В моей руке – гибель - Степанова Татьяна Юрьевна (первая книга TXT) 📗
– Еще? – Никита украдкой взглянул на часы – ему должны были звонить с минуты на минуту, но для посторонних ушей такой звонок не предназначался.
Егоров, однако, сидел как приклеенный.
– Не совсем вроде бы наше, но…
– Слушай, не тяни резину, а?
Егоров тянуть резину не стал. Поначалу Колосов слушал его вполуха, но затем…
Дело заключалось вот в чем: Егоров, человек чрезвычайно аккуратный и обязательный, имел привычку штудировать всю программу «Поиск», куда вносились без вести пропавшие, дела по которым велись не только областной милицией, но и правоохранительными органами всей страны. Короче, он «листал» министерскую программу, делал выборки, анализировал информацию.
– Вот взгляни: некий Яковенко Андрей Геннадьевич. – Он положил на стол Колосова фото-распечатку с компьютера, откуда глядел молодой мужественный блондин в тельняшке и камуфляже, с усиками и заметным шрамом над правой бровью. – Старший лейтенант. Сотрудник спецподразделения «Сирена». Пропал без вести тридцатого апреля сего года. В программе есть все на него. Он за Центральным окружным управлением числился. – Егоров вздохнул. – Пропал парень. Картина такая: после сдачи дежурства в здании министерства на Житной примерно в 8.30 он убыл с места службы, а домой так и не вернулся.
– А где он живет?
– Недалеко, на Варшавском шоссе. Отец, мать, сестренка… Они люди ученые, сначала особо не волновались. В «Сирене» этой, сам знаешь, какая работенка – объявляют ЧП, мигом на вертолет и хоть в Грозный, хоть на Камчатку бросают. Спецподразделение «Сирена» было элитным министерским отрядом, специально созданным для борьбы с вооруженным терроризмом. Однако на следующие сутки, когда он так и не вернулся, родители позвонили начальнику Андрея. Ну и дело завертелось. В принципе его искали в основном по Москве, однако…
Колосов посмотрел на фотографию, затем вопросительно глянул на Егорова:
– Что-то с нашей стороны есть?
– В программе есть одна подробность насчет родственников. Так вот: бывшая жена Андрея проживает в Раздольске. Они в разводе уже полтора года. Там есть информация, что ее опрашивали местные сотрудники – им ориентировка пришла, и товарищи Андрея – они тоже в его поиск активно включились. Однако никто ничего не узнал, жена все отрицала. Ваше убийство, конечно, никакого отношения к этому не имеет, хотя… Я слыхал, вы там при осмотре кое-какие странности выявили. – Егоров помолчал. – Это я тебе для расширения кругозора, Никит. Если предположить – двое в этом дачном местечке за один месяц и… Словом, будешь в Раздольске, поимей в виду: а вдруг это место, где у нас люди пропадают?
Эта косноязычная и туманная фраза звучала в устах Егорова весьма многозначительно. Однако соглашаться с такими голословными предположениями Никита не собирался: с одной стороны, Сладких, Грант, заказуха, с другой, эти без вести пропавшие… Какая тут может быть связь? И потом, даже факт смерти их пока точно не установлен – трупы-то до сих пор не найдены. Так что…
Однако по инструкции он был обязан организовать проверку любой, даже, возможно, ложной информации по делу. Поэтому он связался со Спицыным, и тот пообещал поручить участковому снова навести справки по делу и Соленого, и Яковенко: повторно допросить соседей алкаша и бывшую жену сотрудника «Сирены».
В Раздольском отделе, а они добрались туда уже в пятом часу, Катя сначала оказалась предоставленной самой себе: Никита заперся в кабинете с начальником ОВД – он и Спицын явно секретничали. Она терпеливо дожидалась в дежурной части. Минут через пять туда заглянул пришедший с улицы молоденький лейтенантик – худенький, как тростиночка, в пилотке, лихо сдвинутой набекрень, новеньком мундире и с планшеткой в руках. Типичный участковый. К нему тотчас же ринулись две гражданки, караулившие в коридоре. Катя от нечего делать прислушалась к их разговору. Тетки громогласно жаловались на то, что у одной похитили мелкий рогатый скот – козу, а у другой несколько куриц. Они требовали от участкового, чтобы «наглому разбою был положён конец, а к вору-подлецу приняты меры».
– Уж не первый случай у нас на Мебельном! – кричала одна. – Вон у Базыкиных тоже коза пропала, а у Сидоровых кролики! Только они богатые у нас, жалиться к вам не пошли. А мы с Настеной – бедные, одни пацанов ростим, для нас и курица – ущерб значительный. Так что, дорогой товарищ, будь добр, меры принимай… А уж если ваш беззубый закон не позволяет к этому вору статью какую подвести, скажи нам, мы с ним по-свойски, по-деревенски посчитаемся.
– Все наш закон позволяет, дорогие гражданочки, и меры и контрмеры, – морщился участковый. – Только скотинка-то ваша того… Кому она нужна-то, Господи? Сама куда-нибудь убрела. А ведь тут дело возникнет, вы вдумайтесь. Уголовное дело! Ответственность, морока занятым людям, и, тьфу, по такому пустяку – коза, видите ли, испарилась!
– Моя Маруська мне пять литров молока давала, – взвилась одна из теток. – И убечь сама никуда не могла – к колышку, зараза, была привязана. Я ее на травку пустила, а вы… Если не примешь заявление – к прокурору пойдем!
– Что за люди! Давайте уж, – участковый сунул бумаги в планшетку. – Мне только живность вашу искать сейчас. Тут у нас дела серьезные – убийство в районе, небось слыхали, а вы с такой мелочевкой…
– Коза моя была источником дохода целой семьи. У меня двое вон мал мала. Ты, что ль, им теперь молока отдоишь? У тебя и доилка небось еще не выросла!
– Но-но, – лейтенантик вспыхнул до корней волос. – Без оскорблений при исполнении.
Катя отвернулась, чтобы его не смущать. Мда-а, кражи скота в сельской местности. Как-нибудь надо тиснуть по этому поводу статеечку в «Сельскую жизнь». Для этого молодца, конечно, подумаешь, коза, а для деревенских…
В дежурку заглянул Колосов, и участковый тут же выпроводил назойливых жалобщиц восвояси.
– Как поручили – все исполнил, товарищ майор. – Он достал из планшетки блокнот. – У всех был, со всеми беседовал. Тут вот показания соседей Соленого. А тут… Жена Яковенко Ганичева Лидия Александровна, семидесятого года рождения, местная. Но она ничего о муже своем бывшем сообщить не может. Плачет только, – он вздохнул. – Она сейчас не в Раздольске с родителями живет, как в ориентировке указано, а на Мебельном.
– На Мебельном? – Колосов нахмурился. – И давно?
– Полгода уж как. Бабка у них померла, дом там оставила. Ну, Ганичева туда и перебралась. Работает она в Павлово-Посаде. Ей до станции на электричку ближе с Мебельного – через лесок, и там. С мужем бывшим, с этим Яковенко, в тот день, тридцатого апреля, говорит, они не виделись. Он ей звонил на Пасху. Ну и все.
– А почему они развелись, не спрашивал?
– Спросил. Говорит, ей его работа обрыдла. Дома почти не бывал, получал мало. Она его все куда-нибудь в охрану устроиться просила, а он органы бросать не хотел, ну и конфликтовали… Не фронтовая подруга, в общем, эта гражданочка.
– Яковенко мог знать, что она на Мебельный перебралась?
– Конечно. Он же ей звонил. А потом он же сам ее со всем барахлом туда и перевез – у него «москвичок» родительский, ну помог бывшей супруге.
Катя слышала их разговор и ничего не понимала: это кто еще такой – Яковенко? И почему это Никита при упоминании Мебельного поселка так насторожился? Правда, спроси она его – он бы и сам сейчас не ответил. Может быть, его встревожил тот факт, что Мебельный, где проживала жена пропавшего без вести, располагался всего в пяти километрах от Половцева, где столь странным и диким способом замочили Антипова? Ну что из того? Что из всей этой пестрой мозаики вытекает?
Явно, что пока не вытекало ничего. Но Колосов все же заметил:
– Ты вот что, лейтенант… Это дело серьезное. Без вести пропал наш коллега, брат по оружию. Так что приложи максимум, понял? Поспрашивай на Мебельном, на станции, ну и вообще… Фото вот это покажи. Парень Яковенко был рослый, видный, а вдруг…
– Есть, – участковый кивнул. По его серьезному насупленному виду Катя поняла, что пропавшего без вести этот молодец будет искать с гораздо большим рвением, чем каких-то там коз.
