Золотая паутина (др. изд.) - Барабашов Валерий Михайлович (лучшие книги без регистрации .TXT) 📗
— Альберт Семенович, я вела себя в прошлый раз, наверное, неправильно. Вы простите меня, ради бога! Перенервничала, почти всю ночь не опала. Вы ко мне по-человечески, я это понимаю. А в тот раз подумала, что… Ну знаете, кот с мышкой поиграет-поиграет да и… Вы извините за такое сравнение, может оно и не к месту, обидело вас, но я женщина простая, что пришло в голову, то и сказала.
— Ну-ну, — Битюцкий напряженно слушал.
— Я, конечно, понимаю, неприятности у меня могут быть большие, разбирательства всякие, допросы… А вы ко мне по-доброму отнеслись, можно сказать, и пожалели. Спасибо вам за это. И я вас поблагодарить хочу… — она замялась. — Извините, по-женски не могу, не обижайтесь. Мы ведь только познакомились. Хотя вы мужчина видный, интересный… Но лучше вот…
Валентина встала, достав из сумочки, положила в открытый ящик стола Битюцкого несколько пачек денег, вернулась на свое место. Сердце ее бешено колотилось, щеки пылали.
Битюцкий спокойно повернул одну из пачек. На полосе банковской упаковки синела цифра — 1000.
— Статья сто семьдесят четвертая, Валентина Васильевна. Дача взятки должностному лицу. От трех до восьми лет. Это для вас. А для меня — сто семьдесят третья статья, получение взятки. От восьми до пятнадцати лет. Годится?
— Да какая взятка, Альберт Семенович?! Господи! Доброе дело делаете. Предупредили, уберегли… Соблазн, конечно, чего там перед вами душой кривить, вы насквозь все видите. Сапрыкин душу смутил, да и сам теперь места не находит. Проси, говорит, Валентина, товарища Битюцкого, в ножки падай, слово давай!
— Давайте! — усмехнулся Битюцкий.
— Тридцать два года честно жила, опала спокойно, Альберт Семенович. И дальше так же жить собираюсь. Простите за бутыли эти дурацкие и кислоту, ради бога. Бес попутал, признаю.
— А как же это у тебя концы там сходятся. Долматова? — все же поинтересовался Битюцкий. — В бухгалтерии никаких к тебе претензий.
— Да потому что и не может быть этих претензий, Альберт Семенович! Чтоб я когда на заводе взяла… Да боже упаси! Этот ведь пакет… как получилось. Мастер одна в отпуск спешила, принесла ко мне на склад, говорит, мол, лишние какие-то детали, Валь, ты их оприходуй у себя, что ли. Я положила да и забыла, месяц кончился… Потом Семен как-то зашел…
— Вы что же, давно знакомы?
— Ну да, на заводе же одном работаем. Как вы своих в милиции знаете, так и мы. Он ведь сначала в цехе слесарил, потом уже на машину перешел работать.
— Так-так. Дальше.
— Да что дальше-то, Альберт Семенович? Дальше вы все знаете. Давай, говорит, Валентина, попробуем с отходов золотишко снять. Вот и попробовали. Спасибо, что вовремя вы меня остановили, Альберт Семенович.
— Ну-ну, — Битюцкий насупился, раздумывал, В темноватом его квадратном кабинете было тихо. Окна кабинета выходили на северную сторону, во двор здания, никаких звуков сюда не доносилось. Он снова пристально, испытующе посмотрел Долматовой в самые глаза, и она хорошо поняла этот его взгляд.
«Да бери, Альберт Семенович, бери, — просило в ней все. — Со мной можно иметь дело, не беспокойся. Ты действительно крепко выручил меня, я тебя благодарю за это… Возьми, прошу!»
Битюцкий задвинул ящик стола, притворно-сочувственно вздохнул:
— Да-а, с кем но бывает… Но это вы зря, Валентина Васильевна, — глазами он показал на стол. — Совсем не обязательно… В общем, так. Считайте, что вам в жизни повезло. Мы, органы, конечно, не обязательно караем, тем более в таком вот случае. Главное — уберечь человека от дальнейшего падения. Одернешь вовремя, покажешь истинный путь, и человек потом всю жизнь тебя благодарит.
«Всю жизнь? Это ты много хочешь, полковник»,— тут же сказала себе Валентина, но при этом мило улыбнулась, поддакнула:
— Да конечно, Альберт Семенович, как не благодарить? От такой беды уберегли… Может, заглянете ко мне? Чем богата… Мы с мужем в частном доме живем… Ой, да вы же знаете, что это я! — Валентина свободно теперь, с заметным облегчением рассмеялась. — Гостей мне удобно принимать, без посторонних глаз.
На лице Битюцкого блуждала рассеянная, неопределенная улыбка.
— Ладно, Валентина Васильевна, лишнего говорить не нужно. За приглашение спасибо. Вижу, что вы действительно из чувства благодарности. Только так и могу понять. Люди, разумеется, должны друг другу помогать. А насчет приглашения… Не знаю, не знаю. Может, и приду. Занят очень.
— Приходите! — Валентина сияла сейчас подкупающей обворожительной улыбкой п будто светилась изнутри. — Я что-нибудь вкусненькое приготовлю, я умею.
— Все может быть! — цвел и Битюцкий, отмечая себе, что самое «вкусненькое» была бы, конечно, сама эта молодая и красивая бабенка.
— А муж как к моему визиту отнесется, Валентина Васильевна? — уже игриво поднял он на нее глаза. И она игриво же, вставая со стула, отвечала:
— Он не ревнивый у меня, Альберт Семенович. Из простых. Приходите.
Когда Долматова вышла, Битюцкий снова выдвинул ящик стола, подержал деньги в руках, сунул пару сотенных бумажек в карман кителя, остальные запер в сейф. Набрал номер автоцентра, спросил заместителя директора по снабжению, Шамрая.
— Это ты, Павел Григорьевич?… Слушай-ка, подошли ко мне своего парня… Да, тот, что в прошлый раз приезжал, Санек, я его помню. Ну, в обеденный перерыв можно, с часу до двух. Зачем в управление? В гараж ко мне. Пусть пару крестовин жигулевских привезет, комплект шаровых опор, шланги тормозные, рулевые тяги… а, правильно, наконечники. Да, еще амортизатор задний потек, тоже пусть прихватит… Нот, не хочу я к вам ехать, глаза людям мозолить. Вот, скажут, полковнику милиции все детали дефицитные нашлись, а мы годами на них в очередях стоим. Зачем гусей дразнить? У меня в гараже мужик один есть, все сделает.
— Хорошо, Альберт Семенович, запчасти я пришлю, — сказал на том конце провода Шамрай.
«Вот что зпачит доброе дело человеку сделать»,— подумал Битюцкий, положив трубку, и усмехнулся. «Доброе дело»… Проболтается если кто, ему не простится. С другой стороны: поди, достань все это без такого вот «нажима»…
…А на следующий день, в обеденный перерыв, к личному гаражу Битюцкого подкатил бежевый «пикап» с голубой ладьей на боку, вышел из него высокий тощий парень в форменных штанах на лямках и клетчатой рубахе, поздоровался вежливо, выхватил из машины новенький аккумулятор, потом передал Битюцкому тяжелый, завернутый в промасленную бумагу пакет.
— Ничего не забыл, Санек? — больше для проформы спросил Альберт Семенович.
— Ну что вы, товарищ полковник?! — парень с заметной обидой повел плечами. — Фирма! Заказы выполняем точно и в срок!
Битюцкий расплатился сотенной бумажкой, сдачу не взял, отмахнулся. «Пикап», обрадованно фыркнув мотором, укатил, а Битюцкий полюбовался аккумулятором и стал разворачивать гремящую, пахнущую заводом бумагу.
Глава седьмая
Генка Дюбелев, в блатном мире Дюбель, вернулся в Придонск в мае. Сидел он за разбой по 108-й статье, за нанесение тяжких телесных повреждений, как записано в Уголовном кодексе РСФСР, лямку в колонии усиленного режима тянул по второму кругу, но совесть его по этому поводу нисколько не мучила — у каждого свой путь. Первый раз, еще шестнадцатилетним пацаном, он попал за проволоку по пьяной лавочке, за участие в драке. После освобождения связался с ворьем, проломил голову пареньку из стройбата, который помешал ему уволочь со строительной площадки доски, и суд накрутил ему в общей сложности семь лет. Генка считал это наказание жестоким и несправедливым, подавал кассационную жалобу, но приговор оставили в силе. Тогда, озлобившись, он дал себе слово: отомстить судье Букановой. Даже прокурор просил для Генки меньшего наказания, а Буканова расстаралась. Дескать, мы имеем дело с рецидивистом, впрок ему предыдущее наказание не пошло, пусть сидит.
Воинская часть, где служил пострадавший тот паренек, в лице своего общественного обвинителя майоpa Бойко также требовала для Дюбелева максимального наказания, поэтому Буканова и осудила его по двум статьям сразу, хотя Генка плакал на суде искренними слезами и заверял, что подобного больше никогда не повторится. Но солдатик стал инвалидом, несколько месяцев пролежал в госпитале, потом его комиссовали из армии — говорить он стал плохо и приволакивал ногу. На суде была его мать, кричала на прокурора, что он покрывает бандита, не место тому вообще на белом свете, нужно такого выродка расстрелять. Прокурор слушал мать солдата с бесстрастным, каменным лицом, а судья Буканова явно соглашалась с этой мамашей, кивала ухоженной седой головой. Перед глазами Генки до сих пор стоит ее ненавистный облик: седая, с бубликом волос на затылке голова, белая кофточка, охватившая кружевным воротничком высокую шею, непримиримый взгляд карих, блестящих глаз. На речь адвоката она, казалось, не обратила никакого внимания.
