Саван для соловья (Тайна «Найтингейла») - Джеймс Филлис Дороти (книги регистрация онлайн .txt) 📗
И если кто-то из обвиняемых из Фельсенхама был жив, они все были далеко не молоды. Ирмгард Гробель самой уже было сорок три года. Это все была такая древняя история. Она вспомнилась только потому, что соприкасалась с сегодняшним делом. Он сказал:
— Это происходило так давно! Неужели ради сохранения этой тайны стоит убивать? Кому сейчас это надо, на самом деле? Разве официальная политика не призывает «забыть и простить»?
— Мы, англичане, хорошо умеем прощать своих врагов, это избавляет нас от обязанности любить своих друзей. Посмотрите на эту книгу, Мастерсон. Что вы заметили?
Мастерсон раскрыл страницы, слегка их потряс, поднял книгу на уровень глаз и осмотрел переплет. Потом он снова положил ее на стол и надавил на страницы посредине. Там, завалившись в глубину складок, лежало несколько песчинок.
Делглиш сказал:
— Мы послали образец на анализ в лабораторию, но в результате можно не сомневаться. Этот песок почти наверняка из одного из пожарных ведер в Найтингейл-Хаус.
— Так, значит, именно там книга была спрятана, пока он, или она, не смог вернуть ее в библиотеку. Один и тот же человек спрятал и книгу, и опрыскиватель для роз. Все просто, сэр.
— Слишком просто, вам не кажется? — спросил Делглиш.
Но сержант Мастерсон припомнил кое-что еще:
— Та брошюра, которую мы нашли в комнате Пирс! Она ведь была о работе Убежища для жертв войны с фашизмом в Суффолке? Предположим, Пирс посылала за пей? Не пеклась ли она о наказании, соответствующем преступлению?
— Я думаю, это так. Мы свяжемся с этой организацией утром и выясним, что она им обещала, если обещала вообще. И мы еще раз поговорим с Куртни-Бригсом. Он был в Найтингейл-Хаус примерно в то время, когда умерла Фоллон. Когда мы узнаем, с кем он приходил увидеться или для чего, мы сможем приблизиться к раскрытию этого дела. Но все это должно ждать до завтрашнего дня.
Мастерсон подавил зевок. Он сказал:
— Завтра, сэр, наступило уже почти три часа назад.
2
Если ночной портье в «Фальконерс армс» и был удивлен столь поздним возвращением двух постояльцев — один из которых был явно болен, у него была демонстративно перебинтована голова, — он был приучен не показывать это. Его вопрос, не сможет ли он быть чем-то полезен джентльменам, был задан автоматически; ответ Мастерсоиа был едва вежлив. Они поднялись на три пролета по ступенькам на свой этаж, поскольку старомодный лифт работал ненадежно и шумно. Делглиш, упрямо решивший не показывать свою слабость перед сержантом, заставил себя подниматься по лестнице, не держась за перила. Он знал, что это было глупое тщеславие, и, когда он добрался до своей комнаты, ему пришлось расплатиться за это. Он так ослабел, что был вынужден на минуту прислониться к двери, прежде чем смог неверными шагами дойти до умывальника. Он уцепился за краны, чтобы не упасть. Пока его болезненно рвало, он упирался в предплечье лбом. Не поднимая головы, он отвернул правый кран. Из него полилась ледяная вода. Он поплескал водой себе в лицо и сделал несколько глотков из сложенных ковшиком рук. И сразу же почувствовал себя лучше.
Он долго не мог заснуть. Забинтованный кокон головы было трудно удобно пристроить на подушках, а потеря крови, казалось, вызвала сверхъестественную активность мозга, яркую и отчаянно сопротивлявшуюся сну. Когда он наконец задремал, то лишь для того, чтобы увидеть сон. Он шел по территории больницы с Мейвис Гиринг. Она по-девчоночьи мелькала между деревьями, размахивая своими садовыми ножницами, и мяукала, как котенок: «Удивительно, что здесь можно отыскать цветы для выставки даже в это мертвое время года».
Ему не казалось странным ни то, что она срезала распустившиеся красные розы с мертвых веток, ни то, что никто из них не обратил внимание на тело Мэри Тейлор, чья белая шея была туго перехвачена шнуром висельника, когда она плавно покачивалась на одном из суков.
Под утро он заснул крепче. Но, несмотря на это, резкий настойчивый звонок телефона разбудил его, и он мгновенно пришел в себя. Освещенный циферблат дорожных часов показывал пять часов сорок девять минут утра. Он с трудом оторвал голову от плоской подушки и потянулся к трубке. Голос был абсолютно бесцветным. Но в то же время он знал, что мог бы отличить его от голоса любой другой женщины в мире.
— Мистер Делглиш? Это Мэри Тейлор. Извините, что я беспокою вас, но я подумала, что вы предпочли бы, чтобы я все-таки позвонила. У нас здесь пожар. Ничего опасного: он на территории. Похоже, что он начался в заброшенной сторожке садовника примерно в пятидесяти ярдах от Найтингейл-Хаус. Само здание находится в безопасности, но огонь очень быстро распространился по деревьям.
Делглиш был поражен, насколько ясно он мог соображать. Его рана больше не болела. Он чувствовал, что его мысли были в буквальном смысле легкими, и понадобилось дотронуться до тугой бинтовой повязки, чтобы убедиться, что она все еще там. Он сказал:
— Морэг Смит. С ней все в порядке? Она пользовалась этой сторожкой как своего рода убежищем.
— Я знаю. Она рассказала мне об этом вечером, после того как привела вас. Я предоставила ей здесь на ночь койку. Морэг в безопасности. Это первое, что я проверила.
— А другие в Найтингейл-Хаус? Наступила тишина. Когда она заговорила, ее голос звучал более жестко:
— Я сейчас проверю. Мне не пришло это в голову…
— Разумеется, нет. Почему это должно было прийти вам в голову? Я сейчас приеду.
— В этом есть необходимость? Мистер Куртни-Бригс настойчиво повторял, что вам нужен отдых. Пожарная бригада держит ситуацию под контролем. В первый момент они опасались, что огонь угрожает Найтингейл-Хаус, но потом срубили несколько ближайших деревьев. Пожар должны потушить где-то через полчаса. Может быть, вы дождетесь утра?
— Я приеду сейчас же, — ответил он.
Мастерсон лежал на спине, сраженный усталостью, его тяжелое лицо ничего не выражало во сне, рот был полуоткрыт. Потребовалась почти минута, чтобы разбудить его. Делглиш предпочел бы оставить его в сонном оцепенении, по он знал, что в своем теперешнем ослабленном состоянии не сможет вести машину. Мастерсон, которого наконец удалось растормошить, выслушал указания своего старшего инспектора без комментариев, потом в обиженном молчании натянул на себя одежду. Он был слишком благоразумен, чтобы обсуждать решение Делглиша вернуться в Найтингейл-Хаус, но по его угрюмому поведению было очевидно, что он считает экскурсию ненужной, и короткая дорога до больницы прошла в молчании.
Красное зарево пожара они заметили на ночном небе задолго до того, как стала видна больница, и когда они проезжали через открытые ворота Винчестер-роуд, услышали трескучее стаккато горящих деревьев, почувствовали густой, навевающий воспоминания аромат тлеющей древесины, сильный и сладковатый в холодном воздухе. Он вывел Мастерсона из состояния угрюмой обиды. Сержант вдохнул его с шумным наслаждением и с искренней радостью сказал:
— Я люблю этот запах, сэр. Он напоминает мне детство, кажется. Летние лагеря бойскаутов. Лежишь, завернувшись в одеяло около лагерного костра, а искры взмывают вверх и исчезают в ночи. Чертовски здорово, когда тебе тринадцать лет и ты командуешь патрулем, — ощущение власти и славы в этом возрасте сильнее, чем ты когда-либо снова сможешь испытать. Вы это знаете, сэр?
Делглиш не знал. Его одинокое уединенное детство было лишено подобных дикарских радостей. Но было интересно, трогательно и полезно заглянуть в характер Мастерсоиа. Командир патруля бойскаутов, почему бы и нет? Другое происхождение, другой поворот судьбы, и он легко мог бы стать главарем уличной банды, присущие ему амбициозность и безжалостность оказались бы направлены в менее конформистское русло.
Мастерсон подъехал на машине к деревьям на безопасное расстояние, и они пошли к огню. Словно по невысказанной договоренности, они остановились и замерли рядом в тени деревьев, наблюдая за пожаром в молчании. Похоже было, что их никто не заметил, никто к ним не подошел. Пожарные продолжали свою работу. У них было только одно устройство, и они, видимо, тянули шланг из Найтингейл-Хаус. Огонь уже был полностью под контролем, но все еще выглядел живописно. Сторожка почти совсем сгорела, оставив только круг черной земли, показывавший, где она когда-то стояла; окружающие ее деревья превратились в почерневшие виселицы, изогнувшиеся и искореженные, словно в агонии. В отдалении несколько деревьев еще отчаянно горели, потрескивая и шипя под струями из шланга. Одинокий язык пламени, извивавшийся и метавшийся в жестких порывах ветра, прыгал с одной верхушки на другую и горел на них печальным огнем свечи, пока его не гасила безошибочным ударом струя из шланга. Они видели, как высокое хвойное дерево в одну секунду охватило пламя, взорвавшись дождем золотистых иголок. Раздался тихий возглас восхищения, и Делглиш заметил, что небольшая группа одетых в черные плащи студенток, которые наблюдали пожар, стоя на расстоянии, незаметно подтянулась ближе. Огонь на мгновение осветил их лица, и он подумал, что узнал Мадлен Гудейл и Джулию Пардоу. Потом он увидел высокую, безошибочно узнаваемую фигуру Матроны, двинувшуюся к ним. Она произнесла несколько слов, и маленькая группа повернулась и неохотно растворилась среди деревьев. Именно тогда она увидела Делглиша. На мгновение она застыла абсолютно неподвижно. Завернутая в длинный черный плащ, с отброшенным назад капюшоном, она стояла на фоне одинокого деревца как жертва перед закланием, пламя огня плясало позади нее, и его свет падал па ее белую кожу, Потом она медленно подошла к нему. Он отметил, что ее лицо было очень бледно. Она сказала:
