Убийца, мой приятель (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗

Взорвись здесь одна из их дьявольских бомб, это не вызвало бы такого изумления. Все взоры останавливались попеременно то на мне, то на вновь прибывшем агенте.

– Если вы и в самом деле Густав Берджер, – проговорил наконец Петрухин, – кто же тогда этот человек, с которым мы сейчас разговаривали?

– Вот мои верительные письма, они докажут вам, что я – Густав Берджер, – сказал незнакомец, бросая на стол пакет. – Кто же этот человек, я не имею ни малейшего понятия. Но если он явился на собрание под вымышленным именем, ясно, что он не должен вынести отсюда ни единого слова из услышанного. Скажите, – прибавил он, обращаясь ко мне, – кто вы и чем занимаетесь?

Я почувствовал, что час мой пробил. Револьвер лежал у меня в кармане сбоку, но что было толку в нём, дойди дело до схватки с этим сборищем головорезов? Я нащупал, однако, его рукоятку – так утопающий хватается за соломинку – и попытался сохранять хладнокровие, глядя на суровые мстительные лица, обращённые ко мне.

– Господа, – сказал я, – роль, которую я сыграл в этот вечер, была непреднамеренной с моей стороны. Я не полицейский шпион, как это вам, быть может, подумалось, но и не принадлежу к вашему почтенному сообществу. Я безобидный коммерсант, торговец хлебом, из-за удивительной ошибки помимо своей воли попавший в столь затруднительное положение.

На мгновение я умолк. Не знаю, только ли мне показалось, или я действительно услышал какой-то непонятный звук на улице – звук как бы тихих, крадущихся шагов. Нет, всё прекратилось; скорее всего, то было биение моего собственного сердца.

– Нет нужды говорить, – продолжил я как можно торжественнее, – что всё, что я слышал сегодня, будет свято сохранено. Клянусь честью, как джентльмен, что ни одно слово не будет выдано мною.

Известно, что чувства людей, попавших в большую физическую опасность, страшно обостряются, и, может быть даже, воображение в это время играет с ними странные шутки… Садясь, я повернулся спиною к двери и мог бы присягнуть, что слышал за нею чьё-то прерывистое дыхание. Быть может, это были те трое, кого я видел при исполнении их ужасных обязанностей, почуявшие, как ястребы, новую жертву.

Я оглядел сидевших. Всё те же жестокие, непреклонные лица, и ни тени сочувствия. Я взвёл в кармане курок револьвера.

Настала томительная тишина; суровый хриплый голос Петрухина нарушил её.

– Обещания легко даются и так же легко нарушаются, – изрёк он. – Есть только один способ обеспечить вечное молчание. Речь идёт о нашей жизни или о вашей. Пусть скажет своё слово старший между нами.

– Вы правы, – сказал агент из Англии. – Есть только один выход. Этот человек должен пойти в расход.

Я знал уже, что? это означает на их секретном жаргоне, и вскочил на ноги.

– Клянусь Небом, – крикнул я, упёршись спиною в дверь, – вы не убьёте свободного англичанина, как барана! Первый же из вас, кто сунется, сразу отправится на тот свет!

Один из них бросился на меня. Я увидел по направлению прицела блеск ножа и дьявольское лицо Густава Берджера. Я спустил курок… и одновременно с хриплым воплем негодяя из Англии оказался брошен на землю страшным ударом сзади. Оглушённый и придавленный чем-то тяжёлым, я слышал над собой шумные крики и звуки ударов, а затем потерял сознание.

Очнулся я среди обломков двери. Напротив сидела дюжина людей, только что судивших меня; они были связаны по двое, их стерегли русские жандармы.

Около меня лежало тело горемычного английского агента; лицо его было обезображено выстрелом. Алексей и Петрухин также лежали на полу, истекая кровью…

– Ну-с, молодой человек, – раздался сердечный голос надо мною, – вы счастливо отделались.

Я взглянул вверх и узнал моего черноглазого знакомца по железнодорожному купе.

– Вставайте, – продолжил он, – вы только немного оглушены, кости целы. Немудрено, что я принял вас за агента нигилистов, коль они сами ошиблись. Как бы то ни было, вы единственный посторонний, который выбрался из этого логовища живым. Пойдёмте со мною наверх. Теперь я знаю, кто вы. Я провожу вас к господину Демидову. Нет, нет, не ходите туда! – воскликнул он, когда я было направился к двери комнаты, в которую меня отвели вначале. – Подальше отсюда! Для одного дня вы насмотрелись достаточно ужасов. Подите-ка сюда и выпейте рюмочку.

Пока мы шли в гостиницу, он объяснил мне, что жолтевская полиция, начальником которой он состоит, получила соответствующее донесение и уже несколько дней ожидала приезда нигилистского посла. Моё появление в этом глухом местечке, таинственный вид и английские наклейки на чемоданчике Грегори довершили дело.

Мало что остаётся добавить. Мои друзья-социалисты были или сосланы в Сибирь, или казнены. Поручение своё я исполнил, к полному удовлетворению моих хозяев, и получил обещанное повышение. Надо признать, мои виды на будущее значительно изменились к лучшему после того кошмарного вечера, одно воспоминание о котором до сих пор заставляет меня содрогаться от ужаса.

Кровавая расправа на Мэнор-плейс [7]

Люди, изучавшие психологию преступления, знают, что главной его основой является непомерно развитый эгоизм. Себялюбец такого рода теряет всякое чувство меры, он только и думает что о себе; вся цель его заключается в том, чтобы удовлетворить собственные желания и прихоти. Что касается других людей, то соображения об их благе и интересах себялюбцу чужды и непонятны.

Порой случается, что к преступлению человека побуждают импульсивность его характера, мечтательность или ревность. Всё это бывает, но самая опасная, самая отталкивающая преступность та, что основана на себялюбии, доведённом до безумия. В английской литературе тип такого эгоиста выведен в лице сэра Виллоугби Паттерна. Сей господин безобиден и даже забавен до той поры, пока желания его удовлетворяются, но затроньте его интересы, не выполните какого-либо его желания – и этот безобидный человек начинает делать ужасные вещи. Гексли сказал где-то, что жизнь человеческая – это игра с невидимым партнёром. Попробуйте сделать в игре ошибку, и ваш невидимый партнёр сейчас же вас за эту ошибку накажет. Если Гексли прав, то приходится признать, что самой грубой и непростительной ошибкой в игре жизни является непомерный эгоизм. За ошибку подобного свойства человеку приходится более всего расплачиваться – разве только посторонние, следящие за игрой, не сжалятся над ним и не примут на себя часть проигрыша.

Я предлагаю познакомиться с историей Уильяма Годфри Янгмена, и вы убедитесь, при каких странных порой условиях приходится человеку платить за совершённые им ошибки. Ознакомясь с историей Янгмена, вы убедитесь также, что эгоизм не есть невинная шалость. Это коренное, основное зло жизни, ведущее к ужасным последствиям.

Приблизительно в сорока милях от Лондона и в близком соседстве с Тонбридж-Уэльсом, модным некогда курортом, есть небольшой городок Уодхерст. Город этот находится почти на самой границе Сассекского и Кентского графств. Местность богатая, живописная, и фермеры благоденствуют, сбывая свои продукты в Лондон, благо тот находится неподалёку.

В 1860 году здесь жил некто Стритер. Он был фермером, вёл небольшое хозяйство, и была у него дочь, очень красивая девушка. Звали её Мэри Уэльс Стритер. Ей было лет двадцать; высокая ростом и сильная, она прекрасно знала всю деревенскую работу, но в то же время бывала и в городе, где у неё имелись знакомые.

Был у Мэри Стритер приятель, молодой человек двадцати пяти лет. Познакомилась она с ним случайно, в одну из своих поездок в город. Девушка ему очень понравилась, он сделал визит в Уодхерст и даже ночевал в доме отца Мэри. Стритер не отнёсся к ухаживанию дурно. Ему, видимо, понравился этот бойкий и красивый молодой человек. Разговаривал тот интересно, оказался отличным собеседником, был весьма общителен. Неопределённые и неясные ответы он давал только в одном-единственном случае, а именно когда Стритер расспрашивал, чем тот занимается и каковы его виды на будущее.