Соколиная охота - Александрова Наталья Николаевна (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
Если бы косметичку нашли бандиты, от которых она удирала минувшей ночью, Дух так или иначе упомянул бы об этом. Хотя возможно, что они вернулись сюда позже, после того как Алиса убежала от них…
Еще раз оглядев больничное здание, Алиса остановила свой взгляд на окне второго этажа. Она вспомнила, как, зарывая в листья косметичку, заметила движение за этим окном. Может быть, тот, кто следил тогда за ней, увидел и куда делась потом косметичка?
„Нужно будет, – подумала Алиса, – когда стемнеет и большая часть врачей разойдется по домам, пробраться в больницу и выяснить, кто стоял у этого окна и что он видел“.
Велора Михайловна Сырникова внезапно проснулась. Честно говоря, такого с ней не бывало ни разу в жизни: сон у Сырниковой был отменный, как говорила ее тетка Елизавета – чугунный сон. Но сейчас она проснулась от какого-то неясного предчувствия или от едва различимого звука. Сырникова прислушалась.
В ночной больнице было тихо, только где-то в хирургии негромко бормотали водопроводные трубы да изредка гулко всхрапывала соседка по палате Анна Поросенко. Сырникова позавидовала соседке и попыталась уснуть, но не тут-то было. Что-то мешало ей, что-то ее тревожило. Попытавшись устроиться поудобнее, Велора Михайловна повернулась на бок, больничная кровать жалобно скрипнула, и в ту же секунду обострившийся в ночной тишине слух уловил еще один едва слышный скрип. Возле двери палаты скрипнула половица. Сырникова повернулась на этот звук, но в комнате было так темно, что ей не удалось ничего разглядеть, хотя и показалось, что возле двери вырисовывается что-то еще более темное, чем окружающая темнота. Она подумала, что разыгрались нервы и мерещится поэтому всякая чушь. Еще подумала, что придется теперь просить у сестры снотворное, а Сырникова всю жизнь считала тех, кто принимает снотворное, неженками и кривляками.
И в это мгновение пол снова скрипнул. Сырникова замерла, задержала дыхание, вслушиваясь в ночную тишину, не веря своим страхам. В комнате было душно, сонное дыхание трех женщин создавало ощущение покоя. Снова всхрапнула Поросенке, перевернулась, простонав пружинами койки, и отчетливо пробормотала во сне: „Показатели за четвертый квартал определенно занижены“. Сырникова подумала уже не разбудить ли невозмутимую Анну и не поделиться ли с ней своими глупыми страхами, но потом представила, как та будет тупо смотреть на нее спросонья, и передумала. Она неподвижно лежала, почти не дыша, всматриваясь в густую темноту и вслушиваясь в едва различимые ночные шорохи. Вдалеке на посту дежурной медсестры раздавались приглушенные голоса – видимо, кому-то из больных понадобилась помощь, а может быть, пришел к этой вертихвостке поболтать дежурный ординатор. Велора Михайловна с завистью представила себе ярко освещенный настольной лампой пост, электрический чайник, коробку с печеньем…
Пол снова скрипнул, и на этот раз гораздо ближе к ее кровати. Сердце Велоры билось, как птичка в лапах кота, лоб от страха покрылся холодным потом. Она окончательно решилась разбудить Анну, пусть даже та высмеет ее, назовет паникершей и трусихой… Велора приоткрыла рот, чтобы вполголоса окликнуть спящую соседку, но в это самое время сгусток темноты метнулся к ее кровати, и сильная рука зажала рот платком, пропитанным какой-то остро и неприятно пахнущей жидкостью. Сырникова попыталась вскрикнуть, вырваться, подняться… Но сильные руки страшного ночного гостя прижимали ее к койке, не давая возможности пошевельнуться. Сердце Велоры Михайловны, и без того бившееся у нее в горле, заколотилось с немыслимой, невозможной частотой и, не выдержав этого напряжения, остановилось, как останавливаются часы, если сверх предела перекрутить их пружину.
Почувствовав, что женщина на кровати у окна перестала сопротивляться, ночные гости бесшумно переложили ее на складные носилки и вынесли в коридор. Там они чуть ли не бегом донесли безжизненное тело до лифта, пронесли мимо дремлющего дежурного, который приоткрыл было один глаз, но, увидев, что человека на носилках несут не в больницу, а из нее, решил, что это ему снится, и снова погрузился в глубокий и здоровый сон.
На улице людей с носилками поджидал фургончик „Скорой помощи“. Носилки вкатили через заднюю дверь, санитары вскочили в боковую, и фургончик сорвался с места.
И только когда „Скорая“ далеко отъехала от больницы, сидевший рядом с носилками мужчина кавказского вида, почувствовав неладное, пощупал у Сырниковой пульс. После этого он смачно выругался и мрачно уставился на одного из „санитаров“:
– Вы, работнички хреновы! Вам ведь велели ее живую притащить!
– Что значит – живую? – отозвался один из „санитаров“, тот, что повыше и похудее. – Она и была живая… Померла, что ли? Ну так ее разэтак! – Он наклонился над телом на носилках и вгляделся в лицо мертвой Сырниковой, на котором свойственное Велоре Михайловне при жизни постоянное недовольство постепенно переходило в абсолютное безразличие смерти. – Да ешь твою плешь! Эта же вообще не та!
– То есть как это не та? – Кавказец приподнялся на сиденье, медленно багровея и наливаясь яростью. Вы что – еще и бабу перепутали?
– Да поди разберись в темноте, – оправдывался „санитар“, – мы взяли то, что лежало… Кровать та самая была, около окошка…
– Точно не та? – еще раз переспросил Дух.
– Точно, – растерянно отозвался „санитар“. – Эта – худая, старая очень и с усами, а та была вроде помоложе и с виду попригляднее…
– Может, тебе она теперь старше кажется, оттого что мертвая?
– Да нет, Дух… та точно была помоложе, и усов не было.
– А по мне, – вступил в разговор второй „санитар“, – все бабы, которым больше сорока, на одно лицо. Поди их разбери…
– Да ты, Крыса, ее и не видел! Мне ее старушенция из морга показывала.
– Тихо! – заорал Дух. – Нечего по ерунде базарить! Оба хороши! Теперь-то что делать? Не возвращаться же в больницу – все равно в темноте нужную бабу не найдете, черт ее знает, куда она делась. Может, ее перевели или вообще выписали. Теперь от этой еще избавляться надо. – Он злобно покосился на труп Сырниковой.
– Толян! – окликнул Дух водителя. – Шпарь на Богословское кладбище!
Толян, привыкший к неожиданным переменам маршрута, резко крутанул руль и погнал машину на Охту.
Следя за многочисленными ямами и рытвинами, он не заметил, что от самой больницы за ними следуют „Жигули“ с выключенными фарами.
Алиса угнала эти „Жигули“, чтобы добраться ночью до больницы, не привлекая к своей персоне внимания таксистов или частных „извозчиков“.
Подъехав к больнице и уже собираясь пробраться внутрь и поближе познакомиться с наблюдательным человеком со второго этажа, она увидела, как двое санитаров выносят из здания неподвижное тело на носилках. Это показалось ей странным: людей на носилках приносят в больницу, а не уносят из нее, во всяком случае, по ночам. Из больницы люди либо выходят своими ногами, либо уезжают в венках и лентах на неказистых автобусах похоронной службы.
Присмотревшись к санитарам повнимательнее, Алиса узнала в одном из них бандита, который в компании с Духом и Вовчиком гонялся за ней минувшей ночью около морга.
Ситуация становилась подозрительной. Кого могут выносить бандиты из больницы? Наверняка того же человека, с которым хотела поговорить Алиса, свидетеля сцены возле морга. Что из этого следует? Может быть, бандиты не нашли косметичку и хотят узнать, кто ее взял? Бред! Если они косметичку не нашли, то откуда они могут знать о ее существовании? Может быть, они нашли ее, но хотят убедиться, что спрятала ее именно Алиса?
В любом случае за машиной бандитов стоило проследить.
И Алиса, не включая фар, двинулась за „Скорой помощью“.
Дорожное покрытие в городе и вообще-то оставляло желать лучшего, но если ехать по нему в темноте, да еще не включая фары, – это удовольствие не для слабонервных. „Жигули“ подбрасывало на выбоинах по десять раз в минуту. Алиса отбила себе все, что только можно, чуть не прикусила язык и радовалась одному: машина у нее краденая, и не ей после такого кросса придется заниматься ремонтом.
