Неоновые джунгли - Макдональд Джон Данн (читать книги полностью txt) 📗
– Да, знаю, – ответил он, снова поднимая глаза к любимой книге о легендарном Майке Хаммере.
– Но я же просила тебя сказать папе, чтобы этих уголовников больше здесь не было! Разве нет? Ты что, забыл? Нам ведь здесь растить и воспитывать нашего мальчика! А потом, думаю, и девочку тоже... Потому что ни ты, ни я, похоже, мы оба с тобой отсюда, из этого трущобного дома, уже никогда не выберемся! Хотя в свое время, когда ты ухаживал за мной и очень меня хотел, ты обещал! Причем не один раз. Значит, надо стараться держаться подальше от уголовников, жуликов и бродяжек хотя бы в нашем собственном доме! Особенно если они прямо из вонючей тюрьмы. Ведь они будут жить, есть и спать вместе с нашими детьми! С нашими кровинушками. А я не хочу, слышишь, не хочу, чтобы к ним прикасались ни этот новый панк, ни эта чертова бродяжка Бонни!
– Да успокойся ты, ради бога! Орешь так, что тебя слышно там, внизу, на первом этаже.
– Ну и что? Пусть слышат! Что от этого может измениться? Моего мнения здесь все равно никто и никогда не спрашивает.
– А с чего это им его, кстати, надо спрашивать, золотце?
– А с того, что ты, например, хотя бы обратил внимание, как этот Верн Локтер на меня смотрел? Когда в первый раз пришел сюда...
– Это когда ты полуголая прыгала по прихожей? Интересно, чего другого можно было от него ожидать?
– Ты говоришь так, будто тебе, черт побери, все равно. Это так?
– Послушай, Доррис, может, хватит? Хотя бы на сегодня.
– Почему же это хватит? Давай, давай, продолжай! Унижай меня, обижай! Почему бы и нет? Старик все равно тебя никуда не отпустит. Ты ведь теперь его единственный сын! Единственный и сын, и мальчик-полудурок, который все вечера болтается неизвестно где. Иногда вплоть, до самого утра! Нет, нет, он никогда не даст тебе уйти, ни-ког-да! Кто-кто, но только не он! Не этот старый хрыч. Он специально никогда не будет платить нам достаточно для того, чтобы мы смогли уехать отсюда. Потому что это будет навсегда! На-всег-да! Это ловушка, Уолтер. Ловушка длиной во всю оставшуюся жизнь! Мы здесь застряли навсегда. Так что, пока не поздно, уж лучше, как говорят, посмотреть правде в глаза!
– А может, золотце мое ненаглядное, тебе все-таки лучше перестать нести несусветную чушь, не распаляться понапрасну, а просто пойти спать? Причем чем скорее, тем лучше!
– Чтобы не мешать тебе наслаждаться твоей бульварной книжонкой, где твой любимый Майк Хаммер без остановки укладывает в свою постель блондинок со здоровенными грудями? Чтобы тебе не надо было слышать мой голос? Чтобы тебе не надо было делать вид, будто... О господи, ну за что, скажи, за что мне это наказание?
– Ну ладно, хватит! Спокойной ночи, Доррис!.. Для особо одаренных повторяю еще раз: спокойной тебе ночи!
Она бросила на него долгий осуждающий взгляд, затем резким движением выдернула свою ночную пижаму из кипы белья в настенном шкафу, гневно прошла, нет, скорее прошествовала в соседнюю комнату и с громким стуком захлопнула дверь. Он с глубоким вздохом облегчения снова открыл книгу и попытался продолжить любимое чтение. Но у него почему-то ничего не получалось. Нет, после таких разговоров сначала надо постараться хоть немного успокоиться. Уолтер отбросил книжку в сторону, протянув руку, взял из стеклянной пепельницы огрызок все той же самой «чертовой вонючей» сигары, снова ее прикурил, откинулся на подушки и с удовольствием глубоко затянулся.
Интересно, неужели против него здесь зреет какой-то заговор? Зачем? Почему? Господь свидетель, ведь он никогда не хотел тут жить и тем более работать! В бакалейном-то магазине! Вот Генри, тот совсем другое дело. Тогда, давным-давно, ему все это почему-то очень даже нравилось... Странно, что он больше никогда его не увидит. Вот когда еще была жива мама, а Тина была еще совсем маленькой, так что не умела даже толком ходить, тогда магазин находился прямо в доме и они с Генри тайком пробирались в него, чтобы что-нибудь «своровать», а папа и другие со смехом и громкими, якобы гневными, проклятиями прогоняли их оттуда...
Нет, он никогда не хотел здесь оставаться и работать в бакалейном магазине родного отца. Ни за что и ни-ког-да! Поэтому он даже не пожалел времени и усилий, чтобы окончить специальные курсы бизнеса и иметь реальную возможность послать это семейное бакалейное дело к чертовой матери, найти себе другую работу и навсегда отсюда уехать. Чтобы только по праздникам присылать поздравительные открытки... Ведь ему уже двадцать семь, а скоро, слишком, черт побери, скоро будет целых двадцать восемь! Когда Генри забрали в армию, ему, хотя он был и старшим братом, пришлось бросить свое почтовое дело, вернуться домой, чтобы помочь семье. Из-за этого Доррис устраивала ему немало шумных скандалов. Но вот Генри уже нет и никогда больше не будет, а это... это значит, что и ему теперь никогда и никуда отсюда не деться! Вот так... А значит, и законная жена Доррис тоже теперь будет всю оставшуюся жизнь каждый день его пилить и пилить, пилить и пилить... Ну а когда появится ребенок, все, скорее всего, станет еще хуже. Намного хуже!
Сейчас она лежит в соседней комнате и, наверное, тоже еще не спит, а ворочается, переживает... Надо же, а какая Доррис была тогда... Он вспомнил, как еще в предпоследнем классе школы начал на нее заглядываться. Все больше и больше. Доррис Антонелли, итальянка по происхождению, сидела чуть впереди от него по диагонали... И он смотрел на ее горделивый профиль, на казавшиеся бесконечно элегантными жесты рук, отчего его бедное, еще совсем детское сердечко начинало громко стучать... Или как, сидя на уроке математики с неестественно прямой спиной, она небрежным жестом засовывала желтый карандаш в свою густую копну иссиня-черных волос, как одним стремительным взглядом умела осмотреть все вокруг, а затем выразительно, всегда с каким-то скрытым значением – которого, естественно, тогда никто из них не понимал, да и не хотел понимать – подчеркнуто медленно облизывала языком нижнюю губу.
Сначала они, вроде бы случайно, но все чаще и чаще сталкивались в вестибюле, потом он начал приглашать ее в кино, местные кафешки, пивные бары. Ее родители были самыми настоящими моралистами. И что, наверное, еще хуже – не просто моралистами, а самыми настоящими американскими моралистами! Их строгость по отношению к родной дочери была, мягко говоря, безграничной. Они частенько выходили в так называемые «светские гости», и он до сих пор помнит, как испытал искренний шок, когда в тот самый ледяной январский вечер, когда он наконец-то ощутил долгожданный сладкий вкус ее мягких губ, ему так и не позволили войти к ним, в результате чего ему пришлось идти домой несколько миль пешком, поскольку последний автобус к тому времени уже давно ушел. Тогда его единственным утешением было только совсем свежее воспоминание о мягких, теплых губах самой красивой девушки в мире! Тогда, только тогда она была самой красивой девушкой во всем мире! Ну а потом шаг за шагом все становилось иначе...
Шел их последний выпускной год в школе, и они встречались уже, как минимум, три-четыре раза в неделю. Иногда ходили в кино, в бары, иногда просто гуляли, иногда подолгу сидели на диване в гостиной ее дома... До тех пор, пока ее старик не высовывал из кухни лохматую голову и, подчеркнуто громко кашлянув пару раз, не напоминал им, сколько уже времени. Сейчас даже просто смешно вспоминать, сколько они тогда говорили. А ведь говорили, говорили, говорили! Говорили без начала и без конца. Да, это молодость... Эх, если бы им удалось сохранить хоть часть тех душевных разговоров, если бы они могли поговорить так же сегодня, все, вполне возможно, пошло бы совсем по-другому...
Но тогда о женитьбе Уолтер еще и не думал. Ему очень хотелось просто ее иметь, только и всего. Причем то, как Доррис вела себя с ним, вроде бы позволяло думать, что она тоже совсем не против, однако почему-то всегда получалось так, что, когда в принципе это было возможно, они обязательно либо оказывались совсем не в том месте, либо что-то не получалось по времени... Ей каким-то неведомым для него образом в такие моменты всегда удавалось в этом смысле быть практически в полной безопасности!
