Прах к праху - Джордж Элизабет (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗
– Что? Ты сбрендил, Джим? Ты разговаривал с этими ничтожествами?
– Дер, – сказала Джинни.
– Эй! – он повернулся к мистеру Фрискину. – Разве ты был там не для того, чтобы он молчал в тряпочку?
По-видимому, привыкший к общению с клиентами, переживающими эмоциональное потрясение, мистер Фрискин объяснил, что Джимми, судя по всему, сам захотел говорить. И, похоже, говорил добровольно, о чем свидетельствует магнитофонная запись, сделанная во время допроса, запись, которую по его настоянию дали прослушать. Никаких признаков принуждения там не…
– Черт бы тебя побрал, Джим! – Дер влетел в гостиную. – Ты позволил этим недоноскам записать себя на пленку?
Джимми ничего не сказал. Он стоял в такой позе, что казалось, будто у него тает позвоночник. Голова повисла, вместо живота – впадина.
– Джим, я же тебя просила. Я же просила. Почему ты меня не послушал? – Да он даже и на человека-то не похож, подумала Джинни, так, грязная надувная кукла, из которой понемногу через дырочку выходит воздух. Он стоял молча, предоставляя Деру всласть поиздеваться над собой, так как знал, что его молчание поможет быстрее закончить разговор. – Ты что-нибудь ел, Джим? – спросила Джинни.
– Ел? Ел? Ел? – Голос Дера так и взвился. – Он ничего не получит, пока не ответит на наши вопросы. И немедленно. – Он схватил мальчика за руку, и Джимми дернулся вперед, безвольно, как соломенная кукла. Джинни увидела, как вздулись мышцы на руке брата. – Отвечай, придурок! – Дер уставился племяннику в лицо. – Говори с нами, как ты говорил с легавыми. Отвечай, и как следует!
– Это ничего не даст, – сказал мистер Фрискин. – Мальчик пережил потрясение, от которого с трудом оправился бы и взрослый.
– Я тебе покажу потрясение, – прорычал Деррик, приближая свое лицо к самому лицу мистера Фрискина.
Адвокат и бровью не повел. Спокойно и в высшей степени вежливо он произнес:
– Мисс Купер, пожалуйста, примите решение. Кому вы желаете доверить ведение дела вашего сына?
– Дер, – примирительно сказала Джин. – Оставь Джима. Мистер Фрискин знает, как лучше.
Деррик выпустил руку Джимми, безвольную, как желе.
– Кретин чертов, – бросил он. Брызги слюны попали Джимми на щеку. Он сморщился, но слюну не вытер.
Джинни сказала брату:
– Иди наверх к Стэну. Его беспрерывно рвет, как увезли Джимми.
Краем глаза она заметила, что ее старший сын поднял голову при этих словах, но когда Джин к нему повернулась, голова его опять была опущена.
– Да, хорошо, – ответил Дер и, бросив злобный взгляд на Джимми и мистера Фрискина, стал подниматься по лестнице, крича: – Эй, Стэн! Ты все еще от унитаза оторваться не можешь?
– Извините, – сказала Джинни, обращаясь к адвокату. – Дер частенько сперва скажет, а потом подумает.
Мистер Фрискин принялся уверять, что, дескать, дело обычное: ничего страшного, если дядя подозреваемого наседает на адвоката, пыхтя как разъяренный бык. Он объяснил, что Джимми отдал ботинки по просьбе полиции, что сам разрешил взять у него отпечатки пальцев, сфотографировать его, срезать у него несколько прядок волос.
– Волос? – Она устремила взгляд на спутанную шевелюру сына.
– Они или сравнивают их с волосками, найденными в коттедже, или делают анализ на ДНК. В первом случае, их специалисты дадут заключение через несколько часов. Во втором – мы получим несколько недель.
– Что все это значит?
Они ведут следствие, пояснил мистер Фрискин. Полного признания они еще не имеют.
– Но разве они не получили всего, что им было надо?
– Чтобы задержать его? Предъявить обвинение? – Мистер Фрискин кивнул. – При желании.
– Тогда почему они его отпустили? Ведь, значит, все закончилось?
Нет, ответил ей мистер Фрискин, это не конец. У них в рукаве какой-то козырь. Мисс Купер может быть уверена, что они еще наведаются. Но когда это случится, он будет рядом с Джимми. Больше полиции не удастся допрашивать мальчика, оставаясь с ним один на один.
– У тебя есть вопросы, Джим? – спросил он, и когда Джимми вместо ответа наклонил голову набок, подал Джинни свою визитку со словами: – Постарайтесь не волноваться, мисс Купер, – и ушел.
Едва за ним закрылась дверь, как Джинни окликнула сына:
– Джим? – Она взяла у него из рук пакет и положила на кофейный столик с такой осторожностью, словно в нем было стекло ручной работы. Джимми остался на месте – вес тела перенесен на одну ногу, правая рука стискивает локоть левой. Поджал ступни, будто от холода. – Дать тебе тапочки? – спросила его Джинни. Он поднял и опустил плечо. – Я подогрею суп. У меня есть томатный с рисом, Джим. Идем.
Она ожидала сопротивления, но он последовал за ней на кухню. Не успел он сесть к столу, как задняя дверь со скрипом отворилась и вошла Шэр. Закрыв дверь, она прислонилась к ней спиной, не выпуская ручки. Нос у девочки был красный, стекла очков в пятнах слез. Молча, вытаращив глаза, она смотрела на брата. Потом сглотнула, и Джинни заметила, как дрогнули ее губы в попытке произнести слово «папа». Джинни повела головой в сторону лестницы. Шэр, казалось, хотела воспротивиться, но в последний момент всхлипнула, бросилась вон из кухни и затопала верх по лестнице.
Джимми тяжело опустился на стул. Джин открыла жестянку, вылила суп в кастрюльку, поставила ее на плиту и нажала на кнопку поджига, но после двух попыток ей так и не удалось зажечь газ.
– Черт, – пробормотала она.
Джинни знала, как драгоценна эта минута наедине с сыном. Понимала, что малейшего сбоя в ходе этой драгоценной минуты достаточно, чтобы все погубить. А этого допустить было нельзя, пока она не узнает.
Она услышала, что Джимми шевельнулся, скрипнул отодвигаемый стул. Надеясь удержать его, Джин торопливо произнесла:
– Надо покупать новую плиту. – И добавила: – Сейчас все будет готово, Джим.
Но он не ушел, а достал из ящика коробок спичек и зажег газ. Спичка догорела в его пальцах до конца, как вечером в пятницу. Только в отличие от пятницы Джинни была ближе к нему, поэтому успела задуть пламя, пока оно не добралось до кожи.
Он уже перерос ее, вдруг осознала Джинни. Скоро догонит отца.
– В полиции тебя не били? – спросила она. – Не мучили? – Он покачал головой, повернулся, чтобы уйти, но Джинни удержала его за руку. Он попытался вырваться, но она держала крепко.
Два дня страданий – достаточно, решила она. Два дня мысленных причитаний: «Нет, я не хочу, нет, я не могу», не принесли ей ни знания того, что случилось, ни понимания, ни, более того, душевного покоя. Каким образом я потеряла тебя, Джимми? – спрашивала она себя. Где? Когда? Я хотела быть сильной для всех нас, но кончила тем, что оттолкнула тебя, когда ты во мне нуждался. Я думала: если я покажу, что могу выдержать все удары и не сломаться, вы трое тоже научитесь держать удар. Но из этого ничего не вышло, да, Джимми? Все получилось совсем не так.
И поскольку она поняла, что наконец-то достигла такой степени осознания, какой никогда не достигала раньше, она нашла в себе мужество.
– Расскажи мне, что ты говорил в полиции, – попросила она.
Лицо его застыло – сначала глаза, потом рот и челюсть. Он не сделал новой попытки вырваться, но отвел глаза.
– Расскажи мне, – повторила она. – Поговори со мной, Джимми. Я делала ошибки, но я хотела как лучше. Ты должен знать это, сын. И еще ты должен знать, что я тебя люблю. Всегда любила. Ты должен сейчас со мной поговорить. Мне надо знать о тебе и вечере в среду.
Он сильно вздрогнул – словно судорога прошла по телу. Джинни с осторожностью чуть сильнее сжала его запястье, и на этот раз Джимми не стал вырываться. Ее рука с запястья поползла вверх, она погладила его руку, плечо, осмелилась коснуться волос.
– Скажи мне, – взмолилась она, – поговори со мной, сынок. – И добавила то, что должна была добавить, но во что ни на минуту не верила и не знала, как выполнить: – Я никому не позволю тебя обидеть, Джим. Мы как-нибудь из этого выпутаемся. Но мне нужно знать, что ты им сказал.
