Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Погонин Иван (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Господину надворному советнику мое почтение!
— Здравствуй, здравствуй, Городушкин. Как настроение?
— Хорошее, новогоднее. К Рождеству общество дороги нас наградило, можно и погулять.
— Гулять — это хорошо. Только кончится твое гулянье скоро.
— Это почему же? Деньги есть.
— А потому, что в казенном доме с вином тяжело. А уж я со смотрителем договорюсь, чтобы тебе оно и вовсе не доставалось.
— Изволите шутить, ваше высокоблагородие? За что меня в казенный дом? Я верой и правдой!
Кудревич коротко размахнулся и ударил осведомителя в левую скулу. Тот упал на могилу.
— За что?
— А ты прав, Городушкин. Нечего тебе делать в казенном доме. Не буду я тебя туда отправлять. Я лучше по-другому сделаю. Вызову кого-нибудь из «товарищей» на беседу, сам из кабинета выйду, а на столе забуду твою расписку о сотрудничестве. Тогда никакая тюрьма тебе не светит. Тебя где-нибудь здесь и похоронят. Без панихиды и покаяния.
Городушкина начало трясти.
— Чего я сделал-то?
— Вот именно, что ничего! Ты почему, пес, не сообщил мне о готовящемся эксе?
— Вы про почту? Дык не знал я ничего! Не наши там были, не деповские!
— А кто?
— Не знаю, ей-богу, не знаю, вот вам крест святой! — Городушкин часто-часто закрестился на купола Никитского монастыря.
— Следы к вам ведут.
— Какие следы?
Помощник исправника достал из кармана муляж бомбы.
— Скажи, есть у вас в депо такие трубы?
Городушкин внимательно осмотрел «бомбу».
— Труба обыкновенная. Трехдюймовка, таких везде полно.
— Где — везде? Где у нас в городе, кроме вашего депо, есть такие трубы? Назовешь хоть одно место, и я покаюсь в том, что тебе в зубы дал.
Городушкин молчал, опустив голову.
— Наша труба, ваше высокоблагородие. Но я знать не знал.
— Чего ты знать не знал?
— Что это для бомбы.
— Ну-ка, ну-ка, рассказывай!
— С месяц назад подошел ко мне Филька Трубицын — письмоводитель со станции. Росли мы вместе. Попросил он меня дать ему кусок трубы. Я спросил зачем, а он сказал — племяннице хочет игрушечное ведро сделать. А у Фильки, ваше высокоблагородие, руки из одного места растут, с самого детства. Ну, я кусок трубы отпилил, две дырки в нем просверлил, под ручку. Вот они, видите. — Городушкин показал на два отверстия. — Проволоки кусок нашел, ручку сделал. Из полешка кругляш выпилил и заместо дна вставил. Филька еще один такой же попросил, мол, на замену, вдруг один потеряется. Потом он в благодарность в буфет меня повел…
— А мне почему ничего не сказал?
— Про что? Про то, как Филькиной племяшке ведро делал?
— Ладно, Городушкин, не сердись на меня. Это я сгоряча. Поможет мне твой сегодняшний рассказ — вознагражу за скулу сторицей. Иди давай, встреча на этом же месте через неделю. Кто про скулу спросит, скажи, на Хлебной, за амбарами, подрался. Ступай!
За время болезни дел накопилось — немерено, по одному настольному реестру бумаг свыше сотни набралось. До обеда Тараканов исполнял бумаги и бегал по городу, занимаясь разными мелкими делами, потом обедал, надевал папкин старый тулуп, наклеивал бороду, которую Кудревич добыл в драматическом кружке при каширской библиотеке, и шел на станцию. Время подгадывал так, чтобы попадать к закрытию присутствия в станционной конторе. Три дня он, проявляя чудеса конспирации, провожал письмоводителя Трубицына до дома. Жил Филипп Иванович в пристанционном поселке, снимал комнату у вдовы Верхоглядовой.
На четвертый день Трубицын после службы домой не пошел, а сел на извозчика и направился в Каширу. Тараканов подбежал к другому «ваньке».
— В город!
Извозчик недоверчиво посмотрел на рваный тулуп Тараканова.
— А есть ли у тебя деньги, мил человек? До города двугривенный с пятачком.
— Есть, не сомневайся. — Тараканов достал из-за пазухи узелок, развязал его и показал «ваньке» рубль.
— Куда в городе изволите?
— На Московскую!
— Московская большая.
— Вези, там покажу.
Пока разговаривали, санки с Трубицыным успели отъехать сажен на пятьдесят. Но потом расстояние между преследуемым и преследователем не менялось: оба извозчика своих лошадей не насиловали, и они бежали небыстрой рысцой. У Успенского собора санки Трубицына остановились, он соскочил и пошел в сторону городского училища. Тараканов похлопал своего «ваньку» по спине.
— Здеся!
Пока Тараканов ждал сдачу, Трубицын успел скрыться внутри помещения. Окна училища были темны, и только в одном, во втором этаже, горел свет.
Тараканов зашел за ограду собора и встал в тени его крыльца. Через полчаса ему сделалось холодно. Он стал прыгать и хлопать себя по бокам, пытаясь согреться. Из школы никто не выходил часа два. Наконец, когда Тараканов окончательно замерз, дверь училища открылась. Первым вышел Трубицын и встал, держа дверь. Из школы одна за другой вышли две барышни, потом два молодых человека. Они пожали друг другу руки, Трубицын и один из молодых людей двинулись вверх по улице, а третий молодой человек и обе барышни пошли вниз.
Тараканов постоял еще пять минут и пошел в управление полиции. Следить за вышедшими из школы не было никакой необходимости, всех этих людей полицейский надзиратель прекрасно знал. Барышни — учительницы Назарова и Медведева, их провожатый — брат Медведевой Василий. Но интереснее всех была личность ушедшего с Трубицыным. Это был коллежский регистратор Нелюбов, почтово-телеграфный чиновник шестого разряда.
8
Производить обыск имел право только классный чин полиции, а таковых налицо было всего два, обыскать же предполагалось по крайней мере четыре жилища.
Организацией обысков занимался Кудревич. Он подрядил двух извозчиков, на которых они с Таракановым и тремя городовыми приехали к Верхоглядовой среди бела дня, в то время, когда Трубицын был на службе. Письмоводитель занимал комнатенку в одно окно, в которой из мебели были только кровать и трехногий табурет. Ничего предосудительного у письмоводителя найдено не было. Оставив в квартире Трубицына одного городового, которому было строго-настрого наказано вдову из квартиры не выпускать, а явившегося со службы письмоводителя арестовать и препроводить в управление полиции, помощник исправника и полицейский надзиратель поехали на квартиру Нелюбова. Тот жил один, даже без прислуги, в собственном доме, доставшемся в наследство от родителей. Приглашенный понятым дворник из соседнего многоквартирного дома с видимым удовольствием сломал дверь. В жилище почтового чиновника результаты обыска были более ощутимы. Кроме разной революционной макулатуры, лежавшей открыто и на шкапе, и на этажерке, в кровати Нелюбова, под матрасом, был найден сверток с трехрублевками на сумму в 900 рублей без малого. Входную дверь заколотили, опечатали, съездили за Нелюбовым в почтово-телеграфную контору и отвезли в полицейское управление. После этого классные чины разделились: помощник исправника, взяв двух городовых, поехал к дворянке Назаровой, а полицейский надзиратель со старшим городовым Гладышевым и занимающимся в полицейском управлении отставным зауряд-прапорщиком Перегудовым выдвинулись к народной учительнице, крестьянке Ямско-Слободской волости Каширского уезда Тульской губернии Медведевой.
В девичей комнатке учительницы полицейский надзиратель, кроме томика Маркса, испещренного карандашными пометами на полях, ничего не нашел. Брата Василия дома не оказалось.
Когда Тараканов подъехал к полицейскому управлению, то увидел у крыльца Кудревича, который, галантно подав руку, помогал госпоже Назаровой выбираться из санок. В другой руке помощник исправника держал бобровую шубу.
Арестантское помещение при полицейском управлении состояло из двух камер — маленькой дворянской и большой общей, поэтому задержанных сразу же после составления постановлений об аресте отправили в городскую тюрьму. Вскоре туда же был препровожден и Трубицын. При полицейском управлении остался только Нелюбов. Именно он показался Кудревичу наиболее подходящей фигурой для первого допроса. Да и похищенное было найдено именно у него.
