Чуть свет, с собакою вдвоем - Аткинсон Кейт (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Высоко над самым миром.Она струсила. Как можно так поступать с ребенком? Совсем ведь кроха. Бедная крохотуля. Шумное старое сердце Тилли разрывалось. Если б у Тилли был ребенок, она бы кутала его в овчинку и носилась бы с ним как с яйцом, гладким и круглым. Она потеряла ребенка, еще в Сохо. Выкидыш, но она никому не сказала. Ну, только Фиби. Фиби, которая уговаривала ее избавиться от ребенка, мол, у нее есть один врач на Харли-стрит. Все равно, говорила, что к зубному сходить. Тилли такое и в страшном сне не приснится. Ребенок прожил в ней почти пять месяцев, угнездился внутри ореховой соней, а потом она его потеряла. Настоящий уже был ребенок. Сейчас, наверное, спасли бы. «Оно и к лучшему», — высказалась Фиби.
Больше такого не повторялось, — видимо, Тилли избегала. Может, если б она вышла замуж, нашла бы хорошего мужчину, поменьше думала о карьере. Сейчас бы за юбки цеплялось семейство, сильный сын или ласковая дочь, внуки. У нее была бы жизнь,она бы не торчала в этой глухомани. Тилли и сама с севера (давно это было), но теперь север ее пугал — что город, что деревня. С севера— точно ветер, точно Снежная королева.
Тилли понимала, отчего первые люди решили переселяться из Африки, но вот зачем они пошли дальше ближних графств — убей не понять. Какая она дура, надо было поехать в Харрогит, погулять по одежным лавкам, пообедать «У Бетти». Как же она не сообразила. Ни татуированной тетки, ни бедного ребенка не видать. Подумать страшно, каково этой девочке живется. Надо было помочь, ах как надо было. Тилли ослепла от слез.
В газетном киоске она купила «Телеграф», пачку «Холлс-Ментолипт» от горла (чтобы связки работали) и батончик «Кэдбери фрут-энд-нат» себе в утешение. Выходные — это значит не кормят. Тилли любила еду на площадке — обильные жареные завтраки, настоящие пудинги с заварным кремом. Сама она стряпала ужасно, дома жила на тостах с сыром.
Мелочи не нашлось, и она протянула девушке за стойкой двадцатку, однако девушка дала сдачу с десяти.
— Простите, — промямлила Тилли — ругаться невыносимо, — но я вам дала двадцать.
Девушка глянула равнодушно и ответила:
— Вы дали десять.
— Нет-нет, извините, я дала двадцать, — сказала Тилли.
Все нутро от этого спора скрутило в узел. Сколько лет прошло — спасибо отцу. Уж он-тоникогда не ошибался. Крупный задиристый мужчина, филе трески хлопал на мраморный прилавок, точно урок этой треске преподавал. Да и Тилли получила от него пару уроков. В итоге сбежала, больше не возвращалась на Землю Зеленого Имбиря, в Сохо стала новым человеком, как многие и многие девчонки до нее.
— Я дала двадцать, — мягко повторила она. Накатывала обида. Успокойся, сказала она себе, успокойся. Дыши, МатильдаI
Девушка за стойкой извлекла из кассы десятку, предъявила, словно других доказательств не требуется. Но это же может быть любая десятка! Сердце неприятно громыхало у Тилли в груди.
— Я давала вам двадцать, — снова сказала Тилли.
Сама услышала, что уверенности в голосе поубавилось.
Она сняла деньги в банкомате, он ей выдал двадцатки. В кошельке ничего больше не было, она ведь поэтому и дала девушке двадцать фунтов. За спиной уже заворчала очередь, кто-то рявкнул: «Давай шевелись!» Казалось бы, столько лет играет, могла бы научиться входить в роль, — в конце концов, в чужой шкуре ей удобнее всего. Властный, внушительный персонаж, леди Брэкнелл, леди Макбет, сообразила бы, как поступить с девушкой за стойкой, но, поискав, Тилли внутри обнаружила только себя.
Девушка смотрела сквозь нее, будто Тилли никто, пустое место. Невидимка.
— Вы просто воровка, — внезапно произнес голос Тилли. Слишком пронзительно. — Обычная воровка.
— Отвали, корова старая, — ответила девушка, — а то охрану позову.
Чтобы выехать с многоэтажной парковки, понадобятся деньги. Куда же это она подевала кошелек? Тилли порылась в сумке. Нету кошелька. Еще раз проверила. Все равно нету. Полно разной ерунды, которой в сумке совсем не место. В последнее время Тилли замечала, что там стали возникать всякие вещи — брелоки, карандашные точилки, ножи и вилки, подставки под бокалы. Откуда взялись — непонятно. Вчера нашла чашку с блюдцем!Многовато посуды, — видимо, она собирает сервиз. «Клептомания одолела, Тилли?» — засмеялся Винс Балкер на днях в столовой. «В каком смысле, милый?» — спросила она. На самом деле его зовут не Винс. На самом деле его зовут… хм.
У матери над очагом висели каминные приборы и хлебная вилка с длинной ручкой. Она вечно эти приборы натирала. Терла что ни попадя. Отец любил, чтоб было чисто, — они бы с Саскией поладили. На ручке у вилки были три мудрые обезьяны. Не вижу зла.Дома-то зло на каждом шагу. Тилли, бывало, сидела у огня, булочки поджаривала, а мать намазывала их маслом. Булочки нацеплялись на эту вилку. Отец однажды вилкой запустил в мать. Как копьем. Застряла у матери в ноге. Мать взвыла, как животное. Нищее, голое, развильчатое существо [40].
Тилли вывалила содержимое сумки на сиденье. Загадочная столовая ложка и чипсы с луком и сыром. Она их не покупала, она не любит чипсы, как они тут оказались? Кошелька нет. Сердце стиснул страх. Куда делся кошелек? В газетном киоске еще был. Может, эта ужасная девица забрала — но как? И что теперь делать? На этой парковке она как в капкане. В капкане! Позвонить кому-нибудь? Кому? Без толку звонить лондонским знакомым, чем они тут помогут? Эта милая девочка, помощница продюсера, она еще записала Тилли к оптику, — как же ее звали? Тилли поразмыслила — ноль. Индийское имя — сложнее вспомнить. Она повторила алфавит — А-Б-Г-В-Д, нередко помогало завести память. Еще раз повторила алфавит — опять ноль. Мозги у Тилли были да сплыли.
Может, она чересчур возбудимая. Так о ней в детстве говорили. Семейный врач прописал препарат железа — густую зеленую слизь, от которой Тилли тошнило, хотя, конечно, не сравнится с касторовым маслом или инжирным сиропом, гос-споди, чего только не запихивали в несчастных малолетних страдальцев. Возбудимая — не то слово. Артистический темперамент — так Тилли больше нравилось. Можно подумать, это лечится препаратом железа.
Подумай о другом, тогда вспомнишь. Хочется верить. Она заглянула в зеркало заднего вида, поправила парик. Ты подумай, до чего дошло. Правда, парик отличный, от одного из лучших мастеров, стоил целое состояние. Никто и не догадается. Ее он молодит (ну, надеяться не запретишь), не сравнится с ужасной драной кошкой, которую носит на голове мать Винса Балкера. Все равно что металлическая мочалка для посуды. Тилли не совсем облысела — не как мать в этом возрасте (как бильярдный шар), просто на макушке плешь. Нет ничего смехотворнее лысой женщины.
Падма! Вот как ее зовут! Ну конечно. Тилли нащупала телефон — с мобильными у нее отношения не складывались; кнопочки слишком маленькие. Она нацепила очки и поглядела на аппарат. Не те очки — нужны те, которые для чтения, но, найдя их, она сообразила, что не помнит, как пользоваться телефоном, — ни малейшего представления. Она сняла очки, посмотрела в окно на соседние машины. Все в тумане. Где это она? Да поди пойми.
Она отложила телефон на сиденье. Дыши, Матильда.Посмотрела на свои руки — руки лежали на коленях. А теперь что?
Если потерялась, нужна карта. У Ариадны была нить, у Тилли — «Лидс от А до Я» из газетного киоска. Ей как-то удалось выбраться с парковки и вернуться в торговый центр. А там ужас как светло — ярче солнца. Электричество гудит прямо в костях, честное слово. Голос матери Тилли объявил по громкой связи: «Если вы потерялись, обратитесь к сотруднику полиции». Тилли занервничала. Видимо, она свихнулась: шестьдесят лет прошло с тех пор, как мать в последний раз так Тилли наставляла, не говоря уж о том, что мать тридцать лет как умерла, и даже будь она жива, крайне маловероятно, чтоб она зачитывала объявления по громкой связи торгового центра в Лидсе.
