ближе.
Фима беззаботно махнул рукой:
— Та бросьте. Кому это интересно?
— Ну, я же о вас ничего не знаю… И вообще… человек новый.
— Ну, в катакомбах ошивался, — неохотно произнес Фима, отводя глаза. — Туда-сюда… Попал однажды в облаву, как раз в мае сорок второго, когда Лещенко приезжал с концертом, думал — конец. Но ничего… Ой, тогда Одесса была такая странная, шо всюду висели немецкий, румынский та итальянский флаги, вы представляете?.. Один раз по глупости газами траванулся… С тех пор покашливаю иногда…
— Надо будет вас посмотреть, — озабоченно проговорил Арсенин.
— Та я вас умоляю! — рассмеялся Фима. — Вы лучше за Давой следите, он же ж себя не бережет…
— У вас есть какие-нибудь награды за участие в подполье? — продолжал расспрашивать Арсенин.
— Андрей Викторович! Шо вы все за меня?! Давайте выпьем за нашего именинника… Где он пошел?! Ну, не важно. За то, шобы у Давида Гоцмана было очень большое счастье и очень, очень маленькие неприятности! А лучше — совсем без них!..
— Давайте танцевать! — очень кстати предложила на другом конце стола тетя Песя и смущенно зарделась.
Дядя Ешта выставил на подоконник своего домика скромный, обшарпанный патефон, покрутил ручку, заводя пружину. «Счастье мое я нашел в нашей дружбе с тобой…» — вибрирующим тенором запел душка Георгий Виноградов.
Несколько галантных мужских рук протянулось к тете Песе, приглашая ее на танго. Она выбрала Омельянчука и блаженно поплыла в его объятиях, смеясь над шутками седоусого полковника…
…Через несколько часов, уже ночью, Фима с Гоцманом стояли у стены дома, для пущей устойчивости держась друг за друга. Гости разошлись недавно, в соседнем квартале слышалось их нестройное пение. Над головами друзей качалось огромное одесское небо, полное звезд.
— …Ты же знаешь, как я любил твоих, — говорил Фима, — и Гуту Израилевну, и Мирру, и Анютку… Нет, ты меня не перебивай, ты послушай… Нету их, Додя! Нету! Так, видимо, рассудил Господь Бог. А ты жив, понимаешь?! Ты должен жить!..
— Фима, — серьезно произнес Гоцман, кладя свои лапищи Фиме на плечи, — ша. Ты делаешь мне больно.
— Ты мне тоже.
Гоцман отпустил друга и тут же обнял его.
— Фима!..
— Давид!..
Со скрипом распахнулась оконная рама. В темноте забелело строгое мужское лицо.
— Давид Маркович! — внушительно произнес разбуженный обладатель лица. — На секундочку: сейчас начало первого! Я все ж понимаю, все мы люди, у всех нас праздник, и вообще чудесная летняя ночь. Но мне, к примеру, утром еще и на работу!..
— Может, тебе в окно гранату бросить? — задумчиво поинтересовался Гоцман. — Или шмальнуть разок?
— С днем рождения, Давид Маркович, — поспешно произнес человек и закрыл окно.
— «С днем рождения»! — передразнил Фима, качаясь. — А?! Давай ему хоть стекло разобьем, шо ли.
Он нагнулся, зашарил по земле в поисках булыжника. Гоцман удержал друга:
— Одного… ночью… я тебя не отпущу.
— Давид! — возмутился Фима. — Кто тронет Фиму Полужида в Одессе? Это же ж смешно сказать, не то шо подумать! Меня один раз потрогали румыны, и их очень быстро прогнали с Одессы до Бухареста…
Гоцман решил обидеться.
— Ты не хочешь, шобы я тебя проводил, — пробубнил он под нос. — Шифруешься. От друга!
Отнекиваться Фима не стал. С загадочной улыбкой потрепал Гоцмана по плечу, просто ответил:
— Да.
Еще раз обнялись, расцеловались на прощание. Гоцман хитро ухмыльнулся:
— Красивая?..
— До-о-одя… — обиженно протянул Фима, разводя руками. Дескать, ну как же ты мог подумать другое?..
— Ну давай, — тихо произнес Гоцман, наблюдая, как друг скрывается в подворотне.
А сам запрокинул голову, вглядываясь в звездное небо над своим домом.
Как-никак у него был сегодня — нет, уже вчера — день рождения.
А потом, у него еще были дела.
Глава шестая
Он боялся, что военного следователя майора Кречетова не окажется на месте — как-никак ночь с субботы на воскресенье, но он был. Прокуратура не знала выходных. Настольная лампа выхватывала из темноты нервно отбивающую какой-то ритм руку майора юстиции. Лицо оставалось непроницаемым, но огонек в глазах светился. Гоцман внимательно в них всматривался — очень хороший, правильный огонек светился в глазах майора. И одинокий орден Красной Звезды на кителе был ему к лицу. Давид уважал людей, у которых правильный огонек в глазах мог сиять в любое время дня и ночи. Похоже, майор был именно из их числа.
— Наимов, говорите, отказался? — переспросил Кречетов, раздраженно хлопая телефонной трубкой по рычагу. — Занято… Нашли когда разговаривать!.. И на каком же, интересно, основании?..
— Нету тела — нету дела… — Давид смущенно прикрыл ладонью рот. — Ох, извините — такой выхлоп… Тут просто день рожденья выскочил нечаянно. Прямо от стола — к вам. Вы извините, шо так поздно…
